Быть

Мала опустила гребень на стол и так же тихо ответила:

— В нашей жизни было разное. Было и время, когда не на что было купить дров и хлеба. Но было и другое время, когда в доме был достаток, а мы и горя не знали. — Гребень вновь принялся боронить чуть вьющиеся пряди. — Жизнь она долгая, и порой переменчивая. Да, двадцать лет назад, когда не стало папы и братьев, закончилось и счастье в нашем доме. Но ещё через несколько лет ты подарила, вернула нам долгие годы спокойной и счастливой жизни. Так случилось, что и на твою долю выпали трудности. Они закончатся. Вот выучишься, расширишь дар, а там и об остальном позаботиться можно будет.

— Когда мама… тогда ты сказала, что сделаешь из меня княжину, а не княжну или княжницу. Помнишь? И наш клан станет самым сильным, что отец будет локти кусать, что и посватать к нам никого не сможет! Мы правда сможем такое сделать? Осилим?

— Жизнь длинная, у нас ещё почти три столетия впереди. Иди, отдохни. Ты ведь уже сидишь еле-еле, ещё немного тут и уснёшь.

Ясна закусила губу, но кивнула и пошла укладываться. Девушка расстелила на лавке тонкий матрасик, завернулась в одеяло и мгновенно уснула, даже не ворочаясь, устраиваясь поудобнее. А Мала задумчиво смотрела на сестру и заплетала косу. Лучина догорела, погасла, окунув на мгновение горницу в темноту, но стоило глазам привыкнуть, как за окнами стал заметен слабый свет — вестник рассвета.

Волховица не стала зажигать новой лучины, она усмехнулась и выпустила шарик огонька, оставила его висеть перед собой. Сосредоточилась. Было трудно, после спешки на выручку сестре, а потом ещё и случившегося на поляне у лесной избушки, и дорога назад под покровом отведения глаз. Мала устала не меньше сестры, перенапрягла свою волю и дар, и теперь ей даже светлячок давался с немаленьким усилием. Девушка попробовала изменить шарик даже не в бабочку или птичку, а хотя бы в баранку, но не смогла. Как не получилось это у неё ни полгода назад, ни три года, ни пять лет. Она знала в чём была разница между нею и тем, кто когда-то показал ей такую небывалицу, как зверята величиною в полвершка. Она оставалась внутри первой сферы, а он тогда уже пробился во вторую. И одним днём всё, все его умения и ухватки работы с силой изменились.

Ей тоже хотелось научиться такому! А для этого надо-то всего лишь рискнуть немного и отправиться в Перерождающийся мир разок. Но…

Это но сейчас спала и во сне хмурила бровки. Почти взрослая уже, но для Малы, как и для Деи, Ясна навсегда останется ребёнком. Той девочкой, которая в день середины лета бегала босая и чуть ли не в одной сорочке и плела всем венки. Ей тогда ещё только седьмой год пошел. А до этого Мала помнила и сколько усилий они с матерью положили, пока малышку читать выучили. И ещё раньше как совсем крошечную девочку она перепелёнывала и качала в колыбели. Яснушка, сестрёнка.

Мала доплела волосы, подошла к сестре, присела перед ней, легко погладила её по щеке и умиротворённо улыбнулась. Выпрямилась, погасила огонёк и тоже отправилась спать. Надо вздремнуть хоть немного, а то соседи и вправду уверуют, что в этом доме кто-то серьёзно заболел.

Глава 22 (16+!!!)

Снег всё скроет, да по весне растает.

(Народная мудрость)

От автора: в главе есть сцена, которую нежелательно читать беременным и слабонервным, а так же которая может шокировать мужчин. Там просто некоторая жесть. Так что, если не готовы, или пропустите главу, или пропустите весь фрагмент в бане.

После похищения в возвращения девушки только один день просидели дома, сказавшись больными. А потом, казалось, всё пошло по-прежнему, разве что Мала начала брать чуть больше работы, а Ясна стала меньше улыбаться. Но кто такое заметит? А недели летели за неделями, и осень сменилась на зиму, снежную и кусающую мокрыми ветрами. Да и зима уже шла к своему концу.

В Ветрище были широкие улицы и дома стояли поодаль друг от друга, как и подобает в городе. Ведь что ни год, так дом-другой сгорит, и хорошо если огонь на всю улицу не перекинется! Особенно много пожаров зимой, когда люди топят печи не в установленные часы, а день и ночь. И дым из труб быстро превращает ослепительный белый снег в серую грязь. Улицы зарастали сугробами и превращались в тропинки, пока соседи не договорятся и не выйдут разом с лопатами, расчистят на ширину саней и успокоятся до следующего снегопада. И во дворах та же беда — грязный снег набрасывали кучами кто к забору, кто на огородик, если таковой держал. А над всем этим дули ветра, хлёсткие и пробирающие даже сквозь меха. И не важно им, встал лёд на озере или нет, всё равно будет колоть пригоршнями пороши.

Дом сестёр жил так же, как и остальные, разве что в нём было чуть холоднее — днём, когда обе хозяюшки уходили, печь никто не подкармливал дровами. И как ни запирай сени, а тепло уходило сквозь казавшиеся добротными стены. Но как показали холода, между брёвнами много лет никто не подновлял ни мох, ни кудели, и появились щели. Их не было видно осенью, но теперь за пол дня изба выстуживалась, если не подкармливать печку постоянно.

В этот день Ясна прибежала из гильдии лекарей радостная и сияющая, словно отполированные бронзовые околеца. Она даже забыла обмести свой потёртый тулуп непонятного меха и стряхнуть с шерстяного платка снег, так и ввалилась в горницу, едва скинув в сенях валенки. Снег тут же начал оплывать и скатываться в капельки воды, всерьёз собираясь основательно промочить одежду.

— Сестрёнка! Смотри, смотри! — Ясна высыпала на стол пяток медных монет. — Наставники дозволили мне самой лечить! Вот, мне даже денежку в благодарность дали! Правда больше половины наставник забрал, часть себе, часть для гильдии, — девушка осеклась, принюхалась и расплылась в широкой улыбке. — Ты уху варишь?

— Умница! — улыбнулась, уворачиваясь от объятий сестры Мала. — Ты это заслужила. Только лучше одёжу устрой сушиться, а то завтра не выйти в ней будет. А я пока соберу на стол. Как раз сегодня хотела тебя побаловать и пирог поставила.

Ясна засмеялась и, наконец, разделась. Она выбежала в сени, стряхнула растаявший снег и, вернувшись в тепло, повесила тулуп и платок на распорки возле печи. Погрела немного озябшие руки и ушла в угол у двери умываться. Мала тем временем замела оставшееся безобразие и выставила на стол горшок с наваристой ухой, хлеб и ещё завёрнутый в рушник пирог.

— Садись, кушай, — Мала улыбнулась, протягивая сестре ложку. — Опять же, как ушла, так никто и не покормил.

— Зато полечить дали. Там хворя-то был, не чета тому, с которым у купца столкнулись. Я как вспомню, так и не верю, что мы с тобою справились с ним. А этот маленький, слабенький.

Ясна прервала рассказ и с жадностью принялась есть, нетерпеливо дуя на варево в ложке и всё равно обжигая губы.

— Да ты не спеши так, кушай спокойно. Тут и на добавку хватит, — Мала села, но вновь положила свою ложку на стол и ушла к сумкам, в которых они до сих пор хранили вещи. Вернулась обратно с нарядной небольшой калитой с оберегом на завязках. — Вот, подарок от меня. Чтобы монетки в нём не переводились.

Ясна с трудом прожевала только что откушенный кусок хлеба и радостно приняла подарок. Она рассматривала его, даже забыв о еде, водила пальцем по хитрой вышивке, плетёной петельке, чтоб к поясу подвешивать, и даже колупнула ногтём бронзовую лапку с полукольцом, сквозь которое были продёрнуты завязки. Мала наблюдала за сестрой и видела, как та радуется, не меньше, чем своему первому заработку. А другой благодарности ей и не надо. Младшая тем временем ссыпала монетки в калиту, затянула шнур и задумалась.

— Я хотела завтра на эти деньги пряников накупить и яблок. Но сейчас подумала… может пусть лежат? Я потом к ним ещё заработаю. Но вдруг потом они нужнее будут?

Мала лишь улыбнулась и кивнула:

— Так и будет. И пусть до них никогда нужда не дойдёт. Ты кушай уху, кушай. От тебя же скоро одни кости останутся. А потом пирог, с сушеной малиной.

С того дня девушкам стало полегче жить. Теперь гильдия лекарей и знахарей всё чаще дозволяла Ясне лечить людей, хоть и под присмотром наставников. А за работу девушке хоть помаленьку, но платили. И самое главное — она не переставала собирать и копировать все книги, какие сочла полезными, перенимать от учителей всё, что они могли дать. И не забывать развивать свой дар. В волховском деле больше не было больших прорывов, подобных осеннему, но Мала всё равно была довольна успехами сестры.