Цена светлой крови
Шрифт:
Глава 9
Ледяные Земли.
Джумин очнулся. Собственно, он уже не ощущал себя Джумином Поло, сыном Катри Джумы и братом Никлеса; он был, как все пятьсот без малого лет, Дженнаком Одиссарским, Великим Сахемом, увенчанным белыми перьями. Но оставалось в нем что-то от Джумина, хотя жизнь этого воплощения была совсем короткой, если сравнить ее с жизнями Тэба-тенгри, Та-Кема, Джена Джакарры и прочих ипостасей, которые он принимал в те или иные времена. Каждая жизнь была по-своему примечательной, дарившей нечто новое, и каждая нзменялаего - понемногу, мгновение за мгновением, год за годом. В обличье Теба-тенгри
Не открывая глаз, он вновь представил себя Джумином и понял, что что пришло к нему. Взгляд со стороны! Искусство отрешаться от собственной сущности! Человек огромного могущества, герой и полководец, повелитель народов и стран, владыка над землями и богатствами, ясновидец, способный погрузиться в иные времена и измерения, должен уметь и другое. Должен, став обычным жителем планеты, соразмерять свои деяния с миром людей, не столь великих и безупречных, не стремящихся к подвигам и озабоченных своими радостями и горестями - возможно, мелкими, но ведь великое тоже складывается из мелочей. Похоже, Джумипу это удавалось - возможно, потому, что был он человеком без прошлого и о своем могуществе не ведал.
Веки Дженнака приподнялись. Он лежал не в камере, ставшей уже привычной, а на узких длинных санях, что стояли на снегу. Снег окружал его со всех сторон, снег впереди и сзади, слева н справа, снег наверху, но это его не удивило: он сразу понял, что находится в убежище из снежных комьев, какие делают жители Сайберна и Ледяных Земель. Услышав тихое ворчание собак и звонкий голос женщины, он догадался, как и с кем покинул Тайранту и даже разглядел ее в далеком далеке - руины, сгоревшие строения, огромная воронка после взрыва топлива... Он снова был Дженнаком, сыном Джеданны, светлорожденным кинну, прозревающим то, что не видят другие.
Сбросив меховую полость, он сел, склонил голову к плечу н прислушался., Голос Айчени, голос Невары... другие голоса - Логр, Ират, Рикар и Амус... Еще двое - эти из местных, но не туванну, а, судя по произношению, Сыновья Зимы... Обсуждают, куда направиться и как укрыться от воздушных патрулей... Выходит, не успокоились тайонельцы!
Убежище, слепленное из снега, походило на конус с округлой вершиной. Внизу был лаз, сквозь который виднелись сугробы с укрытыми под ними нартами, лежавшие рядом псы, стена еще одной хижины из снега и серое небо с негреющим солнцем. Середина дня, подумал Джениак; остановились, чтобы поесть, накормить собак и дождаться темноты. Едут на юг, к лесу и стойбищам лесного народа. Зря! Или Невара придумал что-то другое?
Он слушал, стараясь уловить голос Айчени, но она внезапно замолчала. Уже знает, понял Джениак, и тихо позвал:
– Чени! Чакчан!
Теперь смолкли другие голоса, но тут же раздался скрип снега под торопливыми шагами, шуршание меховых одежд и визг собаки - кто-то отдавил ей лапу или наступил на хвост. Затем он услышал возглас Чени:
– Нет! Нет, во имя Шестерых! Я войду к нему одна!
Она ворвалась как ураган и опрокинула Дженнака в нарты. Он не двигался, лежал, закрыв глаза, чувствуя на веках, на щеках и на своих губах ее губы, вдыхая запах ее кожи и волос, такой знакомый, сладкий и терпкий одновременно. Она что-то говорила, но Дженнак, всеведающий кинну, будто оглох или разучился понимать все языки и все слова - все, кроме ее имени. Его он шептал, вспоминая Цолан, где ее встретил, вспоминая Роскву, Сериди, Хапай, лес Сайберна и другие места, где ее любил, и только о Шанхо страшился он думать, ибо там она его покинула. Не было снежного жилища и ледяной пустыни с холодным серым небом, не было Великой Пустоты и звезд -
тех, что пылали со дня сотворения Вселенной, и тех Безымянных, что отыскал Цонкиди-ако; не было богов и Священного Ветра, который их принес, и людей тоже не было. Была Айчени, его чакчан.Наконец до Дженнака дошло, что она тоже повторяет его имя. Он погладил ее волосы и произнес:
– Я снова Джен. Я вернулся.
– И помнишь все?
– Даже то, что хотел бы забыть. Я помню все ясно и отчетливо, будто бы это случилось вчера. Я вспоминаю, чакчан, и снова горюю и радуюсь. Радуюсь, когда вижу твое лицо. Горюю, когда приходят ко мне те, кого уже нет, чьи жизни давно завершились. Но я их помню. Память мира здесь... — Он коснулся лба, а после показал на небо и добавил: - Здесь и там.
– Там? В Великой Пустоте?
– Да, милая. Там кружат шесть искусственных звезд, смотрят на нас и все запоминают — наши лица, наши деяния, наши слова... Но об этом после. Мы не виделись столько времени, столько лет! Но я спал, а ты прожила эти годы от первого до последнего... Как?
– Не очень хорошо, - сказала Чени, вытирая ладошкой глаза.
– Сорок пять лет... Должно быть, боги послали мне их в наказание - за то, что я тебя покинула... Я испугалась и слишком поспешила... Моя вина!
– Боги никого не наказывают, и ты это знаешь, - произнес Дженнак.
– Боги лишь советуют - боги или, скорее, наши чувства и разум. Возможно, я тоже поспешил... Я был в отчаянии, милая, и знал, куда оно ведет - ведь мне пришлось пережить смерть Джемина...
Обнявшись, они сидели в санях и молчали. Потом Айчени шепнула:
– Что это было, Джен? С тобой и со мной?
– Болезнь кинну. Она случается в том возрасте, когда умирают наши светлорожденные родичи - в сто двадцать лет или в сто пятьдесят... Болезнь может вернуться - ее провоцируют горести и вызванный ими страх. Со мной это было, чакчан, было после смерти сына... я тебе рассказывал... В тот раз аххаль Чиграда меня исцелил - Чиграда из святилища Глас Грома... Но когда ты исчезла, я не хотел избавляться от своего недуга, я жаждал смерти. А вместо этого заснул на много лет! Такое возможно - я помню предупреждение Чиграды... Больного, не способного умереть, лечит сон... сон и долгое беспамятство...
Но что произошло с тобой, моя чакчан?
Айчени вздрогнула в его объятиях.
– Мне казалось, что я умираю. Умираю медленно, неотвратимо... Джен, милый, это было так страшно! Я уехала в Сериди, купила дом в горах, затворилась в нем и каждый день смотрела в зеркало... там висело большое зеркало в опочивальне... Прошел Месяц Покоя, потом Месяц Дождя, мне становилось все хуже - слабость, головные боли, - но других признаков я не замечала. Никаких внешних изменений... В Месяц Долгих Ночей мой хоган засыпало снегом, и я решила, что не переживу этой зимы. Но наступил Месяц Ветров, а за ним - Месяц Бурь, снега растаяли, но я не умерла. Даже совсем не изменилась! Недуг начал отступать. Эго длилось долго, почти год, и в какой-то из дней я поняла, что со мной происходит иное, чем с другими светлорожденными... Но что? Я пыталась связаться с тобой, но ты исчез...
– Кто же знал, что ты кинну, - со вздохом промолвил Дженнак.
– Кто же знал, дорогая... В Храме Глас Грома есть архив, где собрано все, что известно о кинну - все, со дня пришествия богов. Не встречались среди них женщины, никогда не встречались, лишь ты родилась такой мне на счастье... Теперь я знаю больше, чем аххали Храма. Тебя ведь в юности не мучили непонятные и страшные видения? Нет, ты бы сказала... А у меня они были и у Невары тоже... он их так боялся, что пришел в святилище и попросил от них избавить. И нет у тебя дара видеть скрытое и прозревать далекое... Ведь нет, чакчан?
– Нет, - подтвердила Чени с улыбкой.
– Значит, у женщин это бывает иначе, чем у мужчин. Что ж удивляться! Мы ведь такие разные... Я многое могу, что тебе недоступно, но ты...
Он замолчал, однако Чени прижалась щекой к его щеке и прошептала:
– А я? Я?
– Ты делаешь меня счастливым. Ты приносишь радость, и это твой дар, дар кинну и дар женщины. Он дороже всего, что умеем мы с Неварой и твой прапрадед Че Чантар. Разве не так?
Снова наступила тишина. Потом Айчени промолвила: