День последний

— Да, чуть не забыл! Войхна велел сказать тебе, чтоб ты не ждал Нистора с ребятами. Они еще вчера в стан вернулись.

— Вернулись? — разинул рот Райко и ударил себя по бедрам.

«Черт бы п обрал и меня и в и но, а больше всего эту змею Ралуку! — подумал он. — Почуяла, что у меня деньги, и ну подольщаться. А человек слаб, известное дел о!»

— И Момчил тоже? — спросил он Кали на.

— Воеводы еще не было, — отрицательно покачал головой К ал ин. переступив с ноги на н огу.

Райко немного успокоился. В это время конь его, щипавший сочную траву, поднял голову и заржал. С того берега ему ответило другое дружественное ржанье, и вскоре из тени вышел, ковыляя, стреноженный конь.

— Моя лошадка, — промолвил Калин и подманил коня, показав ему пук наскоро сорванной высокой травы.

Но обоим коням вскоре откликнулся — уже слабее, издал и — третий. На этот раз из лесу.

— Это Моско, — лениво промолвил Калин и поглядел в ту сто рону.

— Моско? Значит, ты не один? — удивился Райко, тоже устремив взгляд на противоположный берег, где уже чернела фигура всадника.

Скоро последний остановился у моста и, всмотревшись в обоих хусар, промолвил:

— Здравствуй, Райко!

— Здравствуй, здравствуй. А как ты узнал, что я на - мосту? — полюбопытствовал Райко.

— Я услыхал твой хусарский свист с грушевым листом и по направлению догадалСЯ, что ты сюда едешь.

— Молодец, Моско! Вот это хусар — не то что ты, Калин. Т ебе бы только носом клевать. Как старух а какая...—громко промолвил Райко. — Ну, братцы, поехали!

Все трое, сев на коней, двинулись по течению реки. Райко и Моско впереди, Калин в нескольких шагах сзади. Вскоре Райко обратился к Моско с вопросом:

— Расскажи мне, что было в стане с тех пор, как Момчил поехал к Кантакузену, а я на Ширине. Ах, опягь забыл! .. —хлопнул он себя по лбу.

— Что такое? Что ты забыл? — спросил Моско.

Р ай ко с сердцем отмахнулся:

— Ничего. Расскажи, о чем я спра ш ив а ю.

— Коли хочешь знать, расскажу, — степенн'1, не спеша начал Мос ко. — Там все в порядке. Дичи пропасть; вина маловато, но сладкое. Мы пили, копья в кольцо метали, скачки устраивали, — все как по.п.агается. Случались ссоры и драки, но как все вино выпили, так и наши и сер бы поутихли.

— Кто же с кем ссорился? — спросил Райко, снова повеселев.

— В о йхна с сербом Сазданом. Все из-за той битвы при Велбужде, когда сербы царя Михаила-Шишмана у били '• «Не разбредись на ш и по селам за харчами и сеном, вам нас нипочем не одолеть бы», — сказал Войхна. Серб тоже за словом в карман не полезет. Ну и подрались; шишек друг другу насажали; три дня вол ко м друг на друга смотрели.

— Дурни! — в ос клик нул Райко. — Нашли из-за чего ссориться. Момчил их для братства и побратимства собрал, а они царей и царства никак не поделят. Жаль, меня не было. Я бы им показал.

Райко так рассердился, что хлестнул коня, и тот по -мчался вниз по склону; Моско и Калин поскакали за ним.

— А больше в стан никто не приходил? — спросил Райко, немного поостыв и переводя кон я снова на ш а г.

— Три дня тому назад приехала еще дружина сербов. Привел ее какой -то Раденко из Милопусты. Прослышали, ⁴² что Момчил бедных да измученных людей собирает, и пришли.

— Добро пожаловать! А что слышно насчет Душана? Что этот король думает теперь делать, раз Кантакузен из Сербии бежал? — продолжал свои расспросы Райко.

— Костры в стане развели, — сказал Моско, указывая рукой вперед.

Множество костров было сосредоточено на небольшом пространстве. Они горели так ярко, что, казалось, можно было уловить треск сухих веток и шипенье головней. На черном фоне леса пламя их казалось еще светлей и красивее.

— Будто Душан послал деспота ⁴² Иваниша к царю Александру. Предлагает ему вместе ударить на Канта-кузена. Об этом всюду от Скопле до Струмицы говорят,— помолчав, ответил Моско. — Ежели правда, так будет работа, — прибавил он, понизив голос.

Племянник Момчила свистнул сквозь зубы.

— Какая там работа! Пускай цари с королями голову друг другу разбивают. Нам что до этого?

— Э-э, Райко, — добродушно засмеялся Моско, — мы не так-то просты. Воевода зря к Кантакузену не поехал бы. И зачем он собрал в Родопах, у Белой воды всех нас, болгар и сербов, почти две тысячи душ?

Райко, наклонившись к Моско, ударил его своей огромной ладонью по плечу.

— А ты как думаешь: зачем он собрал этих беглых отроков и париков? Ну-ка, отгадай! — промолвил он, хитро подмигивая.

— В помощь Кантакузену.

— Так, Кантакузену. А нам какая от этого польза?

— Польза есть, сам знаешь. Два-три года будем есть-пить.

— И черных орлов на красных сапогах Кантакузено-вых целовать — так, что ли?

Моско замолчал, опустив голову.

— Выходит, так, — наконец промолвил он. — Что поделаешь?

Райко выпятил грудь и вскинул свою большую голову.

— Ты, может, будешь, а Момчил нет, так и знай. Зачем было тогда из Сербии уходить? Ну, приехали! ⁴³

Путь еще не был окончен, но Райко, чувствуя тяжесть на сердце, говорил только для того, чтобы скоротать время.

Дальше он ехал молча, сгорбившись на своем костлявом коне. Тонкая пелена пыли, вздымаемая конскими копытами, стелилась позади всадников, покрывая их следы; а Калину, на которого пыль опускалась сверху, она, при взгляде на яркую луну, казалась тучей, плывущей прямо по небу. Равномерный стук копыт по дороге разносился в ночной тишине, пробуждая глухое эхо. Огни стана пылали все ярче, распадаясь на группы; казалось, что лес зажжен со всех концов и огонь, взметнувшись вверх, вот-вот закоптит кроткую белую луну. В одном месте кони зашлепали по воде, и холодные брызги освежили всадников. За рекой, на расстоянии брошенного камня, горел костер. Несколько черных теней двигалось около огня. Там чем-то стучали, словно отбивали косы.

— Стой! Кто идет? — раздался оттуда оклик, и посреди дороги встал человек с направленным вперед копьем в руках.

Райко, не отвечая, продолжал свой путь. Луна наверху и веселый огонь впереди освещали его круглую, дородную фигуру.

— Райко! — воскликнул караульный, узнав его, и убрал копье.

Прибежавшие от костра хусары окружили прибывших. Другие только подняли голову. Один размешивал содержимое котла, поставленного прямо на головни, двое точили свои мечи о каменный брус и отбивали их. Лица были все новые, незнакомые. Только караульный принадлежал к старым Момчиловым хусарам: это был Твердко.