Desiderata. Созвездие судеб

– Ну бес с ним, с отцом Драйзером нашим… -меж тем говорил он. – У нас, Бальзак, знаешь, вся семейка в любви бесталанная. Слыхал, быть может: не везет, дескать, в любви – повезет в картах? Вот это самое оно и есть. Хоть с чертом на душу играй – выиграешь, а как до сердечных дел дойдет – пиши, пропало, отыграется нечистый. Ох, прости, духовный брат, – спохватился вдруг Юлий, – что я при тебе об эдаких материях…

– Нет-нет, что вы!.. – пискнул Достий, понимая, что молчать будет еще хуже. Юлий ему улыбнулся, и это придало сил – по крайней мере, он не выражал неудовольствия. Взгляд де Ламберта соскользнул с лица молодого человека и остановился на руках, что Достий по привычке сложил на животе и сейчас невольно стискивал от волнения. Видно, Юлий знал, что люди не всегда выражают свои чувства лицом, руки – они порой красноречивее.

– Ежели вы желаете душу облегчить, поделившись, разве можно тому препятствовать? – добавил тем временем Достий.

– Верно, – с горячностью подтвердил собеседник. – Никак нельзя, грех это. Добрый ты будешь святой отец, духовный брат… Эх, в наш бы приход такого лет сорок назад – глядишь, и иначе бы все вышло. Хороший пастор – опора всем и каждому, во всяком деле советом поможет, и утешит, и предостережет. Вот хоть от неразумных союзов. Папенька мой, видишь ли, женился поздно. Выбрал из всей округи первейшую красавицу, ту еще, прости Господи, вертихвостку. Ей бы тут, в столице, по балам кататься, да угораздило родиться в наших краях. Разница в годах их была порядочная, но папенька мой был упрямец: уж если что решил – не бросит. Так с того и началось – старший мой братец с придурью родился. С головой-то у него все хорошо, даже, пожалуй, слишком – в науку подался, желает открытия совершать. Поначалу на чердаке устроил себе «лабораторию», а как чуть до пожара не дошло – уехал, от греха подале. Так и колесит с тех пор по белу свету, если и подает о себе вестей каких – так телеграммой, дескать, нужно мне пару тысяченок на новые колбы… Может, это и хорошо, что кроме колб ему больше ничего на свете не мило – не то мучился бы, как вся наша семейка. Про сестрицу ты уж наслышан – сохла она сохла, да принцу до ее тоски дела было чуть. Так по сей день и ходит в девках, так, пожалуй, в них и помрет…

– А вы что же? – спросил, поневоле заинтересовываясь, Достий.

– А что я, – развел руками собеседник. – Вон, Бальзака можешь спросить: со мной никто не задерживается, убегают, как вода сквозь пальцы.

– А ты бы ради разнообразия хоть одну да замуж позвал, – с каменным лицом заметал Советник. – Думаю, это снизило бы текучесть кадров.

– Ох ты забавник!.. Думаешь, девкам этим свадьбу надо?.. Нет, им другого подавай. Чтоб как в книжках все – чтоб их похищали, а герой спасал. А потом убил дракона и сложил к ногам голову… Глупые они, Бальзак. Воспитанные на глупостях.

И Юлий покачал расстроено головой, словно горько сетуя на такое обстоятельство.

– Давай лучше о чем-то более мажорном, – предложил он, – право слово. Дамы – это не твоя сильная сторона, Бальзак.

– Не могу сказать, что это меня печалит. Что ж, как дела на твоем заводе?

– Не могу пожаловаться. И дело интересное, и развернуться есть где. Воистину, большое тебе спасибо, что когда ты над этим делом раздумывал – припомнил старину Крысолова… – и он отвесил элегантный поклон, а Достий догадался, что Крысолов – это старое школьное прозвище. До чего, оказывается, охочи люди раздавать наименования себе подобным! Поначалу Достий думал, что это только в армии так, однако чем больше наблюдал, тем больше убеждался, что прозвища это будто бы неотделимая часть от человеческого общества. Даже у духовника было прозвание после его работы при кабинете министров – Придворная Метла. Не Бог весть какое лестное наименование, однако, приросло оно, кажется, намертво. Интересно, а как называли сотоварищи будущего Высочайшего Советника?..

– У тебя уже был некоторый опыт, – вернул его с небес на землю голос Бальзака. – К тому же, после ревизии Его Величества там мало кто вообще на месте удержался из управляющих.

– Удружил, говорю же. Я, духовный брат, на своей земле завод построил, – пустился в пояснения Юлий. – Жесть катать, проволоку тянуть, детали по формам отливать. Везде нынче железо требуется. Ну и вот прослышал про завод электрический, да и думаю – чем черт-то не шутит, напишу старому товарищу, скажу, мол, не нужен ли тебе человек в этом деле. А выходит так, что оказался нужен! Пока только мастеровых туда направил, а чуть погодя и сам наведаюсь.

Достий припомнил новый завод, который они с Бальзаком недавно – а кажется, сто лет назад! – посещали вдвоем. Так вот, оказывается, кто теперь там задает порядки – этот вот разговорчивый господин…

– Если дело будет развиваться подобным образом и далее, – заметил Советник тем часом, – вполне вероятно, вскоре тебя можно будет причислять к негоциантам.

– Тьфу!.. – неожиданно нахмурился Юлий. – Торгаши, только и умеют, что мошной тряхнуть… О, нет, приятель, коли хочешь быть принятым в хорошем доме, то нужны не только деньги, нужно имя. Капитал в обществе – хитрая вещь. Когда он унаследован – все прекрасно. А коли ты его заработал на продаже, или хуже того – каком-то производстве – ох, что тут начинается…

Что именно начинается – Достию узнать было не суждено, ибо прозвучал звонок к началу второго акта. Они распрощались со словоохотливым Юлием, и возвратились в королевскую ложу. Однако вторая часть представления, хоть и была ничуть не хуже первой, уже не увлекала Достия так сильно. Он не мог отделаться от размышлений о том, сколько, оказывается, людей могут быть замешаны в одной небольшой истории. Ему отчего-то все время казалось, что их маленькая группа сама по себе – а весь прочий свет сам по себе. Достий вырос в окружении людей простых и понятных, а сегодня столкнулся с совсем иным миром и люди его, этого мира, казались ему непостижимыми. Мысли эти очень долго не давали ему покоя.

Возвратились они очень поздно, совсем затемно – по пути у Достия даже глаза слипались, и он лишь усилием воли не позволял себе прикорнуть на пружинящем сидении, откинувшись на спинку – отчего-то казалось ему, что это будет по отношению к спутнику невежливым. Бальзак был молчалив – кажется, за этот вечер он исчерпал запас слов на ближайшие полгода.

Во дворце тоже уже было тихо. Однако, стоило им подняться в свое крыло и пройти несколько коридоров, как навстречу им из сумрака, будто призрак, выступил Наполеон. Схожесть лишь усиливалась от его белого мундира.

– Где вас черти носили? – поинтересовался он, однако в голосе не слышалось неодобрения – наоборот, в нем звучало веселье. Очевидно, монарх был в добром расположении духа.

– С вашего позволения, мой Император, мы были в опере.

– Гм?

– Леди Гамелин, мой Император. Открытие сезона.

– О-о, черт, я же обещал Максу… – лучезарный настрой Наполеона несколько померк. – Почему ты мне не напомнил?!

– Я внимательно изучил ваше расписание, и пришел к выводу, что ваши насущные дела важнее культурных мероприятий. Пусть и столь долгожданных.

– А что давали? «Замок Призраков»?

– «Веселого стрелка».

– Туда же обычно детишек водят… Это, считай, водевиль. Или… Погоди – или потому ты с собой Достия и повел, а? Признавайся, коварный! – Его Величество сделал шаг им навстречу, оказываясь вплотную. Впрочем, его Советник не стал артачиться и отступил на полшага, оставляя «поле боя» за агрессором.

– В вашей ложе должны были находиться люди, – заметил он ровно. – Чем больше – тем лучше. Однако, учитывая…

– Ох, все, довольно. Я уверен, ты заготовил целую речь. Давай ты продекламируешь ее в моей спальне? Если, конечно, сумеешь…

– Вы уверены, что декламация – это именно то, чего вы от меня хотите в своей спальне, мой Император? – невозмутимо поднял бровь Бальзак. Достий не сдержался и охнул тихонько, услышав такое заявление. Звук это привлек внимание Наполеона.

– Так, – произнес он. – А не поздновато ли для прогулок, брат Достий? Теодор из меня чуть душу не вытряс, все выяснить хотел, куда я вас услал. А я ни сном, ни духом. Ступай-ка, скажи ему, что вы с Балем успешно возвратились, и я тут даже ни при чем… Идем Баль. Да не туда…