Десять причин остаться с тобой

Она вздернула подбородок.

— Если вы желаете покоя, то должны меня отпустить. — Засунув руку в карман куртки, она вынула связку банкнот. — Если не хотите везти меня в Хонитон, то хотя наймите для меня мне лошадь.

Он разозлился. Эта идиотка рассчитывала в одиночестве пересечь Англию, имея в карманах целое состояние, когда в ее маскировку мог поверить лишь слепой. Еще она была достаточно безумной, чтобы шантажом вынудить его позволить ей это сделать. Что если она попытается совершить ту же глупость с беспринципным хозяином таверны или кучером? Ради всего святого! Почтовая карета окажется в Лондоне лишь через два дня, а за это время ее на нее с полдюжины раз нападут и ограбят!

Ладно, она не говорила, кто ее опекун, поэтому нужно ее так напугать, чтобы она рассказала. Пора было показать этой женщине, чем именно она рисковала.

— Вы только что грозились уничтожить мою репутацию. Вы что, думаете, я вас теперь отпущу? Вы не оставили мне иного выбора, кроме как держать вас взаперти до тех пор, пока вы не прикусите свой лживый язычок.

Это определенно привлекло ее внимание. Девушка заморгала, как кошка при свете свечи.

— Ч-что вы имеете в виду?

Он направился к ней.

— Я не могу позволить вам высказывать ложные обвинения или принудить меня к браку. Так каков ваш выбор? Несколько ночей на чердаке, пока вы не станете более сговорчивой от голода? Неделю в темнице? Мне говорили, что она тут есть, но и подвал вполне подойдет.

По крайней мере, у нее хватило здравого смысла отступить.

— Если вы пытаетесь сыграть злодея, это не работает, — заметила она с нервным смешком, но все же юркнула за массивный баручный диван. — Вы не стали бы никого запирать на чердаке. И вы не тот человек, чтобы грубо обращаться с женщиной.

— Откуда вы знаете? — спросил он, проходя мимо дивана.

— От Луизы я знаю все о ваших храбрых подвигах в Индии. — Она поспешно переместилась, чтобы убежать от него. — Слава героя, совершающего добрые дела, бежит впереди вас, и я не могу поверить, что вы запятнаете свою репутацию, причинив боль…

— Вы забываете, что никто не знает о том, что вы здесь. Ни ваш опекун, ни мои слуги. Я мог бы затащить вас в лес, пристрелить и закопать так, что никто вас не найдет. — Если это не напугает маленькую дурочку, ничто не сможет.

— Вы могли бы, — она окинула комнату взглядом, словно в поисках оружия, — но вы этого не сделаете.

— Почему это?

— Потому что для этого вам придется сначала меня поймать. — Схватив одну из диванных подушек, Элиза швырнула ее в графа и бросилась к двери за своей спиной.

Черт побери эту женщину! Саймон перемахнул через диван, схватил беглянку и повалил на пол. Задохнувшись от неожиданности, она не могла остановить его, когда он упал на нее, зажав под собой.

Впервые с тех пор, как он обнаружил девушку в конюшне, на ее лице отразилась настоящая паника.

— Слезьте с меня! — закричала она, пихая его в грудь.

— Видите, как это просто? Как быстро мужчина может одержать над вами верх?

— Если только я ему позволю, — прошипела она, подняв руки, чтобы расцарапать ему лицо. Однако он поймал их и тоже прижал к ковру.

— А теперь что? — спросил он, глядя на нее сверху вниз. — Вы в ловушке, признайте это.

Девушка боролась с ним, но ее до смешного легко было удерживать за запястья и зажимая ее бедра между своими, чтобы бунтарка не могла пошевелиться. Когда она перестала бороться понапрасну, он продолжил предостерегать ее: — Теперь вы понимаете, что я мог бы сделать с вами, если бы захотел? Я мог бы сорвать с вас одежду, а вы, черт побери, не смогли бы ничего сделать, чтобы меня остановить. Я мог бы обесчестить вас…

— О, ради Бога, вы даже хуже, чем персонаж готической пьесы. — Ее лицо выражало непокорность. — Если бы вы хотели меня обесчестить, то сделали бы это еще в конюшне в ту же секунду, как обнаружили, что я женщина.

Он не мог поверить своим ушам. Девчонка была прижата к полу и совершенно беспомощна, но вместо того, чтобы признать опасность, стала упрямиться еще сильнее. У нее даже хватило наглости насмехаться над ним!

— Это было бы мудрее, знаете ли. Не так грязно — не пришлось бы пачкать кровью мебель.

— Пачкать… — Он грязно выругался. — Клянусь, вы самая раздражающая девица из тех, что я когда-либо встречал! Вы что, не понимаете, в какой вы беде?

— Понимаю. Вот почему и не позволяю вам отвезти меня к опекуну. — Ее глаза засверкали. — Вы меня не убьете. Если вы не хотите рисковать, что я ложно обвиню вас, то тем более не захотите расследования убийства.

Господи, как далеко он должен зайти, чтобы запугать упрямицу и убедить сказать правду и выдать детали своего безумного плана? Видимо, гораздо дальше, чем он уже зашел.

— Вероятно, нет. Но вы не сможете мне помешать исполнить мое предыдущее обещание.

— Какое обещание?

— Снимать с вас понемногу одежду, пока вы мне не скажете, то, что я желаю знать.

Наконец-то он добился желаемой реакции. На ее лице мелькнула неуверенность, и она прикусила нижнюю губу. Прекрасную коралловую губку, достаточно полную, чтобы насладиться…

Он тихонько выругался. То, что она находилась под ним с разметавшимися пышными волосами, а его пах прижимался к ее мягкой плоти, начинало на него влиять. Ему лучше закончить это дело до того, как он потеряет контроль на собой. Обхватив ее запястья одной рукой, другой он коснулся позаимствованного ею жилета и с мрачным видом расстегнул одну пуговицу.

— Начнем отсюда.

— Прекратите, — прошептала она, когда он расстегнул следующую.

— Назовите мне имя вашего опекуна, — сказал он, остановившись.

Она безрассудно вскинула свой маленький подбородок.

— Питер, — елейно ответила она.

Он сразу ухватился за это имя.

— А фамилия?

— Памкин-Итер [2] . Он живет дальше по дороге в тыквенном домике со своей женой…

— Черт побери, это не шутка! Назовите мне его имя!

— Я не помню.

2

Поедатель тыкв.

Он с еще более суровым видом расстегнул еще одну пуговицу, потом еще одну.

Элиза посмотрела на него.

— Дайте подумать… Джек Какой-то. Джек Шпрот? Малыш Джек Рожок? Посмотрите в уголок, и увидите…

— Клянусь, что отправлю вас вовсе не в угол, если вы не назовете мне имя своего опекуна и где он живет, — предупредил он.

— Я не собираюсь говорить.

В его глазах мелькнула угроза, он расстегнул последние несколько пуговиц и потянулся к вороту ее рубашки.

— Вы так считаете, Элиза?