Дети белой богини
Шрифт:
– А того парня как звали? Который с Машей по ночам разговаривал?
– Не помню. Ты у Татьяны спроси. Я их, пока лежат, всех по именам помню, а потом никак. Знаю только, что с переломом к нам попал. Недолго он лежал, у нас такие не задерживаются. Но с Марией быстро снюхались.
Сторож опьянел и теперь не соображал, что женщина, о которой говорит, убита, а перед ним сидит ее несчастный муж. Завьялов же казнил себя: да неужели ошибся? Ревновал к Горанину, а там другое. Маше было двадцать пять лет. Молодая еще. Ему-то под сорок. Тихая, добрая, милая. Роман медсестры и симпатичного больного - событие рядовое.
– И все-таки, насчет того мужчины в черной куртке.
– Не. Не помню, - промычал сторож. – Бежал быстро.
– А куда бежал?
– Туда... К бедным...
– В Долину Бедных?
– А черт... Черт его знает.
– В руках у него что-нибудь было?
– Не. Точно. Не было.
– Да, может, он и не из больницы бежал?
– Может, и не... Не из... Больницы...
Федор теперь едва ворочал языком. Завьялов понял, толку не будет. Надо побеседовать с больными. С Розой и Лешей Митрофановым. И с дежурным врачом. Но почему Герман этого не делает? Показания со сторожа снял в то утро, когда нашли Машу. И все.
– Федор, тебя к следователю вызывали?
– спросил на всякий случай.
– Не. Что ты, что ты!
– замахал тот руками, потом тяжело опустился на лавку.
– Устал я... Ты Ирке скажи, здесь, мол, папа. Устал.
Завьялов вышел на улицу, и поежился от холода. Кто знает, сколько придется ждать автобуса? Не надо было ехать. О парне, с которым Маша шепталась о чем-то по ночам, мог узнать и из другого источника. Но что сделано, то сделано. Федор убийцу описать не может. И опознать тоже не сможет.
Проходя мимо дома, стукнул согнутым пальцем в окно. На пороге появилась хозяйка:
– Ну чего?
– Отец там, а бане. Лег.
– Что значит - лег? Вы пили, что ли?
– зло спросила женщина.
– Я не пью, - пожал он плечами.
– Да знаю я вас! Все вы не пьете! Шатаются здесь всякие! Ха! Агент он страховой! Алкаш! А я-то, дура, уши развесила!
– У вас ребенок плачет, — заметил он.
– Ты у меня тоже сейчас заплачешь! Я вот кобеля на тебя спущу! Агент!
Он заторопился к калитке. Женщина, ругаясь, скрылась в доме. Ребенок, действительно, надрывался в крике.
...На счастье, автобуса ждать пришлось недолго. Он был почти пустой, кондукторша, глянув в его удостоверение, тихонько вздохнула. И сказала:
– Я о вас читала. В газете. Что ж, так и не поймали его?
– Кого?
– Ну который в вас стрелял.
– Нет. Не поймали.
– Как же! Поймают они!
– разозлилась вдруг женщина.
– У-у-у! Сволочи!
– И неизвестно кому погрозила кулаком.
В дискуссию он вступать не стал. Политических митингов в общественном транспорте не выносил. Бессмысленно это, только душу травить. На Пятачке вышел и направился к своему дому. Визит в больницу решил отложить на завтра. Что ни говори, а бывать там, где убили Машу, не хотелось.
День второй
Ему не повезло. Михаил Сергеевич три дня назад уехал в областной центр, на семинар, а Леша Митрофанов и Роза уже выписались. Пришлось беседовать со старшей сестрой. Когда в больнице наступил тихий час, она согласилась уделить ему немного времени.
Елену Иванову он, честно сказать, недолюбливал. И Маша на старшую постоянно жаловалась. Есть, мол, у нее любимчики, которым все сходит с рук, — и опоздания, и прогулы, а с остальных спрашивает по всей строгости. К тому же грязнуля, больничное хозяйство должным образом не содержит. Тайком излишки спирта сбывает налево, да и сама выпивает с врачами. Выписываясь, каждый считает своим долгом отблагодарить медперсонал, коробки
конфет в шкафчике у старшей не переводятся, деревенские везут родственникам кто молочные продукты, кто мясо, кто домашнюю колбасу. Каждую неделю в кабинете у главврача застолье. Ни простых медсестер, ни санитарок, естественно, не зовут.А грязь потом за ними вывози. Именно из-за этого у Маши со старшей были трения, одно время жена даже собралась увольняться. Но куда деваться? Ездить в соседний город? Далеко, да и неудобно. Здесь-то работа под боком, в нескольких минутах ходьбы. И Маша терпела. Ждала перевода - знакомая пообещала место в роддоме. Не дождалась...
Он же, как всякий любящий муж, начальство жены видел ее глазами. Естественно, осуждал и заочно не любил, не разбираясь в том, где правда, а где ложь. Столкнувшись с Еленой Ивановной на рынке либо в магазине вежливо здоровался, но поспешно отводил глаза: чувств своих скрывать не умел. Но та была с ним ласкова - все-таки, сотрудник милиции. Хотя в N и считают Завьялова тихим и безобидным, но, как говорится, в тихом омуте черти водятся. О его дружбе с Гораниным весь город знает, а Горанин может все, везде у него схвачено. И Машу Елена Ивановна из больницы откровенно не выживала, несмотря на конфликт. Выходит, и здесь все прикрывала широкая спина Германа.
Теперь старшая сестра смотрела на него с прищуром, настороженно. Делить им больше было нечего, он так и сказал:
– Давайте забудем о конфликте, который был у вас с Машей. Все это пустяки. Стычки по работе, мелкие ссоры, подсиживания. Самое главное - жизнь. И здоровье. К сожалению, мы понимаем это слишком поздно. Когда теряем близких людей.
– Да-да, - поспешно кивнула Елена Ивановна. И добавила: - Надеюсь, вы понимаете, что я не... То есть к тому, что случилось, не имею ни малейшего отношения.
Она была женщина неглупая, потому как аферы с казенным спиртом проворачивала ловко, уже немолодая, но, что называется, в соку - яркая, энергичная. И полнота ее была здоровая, та, что радует глаз, а не наталкивает на мысль о нарушенном обмене веществ. Глаза цвета пожухшей осенней листвы, подведенные коричневым карандашом, медные волосы все в тяжелых, словно бы кованых завитках, на губах малиновая помада. Таких женщин мужчины вниманием не обходят, и он вдруг подумал, что не случайно старшая сестра организовывала в больнице застолья в конце каждой недели. А ведь она замужем,» мать двоих детей. Дети взрослые, но живут с ней, есть и внук. Однако домой в пятницу вечером Елена Ивановна не торопится.
Он думал о чем угодно: о старшей сестре, как о женщине, о ее любовнике, возможно, одном из врачей, о взрослых детях. Только не о том, что Машу убили в этом кабинете. Почему-то боялся об этом думать.
– Елена Ивановна, я хочу найти убийцу своей жены, - выговорил он с трудом. Ведь вот здесь, на этом полу, она и лежала. И кровь...
– А разве не милиция этим занимается? Насколько я знаю, следствие ведет ваш друг, Герман Георгиевич Горанин.
– Я решил ему по-дружески помочь.
– А Герман Георгиевич в курсе?
– подозрительно спросила старшая.
– Ну разумеется. Я ведь без протокола с вами беседую, но могу организовать визит в прокуратуру.
– Нет, нет, что вы!
– заволновалась Елена Ивановна.
– Зачем же!
Сплетен в городе N боялись все. Даже если человек не при чем, оговорить его проще простого. Вызовут Елену Ивановну в прокуратуру, и пойдет гулять по городу: Завьялова, мол, кое-что знала, вот старшая и подсуетилась. А тут еще и любовник. Как бы ни доверял муж, но когда весь город узнает, кто знает, до чего дойдет?