Дети белой богини
Шрифт:
– Пойдемте, - ласково сказал Завьялов. Она, наконец, сдвинулась с места и, дойдя вместе с ним до столовой, неловко протиснулась в дверь. В столовой шушукались повариха с посудомойкой. Косились на Германа, который раскладывал на одном из столов бумаги. Значит, допрос будет по всей форме.
– Присаживайтесь, - сказал Горанин санитарке.
Та робко примостилась на краешке стула, сложив на коленях тяжелые морщинистые руки. Он тоже присел за стол.
– Итак, фамилия, имя, отчество? Где проживаете?
– Да что ж я такого натворила,
– испуганно спросила санитарка.
– Герман Георгиевич, - сухо поправил Горанин.
– Это официальный допрос.
– Вы просто свидетель, — пояснил Александр. — По делу об убийстве моей жены, Марии Александровны Завьяловой. Не надо пугаться.
– Да я ж ничего не видала! Не видала, не слыхала, - зачастила санитарка.
– Меня ночью-то здесь и не было. Вот разве Федор что подскажет.
– Я вас спросил: фамилия, имя, отчество? Где проживаете? Паспорт у вас есть? Номер помните?
– сыпал Герман вопросы.
– Есть. Дома. Кто ж с документами на работу ездит? Меня здесь все знают. Хоть у Елены Ивановны спросите.
– Почему она должна помнить номер паспорта?
– раздраженно вмешался Завьялов.
– Но имя и фамилию помнит? Гражданочки, — обернулся Горанин к поварихе и посудомойке, вы бы оставили нас одних. Здесь милиция работает, если вы еще не поняли.
Переглянувшись, те выскочили из столовой. Герман приступил к допросу:
– Нас интересует Павел Павнов. Не так давно он лежал в вашей больнице. С переломом. Помните такого?
– Да как же мне всех их упомнить?
– в ужасе посмотрела на следователя баба Таня.
– Как он выглядит?
– спросил Герман Завьялова.
– Высокий, симпатичный. Шатен, глаза карие, губы узкие, нос длинный хрящеватый. Взгляд у него цепкий, пронзительный. Он часто беседовал с моей женой, пока лежал в больнице.
– Ах, Паша!
– сразу обрадовалась баба Таня.
– Машенькин кавалер!
– Вот-вот, - кивнул Герман.
– Расскажите, какие у них были отношения?
– Да ничего ж не было!
– перепугалась санитарка.
– Поговорят, поговорят, да и разойдутся: Машенька ведь замужем.
Александр нахмурился. Все сотрудники больницы говорят о Маше в настоящем времени. Словно бы она в отпуск ушла и через месяц вернется.
– О чем поговорят?
– настойчиво спросил Герман.
– Да откуда ж мне знать!
– всплеснула руками баба Таня.
– Как все, должно быть. За жизнь. У нас тут людям делать нечего, окромя как разговоры разговаривать. Уколы да разговоры - вот и вся их жизнь.
– Но почему именно моя жена?
– потерял тер-, пение Завьялов.
– Почему именно ее Павел Пав-нов выбрал для этих разговоров?
Баба Таня удивленно уставилась на него.
– Он устраивал ей сцены ревности?
– спросил Герман.
– Кричал на нее? И вообще, он какой? Грубый, вспыльчивый?
– Паша? Да что вы! Обходительный.
Завьялов вспомнил, как Павнов посылал проклятия вслед машине Германа. И сжимал кулаки. Ничего себе - обходительный!
–
Хорошо, - вздохнул Герман.– Говорят, он ходил к ней по ночам. Вы это видели?
– Не я, муж мой Федор. Один раз видел. И то не ночью это было, а вечером.
– Раз было однажды вечером, значит, могло быть и ночью, - заметил Герман.
– Кто ж их разберет!
– махнула рукой санитарка.
– Значит, я так и записываю: по ночам Павел Павнов неоднократно навещал медсестру Марию Завьялову, что и подтверждаю. Распишитесь.
– Постой, — сказал Завьялов, когда баба Таня склонилась над протоколом.
– Разве так можно?
– Нужно, - твердо заявил Герман, и под его взглядом санитарка послушно поставила роспись.
– Герман...
– Александр кашлянул, - Георгиевич. Может быть, нам не стоит спешить?
– Ты сам хотел побыстрее его найти. Я тоже хочу упрятать убийцу в тюрьму. Как можно скорее. Сам слышал, город напуган. Надо успокоить людей. Между прочим, это ты меня предупреждал, что Павнов опасен.
Он обернулся к бабе Тане:
– Гражданка, что еще можете сказать по делу?
– Да вы спрашивайте, может, чего и вспомню.
– Факт настойчивого ухаживания гражданина Павнова за гражданкой Завьяловой подтверждаете?
– Чего?
– Он ее домогался?
– Не было промеж них ничего, - покачала головой баба Таня.
– Вот именно, — кивнул Герман. — Не было, потому что она была против. Так?
– Да как сказать... То есть...
– Распишитесь.
– Что, еще?
– Да. И здесь, - показал Герман на листок, что-то там нацарапав.
Баба Таня, не читая, послушно расписалась под строчкой: «С моих слов записано верно».
– Ну вот и все, - весело сказал следователь Горанин, убирая в папку протокол.
– Осталось заполнить паспортные данные, и можно трясти этого Павнова.
– Давай отпустим женщину, - вздохнул Завьялов.
– Можете быть свободны, Татьяна...
– Герман заглянул в протокол, - Алексеевна.
Санитарка вскочила и чуть ли не бегом - к дверям.
– Да, тем двум скажите, пусть пока не заходят, - крикнул ей вслед Герман. И резко развернулся к Александру: - Что тебя не устраивает?
– Ты на нее давил.
– Разве?
– прищурился Горанин.
– А по-моему, она сама все сказала. И на суде подтвердит.
– Ого! Ты уже решил, что будет суд!
– Ну не отдать же тебе его на растерзание. Здесь, Зява, все прозрачно. Убийство из ревности. У нас в городе по-другому и быть не может.
– А машина? А костюм?
– Какой костюм?
– С манекена, — Завьялов повел плечом. Почему при воспоминании о костюме ему так не по себе?
– Брось, - отмахнулся Герман.
– Чепуха все это. Простое хулиганство. Сейчас заглянем к старшей сестре, заполним протокол, а потом пойдем ко мне. Рабочий день почти закончен, я специально так подгадал: чтобы из больницы - сразу домой. До черта надоела эта работа! Кстати, Валюша не звонила?