Дети белой богини

– Пойдемте, - ласково сказал Завьялов. Она, наконец, сдвинулась с места и, дойдя вместе с ним до столовой, неловко протиснулась в дверь. В столовой шушукались повариха с по­судомойкой. Косились на Германа, который рас­кладывал на одном из столов бумаги. Значит, доп­рос будет по всей форме.

– Присаживайтесь, - сказал Горанин санитарке.

Та робко примостилась на краешке стула, сло­жив на коленях тяжелые морщинистые руки. Он тоже присел за стол.

– Итак, фамилия, имя, отчество? Где прожи­ваете?

– Да что ж я такого натворила, милок?

– испу­ганно спросила санитарка.

– Герман Георгиевич, - сухо поправил Гора­нин.
– Это официальный допрос.

– Вы просто свидетель, — пояснил Александр. — По делу об убийстве моей жены, Марии Алек­сандровны Завьяловой. Не надо пугаться.

– Да я ж ничего не видала! Не видала, не слы­хала, - зачастила санитарка.
– Меня ночью-то здесь и не было. Вот разве Федор что подскажет.

– Я вас спросил: фамилия, имя, отчество? Где проживаете? Паспорт у вас есть? Номер помни­те?
– сыпал Герман вопросы.

– Есть. Дома. Кто ж с документами на работу ездит? Меня здесь все знают. Хоть у Елены Ива­новны спросите.

– Почему она должна помнить номер паспор­та?
– раздраженно вмешался Завьялов.

– Но имя и фамилию помнит? Гражданочки, — обернулся Горанин к поварихе и посудомойке, вы бы оставили нас одних. Здесь милиция рабо­тает, если вы еще не поняли.

Переглянувшись, те выскочили из столовой. Герман приступил к допросу:

– Нас интересует Павел Павнов. Не так давно он лежал в вашей больнице. С переломом. По­мните такого?

– Да как же мне всех их упомнить?
– в ужасе посмотрела на следователя баба Таня.

– Как он выглядит?
– спросил Герман Завья­лова.

– Высокий, симпатичный. Шатен, глаза карие, губы узкие, нос длинный хрящеватый. Взгляд у него цепкий, пронзительный. Он часто беседовал с моей женой, пока лежал в больнице.

– Ах, Паша!
– сразу обрадовалась баба Таня.
– Машенькин кавалер!

– Вот-вот, - кивнул Герман.
– Расскажите, ка­кие у них были отношения?

– Да ничего ж не было!
– перепугалась сани­тарка.
– Поговорят, поговорят, да и разойдутся: Машенька ведь замужем.

Александр нахмурился. Все сотрудники боль­ницы говорят о Маше в настоящем времени. Слов­но бы она в отпуск ушла и через месяц вернется.

– О чем поговорят?
– настойчиво спросил Гер­ман.

– Да откуда ж мне знать!
– всплеснула руками баба Таня.
– Как все, должно быть. За жизнь. У нас тут людям делать нечего, окромя как разгово­ры разговаривать. Уколы да разговоры - вот и вся их жизнь.

– Но почему именно моя жена?
– потерял тер-, пение Завьялов.
– Почему именно ее Павел Пав-нов выбрал для этих разговоров?

Баба Таня удивленно уставилась на него.

– Он устраивал ей сцены ревности?
– спро­сил Герман.
– Кричал на нее? И вообще, он ка­кой? Грубый, вспыльчивый?

– Паша? Да что вы! Обходительный.

Завьялов вспомнил, как Павнов посылал про­клятия вслед машине Германа. И сжимал кулаки. Ничего себе - обходительный!

– Хорошо, - вздохнул Герман.

– Говорят, он ходил к ней по ночам. Вы это видели?

– Не я, муж мой Федор. Один раз видел. И то не ночью это было, а вечером.

– Раз было однажды вечером, значит, могло быть и ночью, - заметил Герман.

– Кто ж их разберет!
– махнула рукой сани­тарка.

– Значит, я так и записываю: по ночам Павел Павнов неоднократно навещал медсестру Марию Завьялову, что и подтверждаю. Распишитесь.

– Постой, — сказал Завьялов, когда баба Таня склонилась над протоколом.
– Разве так можно?

– Нужно, - твердо заявил Герман, и под его взглядом санитарка послушно поставила рос­пись.

– Герман...
– Александр кашлянул, - Георгие­вич. Может быть, нам не стоит спешить?

– Ты сам хотел побыстрее его найти. Я тоже хочу упрятать убийцу в тюрьму. Как можно ско­рее. Сам слышал, город напуган. Надо успокоить людей. Между прочим, это ты меня предупреж­дал, что Павнов опасен.

Он обернулся к бабе Тане:

– Гражданка, что еще можете сказать по делу?

– Да вы спрашивайте, может, чего и вспомню.

– Факт настойчивого ухаживания граждани­на Павнова за гражданкой Завьяловой подтверж­даете?

– Чего?

– Он ее домогался?

– Не было промеж них ничего, - покачала го­ловой баба Таня.

– Вот именно, — кивнул Герман. — Не было, потому что она была против. Так?

– Да как сказать... То есть...

– Распишитесь.

– Что, еще?

– Да. И здесь, - показал Герман на листок, что-то там нацарапав.

Баба Таня, не читая, послушно расписалась под строчкой: «С моих слов записано верно».

– Ну вот и все, - весело сказал следователь Горанин, убирая в папку протокол.
– Осталось за­полнить паспортные данные, и можно трясти это­го Павнова.

– Давай отпустим женщину, - вздохнул Завь­ялов.

– Можете быть свободны, Татьяна...
– Герман заглянул в протокол, - Алексеевна.

Санитарка вскочила и чуть ли не бегом - к дверям.

– Да, тем двум скажите, пусть пока не захо­дят, - крикнул ей вслед Герман. И резко развер­нулся к Александру: - Что тебя не устраивает?

– Ты на нее давил.

– Разве?
– прищурился Горанин.
– А по-мое­му, она сама все сказала. И на суде подтвердит.

– Ого! Ты уже решил, что будет суд!

– Ну не отдать же тебе его на растерзание. Здесь, Зява, все прозрачно. Убийство из ревности. У нас в городе по-другому и быть не может.

– А машина? А костюм?

– Какой костюм?

– С манекена, — Завьялов повел плечом. Поче­му при воспоминании о костюме ему так не по себе?

– Брось, - отмахнулся Герман.
– Чепуха все это. Простое хулиганство. Сейчас заглянем к стар­шей сестре, заполним протокол, а потом пойдем ко мне. Рабочий день почти закончен, я специ­ально так подгадал: чтобы из больницы - сразу домой. До черта надоела эта работа! Кстати, Валюша не звонила?