Дети белой богини

– Сынок-то вчера телеграмму прислал: буду, мол, к вечеру. Вот и прибыли.

– А чего они так кричат?

– Да кто их знает?
– отмахнулась Ольга.
– Го­ворят, нервы. Это у нас денег нет - и нервов нет.

Кричи не кричи, все равно ничего не изменится. Вот и молчим.

Когда мать Павла, Ирина Михайловна, про­ходила мимо, весело сказала: - С гостями вас!

– Спасибо!
– радостно ответила та.

– А ты чего не сворачиваешься?
– спросил За­вьялов. — Совсем ведь стемнеет скоро!

– И-и-и...! Сказал! У нас вечером самая жизнь начинается! Пятница сегодня. Скоро за добавкой побегут.

– Спиртным по ночам торгуешь?

– А ты что, налоговая инспекция?
– рассмея­лась Ольга.

– Да я так спросил. Я, вообще-то, с Павлом хотел поговорить, но раз у них гости... Придется отложить. — Завьялов вздохнул.

– А насчет чего поговорить?
– насторожилась Ольга.

– Да так...

– Плохо выглядишь, Саша, - не удержалась она.
– Переживаешь, да?

– Ну, допустим, - нехотя сказал он.
– Что в городе-то говорят?

– А что говорят? Боятся. Мол, бандит какой-то в городе объявился. Часом не тот, что в тебя стрелял?

Этот вариант он из виду упустил. И в самом деле, куда исчез Косой? Если бы это было убий­ство с целью ограбления, тогда в первую очередь подумал бы о нем. Но зачем рецидивисту Косому убивать какую-то медсестру? И потом, незнако­мого человека Маша в больницу не впустила бы.

– Нет, - покачал он головой.
– Думаю, тут дру­гое.

– Значит, маньяк?

– Да что вы заладили: «маньяк, маньяк»! Се­риалов поменьше смотрите.

– Да как же, Саша? Ночью, топором по голове...

– А с чего вы взяли, что топором?

– Так все говорят...

– Ну и город! Ладно, я пойду. Кстати, ты не знаешь, была у Павла девушка?

– Почему была?
– удивилась Ольга.
– Есть. Любовь неземная.

– А почему же он не, женится?

– Это не так просто!
– снова рассмеялась быв­шая одноклассница.
– Пашка-то не на кого-ни­будь, на дочь мэра глаз положил!

– Даты что?!

Завьялов передумал уходить. Павел Павнов и Вероника - это уже интересно!

– В школе они вместе учились. В старших классах. В той самой элитной школе, что на ок­раине Фабрики находится, аккурат напротив До­лины Бедных. Паша-то по оценкам туда попал. Парень - умница, я ж тебе говорила! Он им пока­затели поднимал да перед комиссиями блистал. Веронику недаром за одну с ним парту посадили. Аттестат-то кто ей вытянул? Паша! Все в гости к ним ходил, то задачки Веронике решал, то сочи­нения писал. Они его раньше прикармливали. Как же! Бесплатный репетитор! Наглая денежки счи­тать умеет! А когда надобность отпала, коленом под зад.

– Значит, в старших классах, - задумчиво ска­зал Александр.
– Этому роману уже лет семь...

– А не восемь? Мэр-то когда к нам приехал? Помнишь? Второй срок досиживает. Говорят, в Москву теперь хочет. Депутатом в Думу. Приелась семейству провинция.

– А если не выберут?

– Выберут!
– подмигнула Ольга.
– У Наглаи Серафимовны такие связи! Саша, в Москву на днях собирается. Шубку норковую прикупить, а то пообносилась. Вот стерва, а? Правильно гово­рят: у кого хлеб черный, а у кого алмазы мелкие.

– Насчет Павла и Вероники. Между ними что-то было?

– Так он ради нее и поступил в областной уни­верситет. Думал, диплом получит, и ценности ему прибавится. Как поступил, раскатился было с предложением руки и сердца, дурачок! Да куда там! Отца нет, мать на рынке торгует. А эти с боль­шой родней хотят быть. В Москву собрались. Тут даже Горанину не светит. Он первый в городе же­них, и то Наглая нос воротит. Мол, беспородный, да к тому же старый. Господи! Что она, дуреха, в мужиках понимает? Это Герка-то старый! И - эх! Ему бы в киноартисты, так вся страна с ума бы сходила! У него своя порода, мужицкая. Дочка и то умнее. Говорят, из-за Германа ее под домаш­ним арестом держат.

– Вон оно что!

– А она все равно к Герке-то бегает. И даже не прячется, все в городе знают. Говорят, сегод­ня в «Мечте» сидели. Мне знакомая шепнула, она их там видела. Звезда-то наша даже слезу пус­тила. Не бросай, мол. А? Каков? Паша просто зубами от злости скрипит, Ирина Михайловна говорила.

Оперативно! Каких-нибудь три часа прошло с тех пор, как Горанин и Вероника покинули кафе «Мечта», а уже весь город знает! Чего не услы­шали, то досочинили. Кажется, он начал пони­мать причину ненависти Павла Павнова к Герма­ну. Пока парень учился в университете, любимая девушка загуляла со старшим следователем про­куратуры. И как ни пытались родители оторвать ее от Горанина, Вероника все равно вернулась в родной город и теперь уговаривает любимого уехать. Упрямство это или и в самом деле роко­вая любовь, но узел завязался непростой. Тут рас­путывать бесполезно - рубить надо. Но тогда при­чем здесь Маша? Назло Веронике? Или Павел просто-напросто ходил к ней исповедоваться? А Маша могла что-то ему рассказать...

– Заболтался я с тобой, Оленька.

Александр поспешил рапрощаться с одно­классницей.

Прояснить ситуацию может только сам Павел. Но зеленой «четверки» с московскими номерами У входа в рынок уже не было, приехавший в от­пуск старший сын Ирины Михайловны увез род­ственников домой. Мешать им не хотелось, и За­вьялов зашел в ближайший магазин за хлебом да за вермишелевым супом, к которому последнее время пристрастился. Заварил кипятком - и обед готов.

Уже когда подходил к своему дому, вновь уви­дел серебристую иномарку Германа и взглянул на часы: начало шестого. Горанин отсутствовал два часа. Серебристая иномарка свернула в Долину Бедных. Завтра надо бы зайти и спросить, знает ли тот о Павле и Веронике?

День четвертый

С утра не мог дозвониться: в коттедже у Горанина никто не брал трубку. На рынок, что ли, от­правился? Как и любой житель города N, Герман свято чтил традицию: даже если зарплату не дали, субботнее утро необходимо провести на рынке. Одни приезжают туда, чтобы торговать, другие, чтобы сделать покупки, третьи просто поглазеть и встретить знакомых. Ведь это главное, и чуть ли не единственное место общения. Почти каж­дую неделю из столицы привозились новые вещи. В рыночный день городские модницы блистали нарядами, и зрелище это заметно поднимало на­строение у жителей N.

Раньше он тоже ходил в субботу на рынок. Раскланивался со знакомыми, покорно носил за женой сумки, в которые Маша складывала покуп­ки. Был, как все. Потом жена готовила празднич­ный обед, обед выходного дня. Так и жили: от суб­боты до субботы. От первого рабочего дня неде­ли до первого выходного. Но то время прошло. Наскоро перекусив, Завьялов оделся потеплее, и, взяв деньги и большую сумку, поспешил на Пятачок. Оттуда маршрутки шли до центрального городского рынка без остановки.

Как и в любую субботу, на Пятачке была тол­чея. В такие дни понимаешь, как же велико насе­ление России! И все ведь хотят жить хорошо, ник­то не хочет плохо. Но счастья заведомо меньше, чем жителей, вот и кочует оно из одной семьи в другую, нигде подолгу не задерживаясь. И нече­го жаловаться.