Дети, сотканные ветром 2
Шрифт:
Столы, набитые едой, задрожали, со стульев и скамеек вскакивали гости и подмастерья. Менее торопко поднялись для поклона мастера. Трехрук, как пушинку, поставил на ноги задремавшего рядом Полынь. Чудной учитель отвесил силачу поклон, а в направлении царя изобразил книксен.
Лев прыснул в кулак, но его самого Проша потянула к земле. И трубочист неловко склонился, хотя их никто не видел.
– Даже если все считают царя недалёким, – шептала Проша, – выказывать непочтение опасно для жизни.
По залу стройными рядами прошествовали первые люди государства чаровников. Возглавлял строй чиновников,
«Она действительно княжна, – вспомнил Лев. – Отчего же так часто я забываю её титул?».
– Добро пожаловать, милостивый государь, – приветствовал глава Бор. – В стенах башни царь Тимур Второй всегда уважаем как верный покровитель нашего дела, защитник знаний Собора.
Проша ухмыльнулась словам главы и прошептала:
– Пригоже заливает про Тимура Половину Первого.
– Половину?
– Народ кличет его так. Оттого что нынешний царь-батюшка не достиг и половины высот своего деда. Тот расширял границы, выдавливая чудь из лучших шахт, и посылал первые экспедиции в край лунси. Суровый старик, народ-то его уважал. Ну, и на Дальних Осколках стояла тишь да гладь.
Несмотря на «народную» любовь, царь в общем зале являлся центром притяжения власти и богатства. Столы мастеров и подмастерьев располагались нарочито обособленно, вновь доказывая, что царская рука уважаема, однако её влияние здесь заканчивалось.
Исключением оставались высокородные отпрыски. Аскольд и Лель сидели по обе стороны от мрачного мужчины. Внешностью сыновья пошли не в отца, тот выглядел пугающим, словно матёрая хищная птица.
Есения под опекой дедушки располагалась всех ближе к царю. Царевич хвастался ей крошечным автоматоном, и княжна выслушивала его со снисходительной улыбкой старшей сестры.
– Разве на кухне перерыв? – Каспар будто назло подкрался бесшумно. – Да и трубочисту пора в котельную, пока вихль не прогрыз дверь от голода.
– Как прикажете, ваша милость, – закатила глаза Проша.
Лев с немалым разочарованием отправился на кухню, где кухарка всучила ему корзину.
– Сдаётся мне, вихль от плетёнки деликатесов не откажется. И тебе я чуток урвала гостинцев. В зале же среди белой кости да мошны с монетами не будет ничего занятного. Напыщенные речи, лживые похвалы.
Проша потрепала Льва по голове, и мальчик отправился в котельную, оставляя за спиной шум торжества.
Вапула, как и предсказывала повариха, заждался Льва. Уплетая еду, котельщик проклинал ярмарки. Его помощник, привыкший к злющим тирадам вихля, поднялся в свою коморку.
Припасённый свёрток от Проши прятал в себе мягкое медовое пирожное. Оно почти скрасило обиду оттого, что на любом празднике чаровников Лев останется чужим. По собственной воле и по праву рождения.
На изголовье кровати сиял янтарь. Одеяло окутывало тело мальчика, камень же согревал его мысли. Янтарь – ядро надежд и мужества Льва…
Он поднимался по траве к могучему дереву. Изумрудного цвета холм в полсотни шагов ниже терялся в светлой дымке. На вершине Лев присел между выступавшими из земли корнями, чтобы безмолвно наблюдать за хозяйкой крошечного мирка.
Черноволосая женщина прохаживалась по краю холма. Она вновь что-то выглядывала
в безграничной дымке. Льву тоже порой чудились малопонятные очертания. С его первого посещения край грёз расширил свой рубеж.«Настанет день, – полагал мальчик, – и дымка отступит, чтобы лучезарное дерево смогло осветить прекраснейшую долину. И тогда хозяйка увидит то, что ей желанно».
Сколько бы ни таился Лев, женщина его каждый раз замечала. И сегодня она кротко помахала ему. Мальчик, сдерживая комок в горле, ответил ей тем же. Теперь по обыкновению, он должен проснуться. Однако сегодня всё иначе: листва на дереве шумно задрожала, и мама в испуге обернулась на пустоту. Темнота неслась на холм. Лев вцепился в толстый корень в тот момент, когда на него обрушился шквалом мужской голос:
– ВРАГ В БАШНЕ! СОБОР ОСКВЕРНИЛИ!
Лев содрогнулся. Янтарь мигал в безумстве, что мальчик не сразу разглядел убежище. Он ожидал увидеть над собой перекошенное лицо главы Бора, но голос эхом углублялся в подземелье.
Глава 8. Нападение.
Как же сильно Лев желал, чтобы причиной дрожи, охватившей его тело, был ночной холод.
Мальчик наблюдал с винтовой лестницы за странной компашкой, которая собралась внизу. В потёмках Вапула примерялся к кочерге. Вокруг котельщика замерла дюжина его автоматонов, и все они были направлены на единственный вход. Льву почудилось, будто сам воздух подземелья пропитался страхом и давил на дверь.
«Не нужно её отпирать», – молил про себя мальчик.
– Шёл бы ты в кровать, Сажа, – посоветовал Вапула.
– Но голос…
В массивную дверь заколотили. Лев инстинктивно присел, Вапула же зашипел и сделался диким.
– Отворяй, злыдень! – приказал Каспар, застрявший на другой стороне двери.
– С чего бы?! – растопыренные уши вихля начали оседать.
– С того, что пока мне платит Кагорта, я буду терпеть твою гнусную рожу!
Такой довод показался Вапуле справедливым, и он отворил дверь.
Каспар ворвался к ним наспех одетым, шерстяной китель на голый торс. В одной руке он держал лучину, в другой – несуразную дубинку, от которой слышался треск. Более всего Льва привлекли татуировки, покрывающие тело ключника.
– Чего надо? – недовольно спросил Вапула. – Нам без тебя сиделось хорошо.
– Разве с такими ушами ты не слышал главу Бора? В башню проникли паразиты. Мне велено разузнать, всё ли в порядке в вашей норе.
– Твой приход сам по себе вносит разруху.
Каспар беспрестанно вглядывался в сумрак котельной, словно здесь было спрятано то, что он ищет. Ключник и котельщик доверия к друг другу не питали.
– Главы созывают всех слуг. Конечно, кроме тебя. Ты обязан сторожить котельную.
Вапула оценивающе глянул на Льва:
– Видать, паразиты зубастые. На какой вам сдался мой хилый сподручный?
– Приказ Глав касается всех слуг. Или же ты считаешь, что твой пособник струсит?
– У него жилы покрепче, чем у многих будут.
Похвала от Вапулы дорого стоит, однако Лев не стремился так скоро оправдывать его слова.
– Следуй за мной, парень! – напирал Каспар.
– Мне бы одеться, ваша милость, – запротестовал Лев.