Дети, сотканные ветром 2

– Истовый водяной, – выйдя из сугроба, буркнул хранитель рощи. – Никакой не анцыбал, тот бы вас, малюток, в трясину утащил бы. Наш же лентяй сидит на дне да пасёт по-тихому карасей.

После отъезда Киноварного Лев зачастил в рощу. По совету Дыма он общался с древесным старичком без прикрас и недомолвок. Тому были чужды этикет и лесть чаровников. Спустя время леший перестал воспринимать мальчика как осквернителя Ладо. Однако их беседа не принесла результата, на который полагался Лев. Леший ведал всё о деревьях и зверях в краю, но чесал затылок, когда разговор доходил до ростка, заточенного в камне. Разочарованный мальчик не прекратил с ним общение. Ему нравились простые разговоры с тем, с кем можно поделиться хотя бы толикой своих тайн.

– Снова снился сон с большим деревом, – Лев опередил вопрос лешего.

– Росток взывает к тебе, – сказал тот.

– Вы тоже общаетесь через сны?

Леший потряс белёсую растительность на голове.

– Безвестен мне путь в грёзы.

– Тогда как ты отдыхаешь?

– Отправляюсь в лоно владетельницы и вновь сливаюсь с ней воедино. Что до воли её, то она извечно под коркой моей головы. Ваша же связь с ростком неестественная и чуждая обоим, и всё же надлежит тебе её поддерживать.

– Я будто топчусь на пороге дома и никак не ухвачусь за дверную рукоять.

– Терпение, чадо осквернителей. Терпение.

Леший сонно покачивался. Ему, как и всей роще, с приходом холодов необходимо было впасть в спячку или же сберегать силы в ожидании тепла.

Дым явился, так и не переговорив с водяным. Лев при виде дрожащего лунси решил возвращаться в башню.

– Сберегай росток, – приказал на прощание леший.

– Постараюсь.

Леший зашёл за дерево, и его голос зазвучал откуда-то сверху:

– Теперича ты такой же охранитель, как и мой род.

Последние слова запали глубоко в душу мальчику. Теперь он наполовину леший. Вот бы уметь также исчезать у всех на виду. Тогда бы Лев незаметно подсел к Есении и передал заготовленные для неё краски. Даже сейчас, в шуме арены, она занималась набросками, запечатлевала движения игроков в жаролёд.

Другие барышни смотрели на игру менее сдержано. Любой приём Леля Миронова сопровождался девичьими возгласами. И всё-таки надо отдать должное: юноша с торчащим из-под шлема хвостиком держался на льду увереннее многих старших подмастерьев.

Из раздумий Льва вывел толчок Вия.

– Чего завис? Рискнёшь выйти с нами на лёд? – повторил он.

Вьюны переодевались в стёганки – одежду, на которую навешивались доспехи для игры.

– С размером прогадали, – пожаловался Пимен. Поддоспешник на нём висел, как на вешалке.

– Махнёмся, – предложил Вий. – В моём явно кто-то помер.

Пререкание пресёк Игнат:

– Вольноступ выдал нам лучшее обмундирование, что у него осталось. Если не нравится, то одолжите броню у Леля Миронова. Когда отбывал наказание на станции, самолично выгружал его запасные доспехи.

Предложение Игната заставило остальных молча приготавливаться к тренировке. Хоть место старосты он потерял, на должность капитана команды его выбрали единогласно. Точнее, выбирали те, кто желал играть в жаролёд. Захар и большинство вьюнов остались в стороне, заявив, что столкновений лбами с высокородными им в учёбе хватает. Дым и Клим не поддерживали увлечение приятелей, и команду вьюнов дополняли темнокожие близнецы Гур и Лир.

– Нам бы запасных игроков, – посетовал Гур. Голос его уже походил на мужской.

– Мы и вам удивлены, – сказал Игнат. – Некоторые вьюны коньки никогда не надевали. Остальных запугал Захар.

Лир многозначительно закивал. В отличие от брата он говорил редко. Лев не знал, что близнецы бывают такими разными. Единственное, в чём они похожи, так это в могучем для подростков телосложении. Грозный вид и родственная сплочённость позволяли им не подпадать под влияние Захара.

– С Гуром и Лиром мне спокойнее за тылы, – объявил Вий и подозрительно глянул на Пимена. – В тебе такой уверенности нет. Разве не ты хвалился, что плохой разговор лучше хорошей драки.

Лопоухий вьюн хитро улыбнулся:

– Благо Праотцам, геройское слабоумие меня не поразило. Да и боль я предпочитаю обходить стороной.

– Зачем же ты в команде? – недоумевал Гур.

– Для меня жаролёд лишь повод блеснуть. Барышни, к сожалению, падки на любителей калечить друг друга.

– И ты согласен на увечье, чтоб охмурить дворянскую дочь?

– О, нет же! Сороки так высоко не летают. Хотя будь моё личико как у Льва, то плевал бы на вашу забаву воинов и звездочётов. Ведь даже дочь рода Коркуновых за слоем сажи что-то да разглядела.

Под добродушный смех ребят Лев неожиданно для себя зардел.

– Не наседай, – вмешался Игнат. – Все видели, как трубочист резал лёд. Вступай в команду, Лев, и тебе сплетут не один венок. Как говаривал мой отец: жаролёд позволяет простолюдину кушать за столом князей. Лучшие игроки льда и чар почитаются и в хибаре, и во дворце.

Лев с радостью ринулся бы на лёд вместе с ребятами, даже не ведая правил игры. Однако его отпугивало всеобщее внимание, которым наделяются игроки в жаролёд. Каспар не раз намекал, что для слуги трубочист излишне заметен в Соборе. До приезда Киноварного Лев зарёкся не злить ключника.

– Вечером мы сотрём ухмылку с лица Аскольда Миронова, – обещал Вий, надевая щит-перчатку.

Вскоре Вольноступ вызвал вьюнов на лёд, и трубочист с сожалением ушёл с арены.

Неделя – последний день седмицы на Осколках считался выходным днём. Незначительные обязанности у прислуг никуда не девались, но значительная часть времени оставалась свободной. Подмастерье же за прилежный труд и рвение в обучении награждались отдыхом. Те, кого навещали родные, уходили за врата. В постоялом дворе у станции под конец седмицы кипела бурная жизнь.

Тем, кто нерадив в труде и учении, давали возможность наверстать упущенное. Кто-то драил котлы на кухне, а кто просиживал штаны за книгами. Лев по собственной воле отправился на дополнительный урок словесности.

В преддверии вечерних игр на арене кабинет госпожи Софронии пустовал. Девочка-лунси в одиночестве чинила рваные брошюры.

– Добрый вечер, барышня, – поздоровался Лев.

В ответ Зоря привстала, чтобы одарить трубочиста книксеном:

– Учитель недужит и выйдет к нам позднее.