Дети, сотканные ветром 2

В отличие от Льва тот вдруг осознал, что подвергает большей опасности своих друзей. К его облегчению, до скудельницы и действительно оставалось рукой подать. Подростки поднялись на возвышенность и вступили на аллею с ухоженными деревьями и красивыми памятниками. Место впрямь казалось неопасным. Фонари зажжены, и кое-где догорали пеньки толстенных свеч.

– В праздничную седмицу люди часто приходят навестить предков. Потому здесь так светло и нарядно, – объяснила Есения. – Конечно, не день, когда Златолужкая троица остановила чуму. Кстати, очень удивилась, прознав, что вы гостите у Бабы Яры. Почему бы вам не уговорить её прийти на собственное чествование. Каждый год горожане ждут её, дабы поблагодарить за спасение города, но она всякий раз находит причину остаться на своей чудной улочке.

Просьбу княжна направила Льву, и его непонимающий вид вызвал у неё смешок:

– Ты же знаешь, почему госпожа Вежда так уважаема в городе?

– Потому что она и Кагорта основали Собор, – осторожно высказался Лев.

Слова трубочиста вернули настроение Вию, и он ощерился от уха до уха:

– Княжна, вам понадобиться время, чтобы привыкнуть к его особенностям. Совет цехов за Собор благодарственными грамотами Бабу Яру точно не осыплет.

Есения снисходительней отнеслась к тупости Льва – трубочист темен не только лицом:

– Фока Строитель, Баба Яра и Кагорта – спасители царского края. В их молодости из-за перенаселения в Златолужье вспыхнул мор. Царь Тимур Первый приказал закрыть город, запереть болезнь в одном Краю.

– И сам спрятался на Оплоте, – вставила Зоря. – Ждал до тех пор, пока заражаться станет некому.

Есения боязливо озиралась по сторонам:

– Зоря, не говори отступнические речи! Ты же дворянка.

– В первую очередь я лунси, – девочка безразлично скрестила руки на груди.

– Что ж, вероятно, у тебя есть основания для злости на царский род... Но позволь продолжить. Как записано в летописи, царь призвал в Оплот лучших волхвов, и под его светлейшим надзором они пытались создать лекарство. В то время Фока, уже тогда прозванный Строителем, со своей женой Веждой объединились с прибывшей в Край Кагортой, которая только начала путь ткача чар. Использовав свои знания и таланты, они создали лекарство. После Фока перестроил город, дабы более не зарождались подобные болезни. В награду троица потребовала запустелый Осколок с трёхголовой башней. На этом месте и начинается история Собора.

– Какую мы оставим на посиделки в обеденном зале, – предложила Зоря.

– Не против наших встреч в башне, – согласилась Есения. – Пойдёмте, я отведу вас к усыпальницам. Даже самые маленькие рода имеют там именные плиты.

Есения подошла к сторожевой будке.

– Княжна Есения из Великого рода Коркуновых, – представилась она, взмахнув своим блюстителем.

Перо в чехле брызнуло искрами, и в будке вспыхнул свет. Скрипя единственным колесом, из неё выкатился простенький автоматом: ходовую часть с сервобаком короновала лампа. Механический светоносец пристроился к княжне сопровождением.

По дороге Есения то ли от возмущения невежеством Льва, то ли от тревоги перед кладбищенской тишиной продолжила рассказ о скудельнице:

– Болезнь коснулась каждого дома в городе. Многие опустошила. Когда царский род объявил Златолужье резиденцией, то в Край ринулись люди со всех Осколков. Они приносили с собой разные суеверия и нравы. У коих имелись своё представление о прощании с усопшими. Говорят, в пустоте под городом сохранились с тех пор протяжённые катакомбы. Когда же вспыхнула болезнь, Фока Строитель предложил сжигать покойников и выкупил землю под скудельницу вокруг старого кладбища. Огонь – первейшее лекарство... Так говорят по сей день. Погибших свозили к здешнему кострищу и их общий прах накрывали плитой и выбивали на ней день сожжения.

Лунный свет обтекал не одну сотню холмиков снега и Лев осознал, что под ними упокоены останки тех, кому не суждено было увидеть новый рассвет. Страх источился, и пришла грусть.

– Здесь поденно записана скорбь города.

– В первую же нашу встречу я спросил Бабу Ягу о чуме, – вполголоса проговорил Вий. – Тогда она сказала, что все уроки вынесены из той беды, и она не повторится. И ещё обронила, будто будет рада, если я в Соборе выберу волхование. Я же ответил, что меня привлекают больше воздушные полёты. Надо же глупость брякнуть.

– У каждого есть дни, к которым не захочешь возвращаться даже в воспоминаниях, – сказав, Зоря подняла маску.

Лунный свет играл на коже лунси. Её лицо не отражала каких-либо чувств, однако Льву показалось, что Зоря наслаждалась прогулкой в полутьме. Её народ словно создан для ночи.

От поля с множеством надгробий светоносец завернул к невысокой ветхой стене с коваными воротами. Их замок щёлкнул, когда Есенией положила на него эмблему Коркуновых. Обледенелый механизм ворот с треском и завыванием приоткрылся для поздних посетителей.

Наверняка бывавшей здесь при свете дня Есении закрытая часть скудельницы не казалась чем-то вселяющим жуть. Иное скажешь про новых посетителей.

– Ух ты, – обронил Вий. – Здесь целые улицы. Зловещие улицы.

«С застывшими вовек жильцами», – пробила Льва мысль заодно с ознобом.

Бессчётное количество разных статуй населяли переулки со склепами и саркофагами.

– Всему виной нескончаемые запасы камня под городом, – сказал Зоря.

– Нет ничего дурного в желании запечатлеть навек образ любимого человека, – Есения оглянулась на пригорок в стороне. Там подсвечивались очертания громоздкого склепа. Глубоко вздохнув, она повернулась ко Льву: – Давайте разделимся. У каждой дорожки стоят указатели с именами родов.

Ребята согласились и разбрелись кто куда. Лев остановился у ближнего камня и прищурился. Он в светлое время едва буквы складывал в слова и потому достал янтарь. Мальчик волей зажёг в нём робкое сияние, вдруг не только им взбрело в голову гулять ночью по кладбищу.

Десяток фамилий нанесло зубило камнетёса. Лев разобрал парочку знакомых по Собору.

– Красивый, – послышалось с соседнего входа.

На Льва смотрела Есения. Под светом самоходной лампы на её озябшее лицо вернулся румянец.

– Твой блюститель очень красивый. И тесёмка чудесная.

– Её сплела мама.

Только в одной истине Лев не сомневался.

– Похоже, твоя мама была искусной рукодельницей.

– Жаль, я не такой рукастый. Только внешность её и унаследовал.

– Наверное, она была первой красавицей в Краю, – буднично проговорила Есения, переходя к следующему камню. – Недаром девочки в Соборе шепчутся, что соборный трубочист даже под слоем сажи пригож.

Из ступора Льва вывел светоносец, который проехал ему по сапогу.

– Нашёл! – подал голос Вий. В потёмках он пальцами прощупывал камень. – Ин... Ил... Йлорги!

– Имя рода Инецгои! – напомнила ему Есения.

– Ах, бес!

Княжна шикнула на вьюна:

– Не время и не место для упоминания нечистой силы.

– Кажется, нам сюда, – донеслось от Зори.

Ей хватало и образования, и света луны, чтобы рассмотреть полдюжины путеводных камней.

– Там выбиты Инецгои?

– Здесь… пустота.

Так поступают с проклятыми родами, стараются стереть их из всех упоминаний, – сообщила Есения и всмотрелась во Льва.