Дети, сотканные ветром 2
Шрифт:
В тихом кабаке ребята не решались разговаривать, и молчание нарушило только появление крупной женщины в грязном переднике.
– Не вздумай уснуть там! – прикрикнула она на мужчину в маске страшного козла. – Шёл бы ты проветриться да попеть песен, как подобает приличным набравшимся ряженым.
Мужчина встрепенулся и неловко выбрался из-за стола. Левый рукав его залатанного пальто пустовал.
Как только мужчина исчез за дверью, Обрубок тихо прорычал:
– До чего подозрительный тип. Всю неделю просиживает тут со стаканом самого дешёвого пойла.
– Твой поклонник,
Все в ожидании уставились на Льва. Наконец, разлепив губы, он спросил:
– Кем приходиться вам Инстриг?
Обрубок перестал подметать и принюхался. Обстановка в «Норе» будто разом изменилась. Кухарка растеряла весь жар и оперлась об ближайшую бочку.
– Кто вас надоумил, сопляки?! – пролаял Обрубок. – Если сами вздумали шутки шутить, то я живо кожу сдеру с ваших седалищ.
Вий попятился назад, прикрывая от дива девочек, отнюдь не из благородства. Если покалечится знатная особа, то ситуация в несколько раз ухудшится.
– Никто нас не посылал, – запротестовала Есения. – Лев может быть сыном Инстрига.
Вера вдруг истерично рассмеялась:
– Враньё, девчуля!
– Старая волшба не врёт!
Кухарка сорвала с себя передник и замахнулась им на княжну и Вия. Лев хотел перегородить ей путь, но железной хваткой Обрубок придавил его к бочке.
– Тогда это та волшба, что способна оживить Проматерей! – Вера захохотала, будто Есения сказала самую смешную вещь в мире.
– Так он умер? – что-то в голосе Льва заставило кухарку остепениться и всмотреться в него.
– Истинно мёртв уже как три десятка лет. Не проходит ни дня, чтоб я не горевала по моему ненаглядному сыну! Сколько тебе вёсен, милок? Двенадцать?
– Сегодня исполнилось четырнадцать, – ответил Лев.
– Чего молчат-то? – удивился Вий.
– В народе говорят: родись в Ряженье, водись в мученьях, – Вера, не разбирая, схватила бутылку из тех, что не допили её посетители. – За твоё здоровье!
Добив выпивку за пару добротных глотков, кухарка вытерла рот и продолжила куда спокойнее:
– Чтобы быть моим внучком, ты появился на свет поздновато. Мой Инстриг юнцом надел мундир. Желал снискать славы и богатства на войне. Вернуть имя роду! Первым ушёл в край пепельных, первым же возвратился домой в глиняном кувшине.
Вера смахнула грязным передником выступившие слёзы. Её припухшее красноватое лицо поддёргивалось от наступавшей истерики.
– Шуруйте по домам, сопляки, – предложил Обрубок, сцапав их початый бутыль. – Только оставьте десяток грошей за вино.
Лев, не зная, как более исправить разговор, достал из-за пазухи янтарь. Мгновение он освещал «Нору», подсвечивал плесень на её стенах. Мгновение люди и диво любовались его мягким сиянием. Мгновение понадобилось кухарке, чтобы рассмотреть камень, и накинуть на него фартук.
– О, матери наших матерей, – взмолилась она, укрывая грязной тканью, руки Льва. – Не может быть! Ты его сын! Сын проклятого рода.
Голос Веры сорвался, её ноги ослабли. Обрубок с нечеловеческой прытью подставил под неё стул, на который кухарка безвольно опустилась.
– Четырнадцать
лет, – повторила Вера, вглядываясь в лицо Льва. – Верно, столько же прошло с тех тёмных времён. Их семья действительно проклята и уж точно не нашим царьком.– Ну-ну, Вера. Тише, – Обрубок ласково положил когтистую лапу на плечо кухарки. – Отсюда опричнина и шёпот расслышат.
– Нет, старина, я знаю, чего говорю. Если этой ночью и выходит нечисть на улицы, то именно она прокляла всех Инецгоев.
Глаза Веры остекленели. Сама не своя она будто потерялась в воспоминаниях.
– Почему я не помню его лица, – прошептала она, щурясь на Льва. – Почему забыла его голос. Он так любил слушать мои сказки, суеверия с моей родины. Но ты не похож на него. Наверное... Почему я не могу вспомнить Вылко.
– Вылко, – повторил Лев. – Причём тогда ваш сын Инстриг?
– Ох, они так походили друг на друга. Я вырастила Вылко с пелёнок как родного сына. Не нужно бранить мать за то, что потерянную любовь изливает на чужое дитя. Часто их имена путались у меня на языке.
Плечи Веры задрожали. Лев поборол желание отвести взгляд, как сделали остальные. Он, чувствуя себя противно, продолжил напирать:
– Так что случилось четырнадцать лет назад?
Обрубок утробно зашипел на трубочиста, но Вера ответила:
– Когда Вылко подрос, то отправился в Собор. Мы почти перестали видеться. И мне оставалось наблюдать, как он меняется из года в год. В таких родах как Инецгои, дети быстро взрослеют. Отцу Вылко нужен был наследник под стать Великому роду. И мой мальчик им стал бы. Но после Собора в год скитания Вылко пропал на Дальних Осколках. Такой он был: если познавать мир, то выберет путь, который страшит других. Его уж приписали к мёртвым, когда он возвратился в отчий дом. И тогда случилось горе... Нет же, Вылко не мог. Мой Вылко не сотворил бы зло!
Вера спрятала лицо в ладонях. Оберегающий её, Обрубок указал подросткам на дверь.
– Прошу вас, Вера, расскажите, – попыталась достучаться до кухарки Есения. – Дабы проклясть род нужно что-то очень скверное?
– Отцеубийство – вот что случилось! – воскликнула Вера и зарыдала.
Обрубок скинул с себя капюшон и закрыл собой кухарку. Во вздыбленной шерсти его запрятались шрамы – награды давних боёв.
– Мне гроши платят, чтобы прислуга в кабаке не лила слёзы. Не пора ли вам, ребятки, на боковую?
– Мы вправду тут задержались, – согласился с ним Вий. – Похоже, Вера не знает, что с твоим отцом.
– Видимо, сбежал на Дальние Осколки, как и прочие преступники, – шипел диво.
Трещина на камне резала пальцы Льва. Душу кромсало разочарование.
– Спасибо вам, – нашёл он в себе силы. – Извините, я никому не хотел причинить боль.
Опасливо оглядываясь, Вий повёл барышень к выходу. Уже у двери Лев расслышал голос Веры:
– Как же давно я не была у склепа Инецгоев. Там лица их всех. Так захотела его тётка. Наврала, будто витязи убили Вылко при бегстве из края. Я-то знаю её гадскую натуру. Она поставила ему памятник, чтобы задобрить царя. Показать, что с родом Инецгоев покончено. Если хочешь увидеть своего отца, иди в скудельницу, мальчик.