Дневник травницы

— А с этим лекарством?

— Ещё несколько лет проживёт. Но лучше всего, если твой отец ещё и отойдёт от дел и будет много отдыхать, тогда доживёт до глубокой старости и подержит на руках правнуков.

Есения увидела задумчивое выражение лица Яромира и вернулась к штопанью. Когда она закончила, солнце уже совсем зашло за горизонт, отчего в доме стало значительно темнее. Девушка встала, чувствуя, как затекла от неудобной позы спина и болят от напряжения глаза, и запустила небольшой шарик с тёплым чуть тусклым светом под потолок. Она критически осмотрела получившуюся работу и кивнула будто самой себе. Спрятав всё в сундуки, Есения заметила, что Яромир лежит лицом к стене и как-то очень тихо себя ведёт. Тихо подойдя на цыпочках, она обнаружила, что тот…уснул. Должно быть, размышления, тишина и темнота сделали своё дело. Была только одна «небольшая» проблема — лекарства. Если он перед сном не выпьет отвары, то на утро ему будет очень и очень плохо и больно.

Наскоро закинув в печь дров и дождавшись, когда они загорятся, Есения набрала воды в один большой горшок доверху и поставила их в печь. Она накинула сверху шаль и, не забыв хорошенько укутаться и надеть валенки, поспешила в кладовую за едой. Пшённой крупы утром взяла совсем мало, отчего готовить ужин сейчас было банально не из чего. И сейчас ей хотелось ароматной гречневой каши с овощами, для которой Есения всё и взяла: крупу, морковь, лук и сливочного масла. Это был крайне ленивый рецепт, который очень спасал в особо голодную пору. Правда всё тогда томилось в общей на комнату мультиварке, а за её использование приходилось делиться.

Обжарив до золотистости лук и морковку до мягкости на сливочном масле и не забыв посолить, она принялась укладывать в горшок эту смесь вместе с гречкой вперемешку. А залив это всё подогретой уже водой, накрыла крышкой и отправила в печь, томиться. В обычной жизни она бы гречку хорошенько промыла, но в этой не было необходимости, в ней не было столько всякого технического мусора.

Когда оставшаяся вода закипела, Есения залила привычные травы для двух отваров и, дождавшись, когда они дойдут до нужного состояния, слегка разбавила их более холодной водой. Девушка мягко коснулась плеча мужчины, на что тот встрепенулся и открыл сонные и полные непонимания глаза, а сам явно напрягся. Он только недавно заснул или ей удалось попасть в быструю фазу сна.

— Что?.. Что случилось?..

— Ты уснул, не выпив отвары. Нужно это сделать, — отвечала ему нежным и ровным тоном Есения, как будто успокаивая.

— Хорошо…

Яромир широко зевнул, садясь на кровати и потирая заспанные глаза. Его взгляд долгое время был расфокусирован, пока наконец не привык. Он выпил, скривившись от горечи, отвары и устроился на подушках поудобнее, смежив веки. Тело явно хотело обратно, в сладкие сны, откуда его вырвали.

— Есть хочешь?

— А пирожки остались?

Вместо ответа ему на колени была поставлена миска с оставшимися тремя пирожками. Он благополучно принялся поглощать их, пока Есения с нескрываемым удовольствием уплетала вкуснейшую гречку прямо из горшка ложкой, дуя на неё и слегка шипя от того, насколько она горячая. Когда они оба закончили есть, девушка забрала миску и отнесла её в ванную, в таз с остальной посудой. Выйдя из ванной, она, недолго порыскав в сундуке, снова хлебнула вчерашней настойки, на этот раз меньше, отчего просто поморщилась и поспешила убрать бутылку с ней обратно.

— Есения, а ты знаешь какие-нибудь сказки?

— Сказки?.. — недоумённо спросила девушка. — Младшим в детстве рассказывала, многие из них ещё помню. А что?

— А можешь рассказать мне какую-нибудь?..

— Странная просьба, не находишь? — произнесла она, садясь на край кровати, у его ног. — Тебе разве в детстве не рассказывали? Матушка или няня?

— Нянюшка рассказывала может, да только ничего не помню уже, — пожал плечами Яромир. — Меня в трёхлетнем возрасте отдали дядьке, на воспитание ратному делу. Не до сказок мне было. Я их-то увидел в первый раз в книге, которую ты мне дала. Даже не знал, что они такие разные бывают.

Есении стало отчасти жалко его. У детей должно быть детство, она постаралась сделать так, чтобы у младших оно было как можно дольше. Она стала перебирать в голове все сказки, что помнит из двух жизней. Их было слишком много, но её выбор пал в итоге на уже рассказанную ранее плотнику сказку о двенадцати месяцах, её она помнила очень хорошо. Рассказывала она медленно, вкрадчиво, как будто убаюкивая. Такой тон действительно поспособствовал быстрому засыпанию мужчины, отчего на последней трети рассказа он уже благополучно погрузился в объятия сна.

Есения, кажется, убаюкала сама себя, отчего начала широко зевать. Кинув взгляд на рабочий стол, где лежали оставленная не переписанная ещё книга и листы, а в одном из ящиков прятался дневник, девушка решила, что на сегодня с неё достаточно. Все дела подождут, а ей в первую очередь нужно выздороветь и выспаться. Сняв сарафан с поясом и забравшись на перекрышку, она накрылась одеялом. Отозвав шарик света, Есения обняла мирно урчащую тёплую кошку и почти сразу провалилась в глубокий сон.

Глава 21

«Одиннадцатый день месяца Холодной Метели.

Последние три роженицы благополучно разродились. У одной только была проблема, воды зелёными отошли. Пришлось срочно ускорять отварами роды, отчего ребёнок родился до полного раскрытия. На благо, мать была не первородкой, отчего всё было хорошо, обошлось парой разрывов, что были мною быстро зашиты. Увы, без анестезии, её тут нет.

Но, к сожалению, одна из молоденьких, забеременевшая после свадьбы поздним летом, девчонок пожаловалась на жар уже несколько дней, боли и отсутствие сил. Проверив её с помощью магии, поняла страшную вещь — малыш умер в утробе. Сказав об этом девушке, увидела, как потускнели её глаза. Она была одной из немногих сироток, поздний ребёнок у немолодых родителей, что умерли ещё до становления её девушкой. Все знали, что она мечтала о детях.

Я заставила её выпить отвар, что давала для ускорения родов. Был уже пятый месяц, отчего просто дать другое, для почти безболезненного выкидыша, не представлялось нужным, а операции я здесь никак не смогу провести и элементарно не знаю как точно. Проходила с ней все схватки молча, заранее попросив нервничающих свёкров уйти из дома, не говоря таких ненужных и глупых сейчас слов. Лишь обнимала, делала массаж спины, иногда вытирала пот и слёзы. Она хотела доносить, к лету принести ребёнка в церковь на крещение, а сейчас ей приходилось рожать мёртвого младенца, лишь бы не умереть. Когда столько долгожданный ребёнок, на горе ещё и мальчик, появился на свет, не закричав, мать протянула к нему руки. Она попросила попрощаться.

Умерших в утробе детей не крестили посмертно, нельзя было. Но старые обычаи наказывали первого умершего младенца закопать под сенями, дабы он стал домовым, защитником дома. Я знала, что отец ребёнка пошёл снимать доски с сеней и копать небольшую ямку для своего же ребёнка. Он молча зашёл со скорбным лицом. Совсем молодой парнишка должен разбираться с тем, с чем не каждый взрослый, наученный опытом мужчина справится. Я видела, как он, забрав ребёнка и завернув его в старый материнский передник, заплакал. Тихо так, отвернувшись от зарёванной жены, не всхлипывая, молча утирая немного скупые слёзы. Он вернулся только после того, как сделал всё необходимое. И я увидела первые морщины боли и горя на молодом лице.