Домби и сын

— Вы, я думаю, почти забыли меня? — сказала миссъ Токсъ м-ру Тудлю.

— Нтъ, — отвчалъ Тудль, — нтъ. A съ тхъ поръ мы ужъ довольно постарли.

— Какъ же вы поживаете? — ласково спросила миссъ Токсъ.

— Слава Богу. Вы какъ? Что, ревматизмъ васъ еще не безпокоитъ? Намъ всмъ его не миновать.

— Благодарю васъ, — отвчала миссъ Токсъ. — Я съ нимъ еще незнакома.

— Счастливы вы, — сказалъ Тудль. — Въ ваши лта много отъ него страдаютъ. Вотъ, мать моя…

И Тудль, встртивши глаза жены, залилъ окончаніе новою кружкою чаю.

— Теперь, м-съ Ричардсъ, — сказала миссъ Токсъ, — скажу вамъ прямо, зачмъ я пришла. Вы, вроятно, замтили, м-съ Ричардсъ, и вы, м-ръ Тудль, что я разошлась немного кое съ кмъ изъ моихъ друзей, и что не посщаю теперь иныхъ, y которыхъ бывала прежде очень часто.

Полли, съ женскимъ инстинктомъ понявшая въ ту же минуту о чемъ идетъ рчь, прищурила глаза въ знакъ того, что понимаетъ миссъ Токсъ. A м-ръ Тудль, не имвшій и предчувствія о настоящемъ значеніи ея словъ, вытаращилъ глаза въ знакъ совершеннаго недоумнія.

— Что было причиною, возникшей между нами холодности, — продолжала миссъ Токсъ, — объ этомъ говорить нечего и не стоитъ. Довольно, если я скажу, что питаю глубочайшее уваженіе къ м-ру Домби, также и ко всему, что ему близко.

М-ръ Тудль, начинавшій догадываться, покачалъ головою и сказалъ, что слышалъ объ этомъ, и что, по его мннію, съ м-ромъ Домби трудно ладить.

— Не говорите этого, прошу васъ, — возразила миссъ Токсъ. — Не говорите мн этого никогда. Мн это непріятно слышать.

М-ръ Тудль, ни мало не сомйвавшійся, что замчаніе его будетъ принято благосклонно, былъ ужасно сконфуженъ.

— Вотъ что я хотла вамъ сказать, м-съ Ричардсъ, и вамъ, м-ръ Тудль: всякое извстіе о томъ, какъ поживаетъ семейство м-ра Домби, будетъ для меня очень пріятно, и я всегда рада побесдовать съ м-съ Ричардсъ объ ихъ семь и вспомянуть прошлое время. Мы съ м-съ Ричардсъ всегда жили въ ладу, и я жалю, что не сблизилась съ нею тогда больше, въ чемъ сама виновата. Теперь, по крайней мр, она, врно, не откажетъ мн въ дружб и позволитъ посщать ее и быть y нея, какъ дома?

Полли была очень рада и изъявила свое согласіе на дружбу. М-ръ Тудль не могъ дать себ отчета, радъ онъ или нтъ, и потому сохранилъ глупйшее спокойствіе.

— Вы знаете, м-съ Ричардсъ, и вы, м-ръ Тудль, — продолжала миссъ Токсъ, — я могу вамъ быть кое въ чемъ полезна, если вы хотите не считать меня чужою. Я могу, напримръ, учить вашихъ малютокъ. Если позволите, я принесу имъ книжекъ, и вы увидите, въ вечеръ-другой, сколько он узнаютъ. Только я не хочу вамъ мшать, не хочу, чтобы вы считали меня гостьей; вы пожалуйста ые церемоньтесь, м-съ Ричардсъ: штопайте себ, шейте, кормите дтей, длайте, что вамъ нужно: да и вы, м-ръ Тудль, не чинитесь: закурите вашу трубку.

— Благодарю васъ, — проговорилъ Тудль.

— Чистосердечно говорю вамъ, — продолжала миссъ Токсъ, — что я буду въ восторг, если мн удастся передать кое-какія познанія вашимъ дткамъ, и сочту себя щедро вознагражденною, если вы просто, безъ обиняковъ, согласны на мое предложеніе.

Сдлка была тутъ же утверждена, и миссъ Токсъ въ ту же минуту почувствовала себя до такой степени дома, что немедленно сдлала экзаменъ всмъ дтямъ и записала ихъ имена, возрастъ и познанія. Экзаменъ и бесда задержали ее y Тудлей такъ долго, что ей уже поздно было идти домой одной. Точильщикъ былъ еще здсь и учтиво предложилъ проводить ее, на что она съ удовольствіемъ согласилась.

Простившись съ Тудлемъ и Полли и перецловавши всхъ дтей, миссъ Токсъ ушла съ такимъ легкимъ сердцемъ, что м-съ Чиккъ обидлась бы, если бы его взвсила.

Скромный Робъ хотлъ идти позади миссъ Токсъ, но она заставила его идти рядомъ и вступила съ нимъ въ долгій разговоръ.

— Очень рада съ вами познакомиться, — сказала она y своего порога. — Надюсь, мы будемъ друзьями, и вы постите меня. Завели ли вы денежную шкатулку?

— Завелъ миледи, — отвчалъ Робинъ, — и ужъ давненько. Я накопилъ деньженокъ на черный день и собираюсь положить ихъ въ банкъ.

— Доброе дло, доброе дло. Рада слышать отъ васъ такія рчи. Положите туда и эту полкрону.

— Много вамъ благодаренъ, миледи; но мн, право, совстно, что вы тратитесь изъ-за меня.

— Не безпокойтесь, мой милый: эта бездлица меня не разоритъ, и вы должны ее принять въ знакъ моего расположенія, иначе я стала бы сердиться. Прощайте, Робинъ.

— Прощайте, миледи. Покорно благодарю.

Вслдъ затмъ мальчишка размнялъ подаренную монету и мигомъ проигралъ вс деньги. Правила чести и благородства никогда не преподавались въ заведеніи Благотворительнаго Точильщика. Преобладающей системой въ этой школ было лицемріе, прививавшееся съ огромнымъ успхомъ, такъ что родители и покровители питомцевъ, окончившихъ здсь свой курсъ, разсуждали ииой разъ, что ужъ лучше оставлять дтей безъ всякаго воспитанія, если оно приноситъ такіе горькіе плоды. Другіе, боле основательные, догадывались, что воспитаніе должно быть улучшено, и въ ожиденіи такого улучшенія немилосердно бранили заведеніе Благотворительнаго Точильщика. Между тмъ опытные начальники знаменитой школы всегда умли вывертываться, указывая обвинителямъ на тхъ изъ своихъ бывшихъ учениковъ, которые какимъ-нибудь чудомъ спаслись отъ нравственной порчи и занимали въ обществ почетныя мста. Такія указанія ставили втупикъ всевозможныхъ клеветниковъ, и слава учебнаго заведенія возростала годъ отъ году съ неимоврнымъ успхомъ. Да здравствуютъ вс на свт Благотворительные Точильщики!

Глава XXXIX Дальнйшія приключенія капитана Эдуарда Куттля, морехода

Быстро летло впередъ ничмъ неудержимое время, и, наконецъ, былъ почти на исход роковой годъ, назначенный старымъ Соломономъ для вскрытія запечатаннаго пакета, оставленнаго при письм испытанному другу. По мр приближенія завтнаго срока, капитанъ Куттль чаще и чаще смотрлъ по вечерамъ на таинственную бумагу, и душой его овладвало невыразимое безпокойство.

Но вскрыть документъ однимъ часомъ раньше назначеннаго срока было для честнаго капитана такою же невозможностью, какъ вскрыть самого себня для анатомическихъ наблюденій. Онъ ограничивался только тмъ, что выкладывалъ по временамъ таинственный пакетъ на столъ, закуривалъ трубку и сидлъ по цлымъ часамъ съ безмолвною важностью. Случалось, посл боле или мене продолжительныхъ созерцаній черезъ кольца табачнаго дыма, капитанъ постепенно начиналъ отодвигать свой стулъ, какъ будто желая высвободиться изъ-подъ чарующаго вліянія рокового документа. Напрасное покушеніе! документъ мерещился ему на потолк, на обояхъ и даже на пылающихъ угляхъ затопленнаго камина.

Отеческое расположеиіе къ Флоренс не получило никакого видоизмненія въ сердц капитана Куттля. Только со времени послдмяго свиданія съ м-ромъ Каркеромъ, онъ началъ сомнваться, точно ли его личное участіе въ сношеніяхъ прелестной двушки съ несчастнымъ мальчикомъ было полезно для нихъ обоихъ въ такой степени, какъ онъ предполагалъ сначала. Вдумываясь въ эту важную статью, капитанъ пришелъ даже къ заключенію, что, пожалуй, чего добраго, онъ больше повредилъ молодымъ людямъ, чмъ принесъ пользы. Легко представить, какимъ ужаснымъ раскаяніемъ терзалась душа честнаго друга посл такого страшнаго предположенія. Чтобы наказать себя достойнымъ образомъ, капитанъ ршился прервать всякое сообщеніе съ живыми существами изъ опасенія повредить кому-нибудь мыслію, словомъ или дломъ.

Такимъ образомъ, заживо погребенный между инструментами, капитанъ никогда не отваживался проходить мимо пышнаго чертога м-ра Домби и никогда не давалъ знать о своемъ существованіи Флоренс или миссъ Нипперъ. Онъ даже отказался отъ дружескихъ привтствій м-ра Перча, и когда тотъ сдлалъ ему визитъ, онъ весьма сухо началъ его благодарить и, наконецъ, открыто объявилъ, что отказался равь навсегда отъ всхъ возможныхъ знакомствъ. Въ такомъ добровольномъ затворничеств капитанъ проводилъ цлые днн и даже цлыя недли, удостоивая по временамъ двумя-тремя словами только Точильщика, котораго вообще онъ считалъ образцомъ безкорыстной преданности и возвышеннымъ идеаломъ врности. Итакъ, исключенный отъ всякаго общенія съ живыми существами, капитанъ одиноко сидлъ по вечерамъ въ маленькой гостиной, осматривая со всхъ сторонъ документъ дяди Соломона, думая о Флоренс и бдномъ Вальтер до той поры, пока, наконецъ, прекрасныя и невинныя дти начали представляться его фантазіи отжившими существами, съ которыми можно было увидться не иначе, какъ по ту сторону гроба.