Домби и сын

— И онъ спасся! — вскричала Флоренса. — Спасся ли? говорите, говорите!

— Этотъ храбрый парень… — сказалъ каписганъ — Да смотрите на меня пряме! Не загляіывайте туда…

Флоренса едва имла силу повторить — отчего же?

— Оттого, что тамъ ничего нтъ, моя радость, — сказалъ капитанъ. — Не робйте и держите голову противъ втра, — все пойдетъ хорошо. Будьте тверды Вальтера ради, котораго мы вс такъ любимъ. — Долго этотъ парень работалъ изо всхъ силъ наравн съ самыми лучшими мореходцами, и весь экипажъ слушался его, какъ адмирала, потому что онъ одинъ только не боялся ничего и не произносилъ никакихъ жалобъ; но, наконецъ, настало время, когда не было уже никакой работы, и вотъ они, то есть, этотъ прекрасный юноша, да помощникъ капитана, да еще одинъ матросъ — они только и оставались еще въ живыхъ изъ всего экипажа — привязали себя къ корабельному обломку и понеслись по волнамъ глубокаго моря.

— Они спаслись! — вскричала Флоренса.

— Дни и ночи носились они по этимъ безконечнымъ водамъ, пока, наконецъ… ахъ, да не смотрите же туда, изумрудъ мой драгоцнный! Тамъ ршительно ничего нтъ! — пока, наконецъ, не нахалъ на нихъ одинъ корабль и не принялъ ихъ на бортъ: двое еще дышали, a одинъ былъ мертвый.

— Который?… — воскликнула Флоренса.

— Не тотъ прекрасный юноша, о комъ моя рчь.

— О, слава Богу! слава Богу!

— Аминь! — возразилъ капитанъ. — Не робйте, моя радость, и держитесь крпче! Еще съ минуту, не больше. — На этомъ корабл они совершили длинное путешествіе, чуть ли не по всему протяженію карты, и во время этого путешествія матросъ умеръ, a тотъ молодой человкъ остался въ живыхъ и…

Не зная самъ, что длаетъ, капитанъ Куттль воткнулъ на оконечность своего кркжа кусокъ булки и, приставивъ его къ огню, безпрестанно началъ оглядываться на Флоренсу съ величайшимъ волненіемъ на лиц. Булка горла вмсто топлива.

— Остался въ живыхъ, и?… — повторила Флоренса.

— И воротился на родину на томъ же корабл и… не робйте, моя радость… и вышелъ на берегъ, и въ одно утро тихонько подоигелъ къ дверямъ своего дома, чтобы сдлать наблюденіе надъ своими друзьями, которые считали его потонувшимъ, какъ, вдругъ, онъ отвалилъ опять, когда неожиданно…

— Неожиданно залаяла собака? — добавила Флоренса съ живосгью.

— Да, — проревлъ капитанъ. — Держись крпче! Смлй! Не оглядывайтесь покамстъ — смотрите вотъ сюда: на стну!

На стн подл нея обрисовалась тнь человка. Флоренса отскочила, оглянулась и испустила пронзительный крикъ: позади нея стоялъ Вальтеръ Гэй!

Ея братъ вышель изъ-за могилы! ея братъ спасся отъ кораблекрушенія и явился къ ней, своей сестр! Флоренса бросилась въ объятія Вальтера Гэя. Въ немъ одномъ, казалось, сосредоточились вс ея надежды, и онъ былъ для нея естественнымъ покровителемъ. — "Помни Вальтера, милый папа, я любилъ Вальтера"! — Воспоминаніе о жалобномъ умоляющемъ голоск, произносившемъ эти слова, отзывалось въ ея душ, какъ музыка среди ночной тишины. — "О, да будетъ благословенно возвращеніе твое, милый Вальтеръ, для этой пораженной груди!" — Она чувствовала эти слова, хотя не могла произнести ихъ, и держала милаго брата въ своихъ чистыхъ объятіяхъ.

Капитанъ, въ припадк умственнаго бреда, попробовалъ обтереть свой лобъ почернвшимъ кускомъ булки, все еще прицпленнымъ къ его крюку; но находя, что субстанція этого сорта не совсмъ соотвтствовала такой цли, положилъ ее въ тулью своей лощеыой шляпы, которую и надлъ не безь нкотораго затрудненія на свою голову, чтобы тмъ удобне пропть извстную балладу о похожденіяхъ любезной Пегги; но концертъ, съ первой ноты, потянулся очень дурно, и бдный музыкантъ удалился въ магазинъ, откуда опять воротился черезъ нсколько минутъ съ испачканнымъ лицомъ и совсмъ измятымъ воротникомъ рубашки, какъ будто ея вовсе и не крахмалили. Затмъ онъ произнесъ съ нкоторою торжественностью слдующія слова:

— Любезнйшій Вальтеръ, здсь хранится собственность, которую я желалъ бы вручить вамъ обоимъ!

Капитанъ поспшно вынулъ свои большіе часы, чайныя ложки, сахарные щипчики, жестяную чайницу и, схвативъ Вальтерову шляпу, размстилъ въ ней вс эти статьи накопленнаго имущества; но вручая Вальтеру этотъ странный ящикъ, онъ до того переполнился сильными ощущеніями, что опрометью бросился опять въ магазинъ въ намреніи на этотъ разъ пробыть тамъ какъ можно доле.

Но Вальтеръ отыскалъ его и привелъ назадъ, и теперь вся заботливость капитана обратиласъ на Флоренсу, чтобы ея здоровье не потерпло отъ сильныхъ потрясеній. Это обстоятельство онъ до того принялъ къ сердцу, что сдлался совершенно благоразумнымъ и запретилъ на нсколько дней всякіе дальнйшіе намеки на приключенія Вальтера. Посл этого капитанъ нашелъ въ себ довольно присутствія духа, чтобы освободить свою шляпу отъ зажаренаго хлба и занять мсто за чайнымъ столикомъ; но когда Вальтеръ облокотился на его плечо съ одной стороны, между тмъ, какъ Флоренса со слезами нашептывала ему благодарныя привтствія, съ другой, капитанъ вдругъ опять вышмыгнулъ изъ гостиной и пропадалъ больше десяти минутъ.

Но никогда во всю жизнь лицо капитана не сіяло такимъ лучезарнымъ блескомъ, какъ теперь, когда онъ, наконецъ, съ ршительнымъ видомъ услся за столъ и началъ переводить свои глаза то съ Вальтера на Флоренсу, то съ Флоренсы на Вальтера. И этотъ эффектъ отнюдь не былъ произведенъ или увеличенъ тмъ обстоятельствомъ, что въ послдніе полчаса капитанъ съ неутомимою дятельностью полировалъ свои щеки и глаза рукавами своего камзола; напротивъ, это было исключительно дйствіемъ его внутреннихъ волненій. Слава и восторгъ распространялись по всему существу капитана, и на его лиц была самая торжественная иллюминація.

Гордость, съ какою капитанъ смотрлъ на бронзовыя щеки и мужественные глаза обртеннаго юноши, съ какою видлъ благородный пламень его юности и вс блистательныя качества, засіявшія еще разъ на его свжемъ, здоровомъ и пылкомъ лиц, — эта гордость, казалось, проникала живительными лучами въ его собственный организмъ. Удивленіе и симпатія, съ какими онъ поворачивалъ свои глаза на Флоренсу, которой красота, граціозность и невинность пріобрли въ немъ врнйшаго и усерднйшаго изъ всевозможныхъ рьщарей, могли бы въ этомъ отношеніи оказать на него равносилыюе вліяніе; но полнота пламени, распространявшагося вокругъ него, могла только возникнуть отъ созерцанія ихъ обоихъ и отъ всхъ тхъ образовъ, которые, происходя отъ этой совокупности, создались въ его голов.

Когда они разговаривали о старик Соломон и припоминали обстоятельства, относившіяся къ его исчезновенію, какъ ихъ радость умрялась отсутствіемъ старика и несчастіями Флоренсы, какъ они освободили Діогена, котораго капитанъ незадолго передъ этимъ заманилъ наверхъ, чтобь онъ не залаялъ, — вс эти и другія боле или мене важныя матеріи капитанъ понималъ въ совершенств, несмотря на свою безмрную суетливость, заставлявшую его поминутно выскакивать въ магазинъ, но онъ не догадывался и не могъ бы догадаться въ тысячу лтъ, что Вальтеръ смотритъ на Флоренсу, какъ будто издалека и съ какого-то новаго мста, и что его глаза, постоянно обращенные на ея лицо, не смли, однако, встртиться съ ея открытымъ взоромъ сестринской любви. Все это превышало понятія капитана Куттля. Онъ видлъ только, что они молоды и прекрасны, онъ зналъ исторію ихъ прежнихъ дней, и не было въ его сердц ни малйшаго мста для другихъ чувствъ, кром безпредльнаго удивленія и умилительной благодарности, что вотъ, наконецъ, Господь Богъ соединилъ опять прекрасную чету. Такъ сидли они вмст до глубокой ночи. Капитанъ не отказался бы просидть такимъ образомъ цлую недлю. Но Вальтеръ всталъ и началъ прощаться.

— Ты идешь, Вальтерь, — сказала Флоренса, — куда же?

— Онъ вшаетъ теперь свою койку y Брогли, высокорожденная барышня-двица, — сказалъ капитанъ Куттль, — недалеко отсюда, стоитъ только свистнуть, моя радость!

— Неужели я причиной твоего ухода, милый Вальтеръ? Бездомная сестра остается на твоемъ мст.

— Милая миссъ Домби, — сказалъ Вальтеръ запинаясь, — если не слишкомъ дерзко называть васъ этимъ…

— Вальтеръ!! — воскликнула бна съ необыкновеннымъ изумленіемъ.

— Я видлъ васъ, я имлъ наслажденіе говорить съ вами: что теперь можетъ меня боле осчастливить, какъ не мысль о возможности оказать вамъ какую-нибудь услугу? О, куда я не пойду, чего я не готовъ сдлать ради васъ, милая миссъ Домби!

Она улыбнулась и назвала его братомъ.

— Вы такъ перемнились! — сказалъ Вальтеръ.

— Я перемнилась?

— Для меня… — сказалъ Вальтеръ тихимъ голосомъ, какъ будто размышляя съ собою вслухъ, — перемнились для меня. Я оставилъ васъ ребенкомъ, a теперь… о! теперь вы…

— Теперь, какъ и тогда, я твоя сестра, любезный Вальтеръ. Разв ты забылъ, какія общанія другъ другу мы длали передъ прощаньемъ?

— Забылъ?!

Больше онъ ничего не могъ проговорить.

— И если бы точно ты забылъ, милый Вальтеръ, если бы несчастья и опасности удалили ихъ изъ твоихъ мыслей, ты бы долженъ былъ вспомнить ихъ теперь, когда находишь меня бдною, отверженною, безпріютною, не имющею на свт друзей, кром тхъ, съ которыми говорю!