Дождись лета и посмотри, что будет

Ласло сказал, что здесь рентген. Все прислоняются и делают снимки внутренностей.

Людей было немного, в основном за барной стойкой. Леонид уверенно подошел, купил жетоны, махнул нам, чтоб садились и смотрели. Проиграл он все наши деньги удивительно быстро. Если бы мы посадили играть кого угодно, можно было бы продержаться подольше. Когда закончились последние жетоны, Леонид навис над мигающим автоматом и заорал на него. Из-за стойки встал жирный человек, подошел к Леониду и, взяв за шею, толкнул в сторону выхода.

Уже на улице Леонид объяснил, что все сложилось по плану, деньги он вернет вечером. Он специально подкармливал автомат, чтобы заманить на нужную комбинацию. Вспомнился композитор из санатория. Но Леонид выглядел куда более жалко и беспомощно.

Его трясло не только от обиды. Те рентгеновские лучи задели какую-то болезненную внутренность. Азарт присутствует как пульсирующий зуд, но дело не только в нем. Азарт может расплескаться, и есть нечто, его удерживающее. Предчувствие или отношение.

Леонид сказал, что живет неподалеку, и позвал зайти к нему.

Квартира была не сказать, что захламленная, это не хлам, это потоки. Провода в основном, мелкие детали, лампочки, несколько телевизоров с вывернутыми наружу кишками. По полу так просто не пройти, надо изыскивать тропинки, а эти провода как растения. Не квартира, а лес. Или взорванная электростанция. На стенках списки, на столе списки — результаты спортивных матчей. Даже Ласло когда все это увидел, удивленно поморгал.

Леонид предложил вернуть долг, только не деньгами, а чтобы мы забрали один из выпотрошенных телевизоров, и добавил, что послезавтра будет важный футбольный матч, он уже заранее знает результат.

Клим Самгин попал в наше время и стал Леонидом. Что теперь делать?

Когда вернулся домой, перелистал книги. Ни ту секретаршу, ни Леонида, не нашел.

Этим же вечером спросил отца, что нужно, чтобы открыть у нас зал игровых автоматов. Он заценил идею, но ответил, что для старта нужны неплохие деньги и связи, но это сейчас крайне выгодно. На следующий день рассказал про случай с Леонидом Аладдину. Оказалось, что я попал прямо в тему. Дядя Сережа планировал открыть у нас игровую точку и уже договаривался с центром о поставке автоматов в один только что отремонтированный бар. Аладдин сказал, что был не в курсе, что мне такое может быть интересно, но раз так сходится, то я могу устроится туда охранником, они как раз недавно прикидывали, кого из своих поставить. Уже через месяц все откроется и заработает.

5. Восточный театр

У нас было три игральных автомата.

Первый автомат. Три барабана. Изображения: семерка, вишенка, лимон, колокольчик и стопки с надписью BAR — от одного до трех. Второй почти такой же. Но вместо лимонов арбузы. Третий — покер.

Снизу металлические корытца. Они выгнуты так, что если падает хотя бы одна монета, раздается звон как от чего-то увесистого, а если падает десять, звон усиливается и кажется, что их бесконечно много и это звенящий водопад монет.

Опускание ручки происходит как серьезное движение, сопровождаемое механическим звуком. Барабаны встают на место тяжело и последовательно, карты выкладываются с шелестом. Когда выбрасываются монеты, автомат ревет, ликует и мигает.

Наверное, внешне так же устроена работа за заводскими аппаратами, а по ожиданию — блуждание по рудникам.

На экранах есть центральная линия, по ней и считываются комбинации. Если выпадает хоть одна вишенка, ставка как минимум возвращается. Если придут три колокольчика, машина в оргазмическом порыве выплюнет кучу звенящих монеток. Есть еще несколько сочетаний: бары, тройки лимонов и на них похожие. А три семерки не придут.

Азарт появляется от повторений и чередований. Как искры от трущейся материи или плотское удовольствие от однообразного движения тел. Если бы карты выкладывались сразу, без шуршаний, не было бы затягивающего ритма, провоцирующего ожидание. Самое приятное в игре — секунды ожидания, пока еще результат не раскрыт и он может оказаться каким угодно. Могут быть лимоны, колокольчики, семерки или ничто. Потоки комбинаций сливаются в шепот, в послание, звучащее на непонятном языке. Каждый следующий ход — высказывание мерцающей машины. Ты сидишь и слушаешь весь этот торжественный бред, надеясь расслышать хоть что-то знакомое.

Работа оказалась ненапряжной. Проблем ни с кем из посетителей не было, за редким исключением. Изредка кто-то напивался и буянил, приходилось выставлять на улицу. А так приходили одни и те же, и они прекрасно знали, что это место принадлежит дяде Сереже, а я работаю на него.

Работали мы вчетвером. Сменщик — тоже когда-то тренировался у Гнома, крепкий, коренастый. И две барменши, тоже сменяющие друг друга. Моя смена почти всегда приходилась на смену Иры.

Что про нее рассказать? Секс с Ирой случился в третью смену. Удивительно, насколько все было спокойно и бесстрастно. Уже после я стоял, смотрел в окно и понимал, что если выйду на улицу и меня собьет машина, Ира не обратит на это внимания. Или таки посмотрит в окно и закроет руками лицо? Я ей полностью безразличен, как впрочем и она мне. Просто так вышло. Затем это повторилось еще несколько раз. И напоминало не любовную игру, а посещение тренировки, привычную физическую работу, которую совершаешь с непонятной целью. В отличии от того случая со Светой. Тогда было все по-другому: мы сплелись как укуренные змеи на убитой хате, в хохоте и страсти, и после я вспоминал детали снова и снова, ее холодные стройные ноги с комариными укусами и запах ее волос, перемешанный с запахом анаши. И Света иногда поглядывала с легкой ухмылкой, напоминая о том случае. Да, Ира и Света — две служанки царевны. После знакомства с Ирой подумал, что теперь у меня будут отношения со всеми служанками из той книги, перелистывал страницы, пытаясь разобрать, сколько их всего. А это непонятно. Две точно, а на остальных страницах — в таких позах, что лиц не разобрать, это могли быть они же.

У нас все время играло радио. Каждый час они повторяли одни и те же песни. И так до ночи. Ночью ставили что-то необычное. Интересно было ловить ощущение, что час назад, два часа назад, было то же самое. И по свету, и по звучанию, и по людям. Час назад те же люди сидели за автоматами, Ира так же стояла за барной стойкой, я находился в том же месте.

Теперь о наших постоянных посетителях. Прежде всего, Коля-таксист. Он заезжал почти каждую ночь, скидывал одну и ту же сумму. Говорил, что ожидание падающих монеток заменяет ему бухло. Баба Валя — сухая обезумевшая старушка. Она сплавляла пенсию за пару дней, а остальные дни месяца ходила и побиралась у вокзала, при этом почти каждый день подходила к нашему окну посмотреть на огоньки. Паша-комерс — самый дерганый, по поведению напоминающий Леонида, только более агрессивный. Мог орать на автомат, ходить вокруг и недовольно зыркать. Остальные — не такие постоянные.

Казалось, что заработать хотел только Паша-комерс, а для Коли и бабы Вали это были нервные ритуалы, без которых они не могли обходиться. На второй месяц я попробовал раз не пустить бабу Валю, чисто из жалости, чтобы она сохранила деньги. Она села у окна и начала жутко скулить. Лучше пустить. Зашла, выбросила треть пенсии, ушла.

Один раз бабе Вале выпали три колокольчика. Монеты со звоном падали, автомат ликовал, а баба Валя подпевала. Сгребла монетки, положила в стаканчики, демонстративно и важно. Получила деньги и ушла. Пришла на следующий день.

Повторения и чередования выстраиваются так, что можно просидеть несколько часов, сплавляя средства совсем понемногу, но в итоге все равно ничего не останется — это дело времени, а не везения.

Когда под утро возвращался домой, в голове продолжали звучать сыплющиеся монеты и вой автоматов. Они же переходили в сны и становились постоянным навязчивым звучанием. Днем мне часто снилось то же, что происходило ночью. Мельтешения колокольчиков, лимонов, семерок и шелест раскладывающихся карт. Те же люди, те же звуки.