Дурдом - это мы

Как-то она пробыла там целый год. За это время Самед развелся с ней и привёл новую жену в их квартиру! Нора всё это время жила у тётки и только через соседей они узнавали, что происходит в их доме. А мама вернулась какая-то скованная, одеревенелая, новую жену Самеда как бы и не заметила. Правда, вскоре это прошло, стали они жить двумя враждующими семьями -- мама с Норой в одной комнате, Самед с женой в другой.

Жена оказалась ещё хуже Самеда, орала, швырялась чем попало, обзывала их обеих шизофреничками, писала заявления в милицию. И у матери скорее, чем обычно, начался приступ. Она перестала спать ночами, застывая, прислушивалась к "голосам", бормотала себе под нос, отвечая им...

Как-то перед рассветом Нора вскочила, словно её толкнули: кровать матери была пуста. Нора выбежала в прихожую. Мама стояла на табуретке, прилаживая к трубе у потолка верёвку. В то же утро Нора сама отвезла её в больницу.

Ужасно жалко было маму, почему ей выпала такая мучительная болезнь. Нора боялась и за себя, ведь она тоже может заболеть. Навещала маму нечасто, ведь с пустыми руками не пойдешь, а денег было мало, очень мало. И выписать её вовремя не смогла. Хоть и плохие условия в больнице, но зато рядом врачи, она всё время на глазах у людей, ей дают лекарства, кормят как-то.

Мама похудела, просилась домой на каждом свидании, но у Норы появилась любовь, возможность устроить свою судьбу. Её полюбил начальник конторы, в которой она работала. Не могла ведь Нора объяснить Умае, что из дома она ушла, живет пока у начальника, а он, хоть и любит её, но жениться пока не спешит. Приходилось сочинять, что у Самеда жена бесится, денег совсем ни на что не хватает (всё это было очень близко к правде) и вообще, ходить в больницу пореже.

Наконец, начальник расписался с Норой, и родня его без особой радости согласилась, что тёща будет жить с молодыми, а комнату продадут Самеду, всё равно там жить нельзя. Нора привезла маму, надеясь, что как-то все уживутся вместе. Однако недолго жила Умая с молодыми, хотя и старалась не мешать, молчать, быть незаметной или даже в чем-то помочь. Муж стал страшно раздражительным, злобно острил, рассказывал анекдоты о сумасшедших и успокоился только после того, как Нора снова отвезла маму в Габаглы.

У Норы начинало болеть сердце, как только она вспоминала маму в больничном халате у дверей отделения. Что делать? Поломать свою личную жизнь, вернуться домой, жить с мамой и Самедом? Ведь в конце концов закон на маминой стороне. Но муж любил Нору, он согласился ещё раз, чтобы Умая жила здесь. Однако при виде её так передернулся, таким голосом поздоровался с нею, что Умая тут же съёжилась, не села за стол: "я в больнице пообедала", а вечером, когда муж ушел на дежурство (он перешел работать в райотдел) они с Норой поплакали и Умая сказала, что завтра или послезавтра опять поедет в больницу и побудет там, пока Нора не добьется размена их собственной, занятой Самедом квартиры.

Но Умая уже имела план, как развязать свою девочку и самой больше не страдать. Она сядет в автобус одна, уговорит Нору не провожать её, а сама проедет до конечной остановки, мимо больницы, и сойдет у пляжа. Найдет пустынное, безлюдное место, примет все таблетки музизазина, которые она скопила в больнице, войдет подальше в воду, ляжет в теплые, такие нежные волны, распластается на поверхности моря, расслабится. Волны будут держать её, качать. Ведь вода в нашем море такая соленая, плотная, что легко держит человека, ему не надо прилагать никаких усилий, чтобы остаться наверху. И Умая уснет в этой божественной постели, под звездным небом, видя облака, а не пятна протекающего больничного потолка.

И вот в сумерках Умая брела по самой береговой кромке, ощущая босыми ногами щекочущий мокрый песок, ритмично набегающую теплую морскую воду. Свои рваные туфли она сбросила в самом начале пути. А полотенце, которое Нора дала ей с собой в больницу, набросила на плечи. Как давно не была она на пляже, не купалась в море! Может, не принимать лекарство, а просто уплыть как можно дальше, безвозвратно? Но тонуть будет очень неприятно, ведь хочешь не хочешь начнешь барахтаться, задыхаться, глотать горько-соленую воду. Умая не хотела умирать в мучениях, хватит с неё!

Она всё шла и шла, а вокруг темнело, и вот уже море стало темным, пугающим, бесконечным. Страшно входить в такую воду! страшно даже остаться на берегу одной. Но Умая вполне владела собой. Это был обыкновенный, простой, идущий снаружи страх, а не внутренний, как при болезни. Голова была ясной, мысли текли реальные, простые, свои, не навязанные болезнью, как бывало.

И слышит она только ритмичный плеск волн. Никто не окликает её, не говорит с ней, ведь на берегу никого нет. Даже как-то жаль, что умрет такая спокойная, разумная женщина, совсем не больная! Умая села на песок. Хотелось есть, но кроме таблеток, в рот нечего было положить. "Посижу тут до утра, а утром, как можно раньше, и сделаю это", решила она.

В это время Нора уже в третий или четвертый раз поднимала бедного дежурного врача с постели, и он сказал ей наконец: "Девушка, сколько можно! Скажите свой телефон, я обещаю вам, что позвоню, как только она явится. А сами больше не звоните!"

Умая отошла от береговой линии, разгладила руками песок, насыпала из него что-то вроде подушки и легла, укрыв нарядным полотенцем ноги. Она смотрела в темно-синее далекое небо, усыпанное звездами. Как прекрасно! Может быть, есть загробная жизнь, и Умаина душа завтра будет уже там, наверху? Хорошо раствориться в море, а еще лучше растаять в воздухе, превратиться о облачко, не страдать, не мучать свою девочку! Если у неё хватит духу сделать всё, как она задумала, если всё удастся, то и на похороны тратиться им не придется.

Умая незаметно уснула. Нора к этому времени тоже спала, наплакавшись и взяв с мужа обещание завтра утром на машине свёкра поехать на поиски мамы.

Чем приятнее пахнет вокруг спящего, тем лучше ему снится сон. И Умая видела изумительный, утешительный сон в эту ночь.

Проснулась она, когда край солнышка уже выглянул из- за горизонта, тут же вспомнила, что ей предстоит и ужаснулась, что мало времени осталось до появления людей. Решимости содеять намеченное у неё осталось совсем немного, но никакого другого выхода нет. Вернуться в больницу? Нет, легче умереть.

Первое же легкое движение пронзило её жестокой болью. Поясница! Нельзя в таком возрасте лежать всю ночь на влажном песке! Умая не могла шевельнуться. Радикулит победил.

Нора с мужем нашли её на том же месте, в той же скорченной позе, когда солнце уже поднялось высоко, море блистало и дышало, как всегда, а на краю затопленной стены сидел мальчишка -- удильщик, который и показал им: "Тётя там, в ямке лежит".

Умая не могла разогнуться, не могла ступить и шагу. Дочь с зятем с трудом тащили её в машину, а она не отводила взгляда от морской синевы и была странно умиротворена, несмотря на боль. "Ничего, умереть никогда не поздно".

Профессор в эти дни впал в хандру. Фактически у него был давно уже отпуск. Но он ежедневно являлся на кафедру, просиживая часы в своем украшенном чеканкой, вишневыми портьерами и замысловатой бронзовой лампой кабинете, с верной Изой у двери. "Работал над статьей". Тоскливо, скучно.

Что у него в жизни было хорошего? Нет привязанности, тепла. Кругом завистники или паразиты. "Дай, помоги, устрой". Устал! Жена красавица, не старая ещё- а что толку! Не работает, но и дома не сидит. Ездит по путевкам и без путевок, покупает там одно, здесь другое, увлечена этим. Не для продажи- боже упаси. Разве что лишнее останется или кто-то из своих очень попросит. И сказать ничего нельзя- сразу крик: "Я создала тебе дом, у кого ты видел такой интерьер, такой гарнитур! А какое я приданое для Сабины собрала!"- и так далее.