Двуглавый. Книга вторая

Чёрт, вот же некстати… Тёзка изо всех сил постарался послать Эмме сигнал взять Воронкова на себя и почти сразу ощутил понимание и согласие женщины.

— Не мешайте! — тёзка добавил к резкому окрику движение рукой, будто хотел телепортировать доктора подальше отсюда. Доктор, однако, никуда не телепортировался, зато как-то сразу осёкся и бессильно опустился на стул.

— Филипп Андреевич, посмотрите на пациента, — дворянин Елисеев несколько успокоился. — Это разве похоже на ухудшение?

И правда, Воронков дышал пусть и тихо и неглубоко, но уже вполне ровно. Лицо его оставалось по-прежнему бледным, но синюшность на губах пропала, он даже уснул. Видимо, потому доктору и показалось, что пациенту стало хуже — когда мы начинали, Воронков был в сознании.

— Кхм, прошу прощения, Виктор Михайлович, — доктор Гольц сумел-таки признать свою неправоту. Вот и хорошо, нам предстоит иметь с ним дело ещё не раз, так что ссориться смысла нет.

Но вообще обалдеть как интересно получается… Отпустив руку Воронкова, тёзка сейчас и Эмму не чувствовал. То есть Дмитрий Антонович, получается, играл роль проводника. Занятно… Да и с Гольцем что-то непонятное вышло, точнее, с тем, как утихомирил его дворянин Елисеев. Ладно, разберёмся попозже.

— Думаю, Виктор Михайлович, торопиться нам не следует, — на людях тёзка с Эммой общались исключительно по имени-отчеству, и сейчас женщина тоже держалась в рамках приличий. — Ускоренное заживление раны стало бы сейчас избыточной нагрузкой на ослабленный организм. С вашего позволения, Филипп Андреевич, — это она уже доктору Гольцу, — мы посетим пациента послезавтра.

— Да-да, Эмма Витольдовна, непременно, — с лёгкой растерянностью отозвался доктор.

Спасибо начальственной милости, явленной Карлом Фёдоровичем, у тёзки оставался некоторый запас времени, каковое он решил провести с пользой — в комнате отдыха Эммы, тем более, что с её стороны никаких возражений против такого продолжения не возникло. В машине договорились с тёзкой, что он пока отдаст тело мне, потому что немного устал, занимаясь Воронковым, и хочет отдохнуть хотя бы душой и разумом. Ясное дело, я был более чем не против…

— Виктор, — Эмма отдышалась после наших безумств, — это что сегодня с тобой случилось?

Ого, прям как серьёзно, Виктором назвала… Первый раз за всё то время, что мы с ней роман крутим.

— Да я сам, честно говоря, не очень понимаю, — тёзка всё ещё отдыхал, так что пришлось отдуваться мне. — А у тебя такого раньше не было? Чтобы через пациента чувствовать напарника?

— Да мне оно и ни к чему, — Эмма смешно поморщилась, — я и так всегда чувствовала и пациента, и ученика. Но чтобы так ещё и говорить… Или не говорить? В общем, чтобы ещё и мыслями обмениваться, такое первый раз. Но я на самом деле не об этом.

Я насторожился. О чём тогда, если не об этом?

— Что у тебя с этим доктором произошло? — ах, вот что её интересует… — Я же чуть ли не глазами видела, как ты ему мысленно приказал! Раньше у тебя было такое?

— Не было, — ответил я. — Кривулин говорил, что можно научить меня технике ускоренного внушения, но до этого так пока и не дошло.

— Не говори Сергею Юрьевичу, что уже можешь так, — тихонько прошептала она мне на ушко. — Будет учить, учись, но ни в коем случае не показывай, что уже умеешь.

— Почему? — я тоже перешёл на шёпот. Хм, а Эмма, похоже, боится, что нас могут подслушать…

— Я потом объясню, не здесь, — ну точно, боится. — А пока просто послушай меня. Не говори ему ничего. Ничего, понятно? И про то, что мы с тобой мысленно разговаривали, тоже. Это очень важно!

И в чём, спрашивается, тут смысл? Чего она так боится? А ведь боится, даже не пытаясь воспользоваться тёзкиными (или теперь уже нашими общими?) способностями, страх её я ощущал совершенно отчётливо.

Самым первым пришло на ум предположение, что боится Эмма за любовника. Конечно, такой вид заботы приятен, вот только бы понять ещё, чего именно она так испугалась… Вроде пока никаких проблем у дворянина Елисеева в Михайловском институте не возникало, да и, насколько мы с тёзкой понимали, и возникнуть-то не могло. Или это то самое, о чём я говорил тёзке? Насчёт его проверки силами институтских специалистов? Хм-хм-хм… Вот уж чего очень хотелось бы каким-то образом избежать, так это такой проверки, особенно, если она будет слишком углублённой. Ни к чему тут никому знать о нашей двуглавости, ох и ни к чему… С таким же, однако, успехом Эмма могла бояться и за себя. Непонятно, правда, чем стремительное развитие тёзкиных способностей может грозить ей, но кто их тут разберёт? В общем, оставалось лишь надеяться на то, что Эмма сумеет внятно объяснить смысл её страхов, а мы с дворянином Елисеевым её объяснениями удовлетворимся. Хм, а ведь она ещё перед началом этой истории с Бакванским и его собранием компромата чем-то была загружена и обещала тёзке рассказать всё потом. Что-то эти самые «потом» у неё начинают копиться, пора бы начать их разгребать, пока не образовались непроходимые завалы… Но тут вернулся в себя дворянин Елисеев и потребовал свою долю приятностей.

Тёзке я изложил ситуацию уже в машине на обратном пути. Подробно изложил, со всеми своими по этому поводу соображениями. Товарищ призадумался, впрочем, ненадолго.

— Чего она боится, даже предполагать не возьмусь, — озабоченно начал тёзка, но тут его понесло в оптимизм. — А что она знает… Ну что она вообще может знать, кроме целительства?

Ох, хорошо всё-таки, что пороть тёзку некому, а то ведь и мне бы с ним на пару досталось! Но я не я буду, если не подберу для него какой-нибудь ну о-о-очень непедагогичный метод воспитательной работы! Доведёт он меня до такого, ох и доведёт! Ведь не дурак, более чем, замечу, не дурак, но иной раз такое выдаст — хоть стой, хоть падай. Молодость, она конечно, штука хорошая, но вот в плане ума — уже не всегда.

— А тебе, дорогой мой, не кажется, что она знает больше, чем говорит? — начал я всё же с попытки обратиться к тёзкиному разуму. — А уж как она видеть умеет! Ты-то сам, небось, не понял, что у тебя с доктором получилось, а она увидела! Не отнекивайся, — робкую попытку возразить я пресёк на корню, — даже я сразу не сообразил, а ты вообще не понял! И давай так: ты послушаешься Эмму и Кривулину ничего не скажешь, а я возьму на себя задачу её разговорить?

— Давай, — тёзка подумал и принял единственно верное в данном случае решение — согласился со мной.

Глава 16 Новые открытия и новые тайны

Конечно, поговорить с Эммой было бы неплохо. Да что там неплохо, оно было просто необходимо! Но если бы тут всё зависело от нас с тёзкой или от самой Эммы… Увы и ах, но ориентироваться придётся на надворного советника Денневитца, да ещё соображать, где можно побеседовать с дамой, чтобы она не боялась чужих ушей и могла говорить свободно. Нам с тёзкой, кстати, чужой интерес тут тоже совсем не нужен. Ладно, будем как-то искать возможность…

— Вот, Виктор Михайлович, почитайте, — выслушав тёзкин доклад об улучшении состояния Воронкова, Денневитц с усмешкой пододвинул по столу несколько листов бумаги. — Наконец-то получил, а то уже подумал, совсем ротмистр Чадский мышей не ловит.

Так, значит секретчики узнали-таки о нас с Эммой. Что ж, почитаем…

Почитали. Пришлось признать, что хоть наблюдение за сотрудниками института в секретном отделении поставлено не шибко хорошо, начальник их в своём деле явно не новичок и уж всяко не дурак. Чадский не просто ставил Денневитца в известность о любовной связи внетабельного канцеляриста Елисеева с исполняющей исправительные работы госпожой Кошельной, он приводил и доказательства — установленное путём негласного наблюдения регулярное и длительное пребывание названного Елисеева в кабинете госпожи Кошельной с закрытием кабинета на ключ и следы телесной близости, обнаруженные в ходе обыска, проведённого до вечерней приборки в комнате отдыха. Ротмистр в осторожных выражениях высказывал озабоченность таковой связью в свете обеспечения секретности деятельности института и запрашивал у Денневитца санкцию на установку в комнате отдыха госпожи Кошельной прослушивающего устройства. М-да…