Двуглавый. Книга вторая

— Что же, Виктор Михайлович, по-вашему выходит, генерал говорил только правду? — поинтересовался надворный советник больше для порядка, поскольку в ходе беседы тёзка никаких сигналов о неискренности генерала не подавал.

— Так точно, Карл Фёдорович, — так же для порядка ответил тёзка.

— Это, конечно, хорошо, — задумчиво оценил Денневитц поведение его превосходительства. — Точнее, было бы хорошо, если бы я понимал причины подобной откровенности. Что ж, со временем, конечно, и они прояснятся, в этом я уверен… И давайте, Виктор Михайлович, постарайтесь завтра с Эммой Витольдовной. Мне очень, очень и очень нужен Дмитрий Антонович!

А уж как нужен сейчас Воронков нам с дворянином Елисеевым! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но, похоже, возможность разыскать и изловить заказчика тёзкиной смерти обрела, наконец, более-менее реальные очертания, и сыщик с опытом работы по этому делу был бы тут, что называется, к месту. Но, в отличие от Карла Фёдоровича, тёзка имел возможность на ускорение возвращения Воронкова на службы повлиять лично. Вот пускай завтра той возможностью и пользуется!

[1] Ничего удивительного — в нашей истории орден Св. Иоанна Иерусалимского просуществовал в России в 1797–1817 гг., причём после Павла I награждения не производились. В описываемом мире Павел I царствовал дольше и след, оставленный им в русской истории, привёл в том числе к сохранению ордена в российской наградной системе

Глава 18 Кто же вы, господин Яковлев?

За всё время нашего симбиоза дворянин Елисеев многому, конечно, у меня научился, пусть и не всему, чего мне хотелось бы. Зато я у него научился много чему. Да, здешние особенности меня иной раз удивляли, иной раз поражали, бывало, и ругаться хотелось по их поводу, но что вы хотите от общества, так полностью и не ушедшего от сословности? Проще было принять его таким, как есть, и не морочить себе голову, а если чего не пойму сразу, так у тёзки и спросить. Главное же, я научился по-местному изъясняться, всё же говорят здесь не так, как в моём мире. Вот не совсем, конечно, по-другому, если литературным языком пользоваться, разницы почти нет, но особенности остаются, и в них я уже практически свободно ориентируюсь.

Собственно, именно эти знания я сейчас и собирался применить, обратив внимание Денневитца на кое-какие особенности нашего таинственного антигероя. Тёзка уже привык, что просто для собственного удовольствия я прошу у него управления телом разве только в постели у Эммы, и уговаривать его мне не пришлось.

— Прошу прощения, Карл Фёдорович, я вот на что обратил тут внимание, — со всей возможной скромностью начал я.

— И на что же, Виктор Михайлович? — поощрительно поинтересовался Денневитц.

— По мере накопления у нас сведений об этом Яковлеве, или кто он там на самом деле, бросается в глаза некоторая нелогичность его действий, — вообще, слово «нелогичность», как, впрочем, и «логичность» в тёзкином лексиконе отсутствовало, но за рамки здешних языковых норм не выходило. Вот и Денневитц воспринял его вполне нормально. — Да-да, именно нелогичность, продолжил я. — Вот только нелогичность эта при внимательном рассмотрении неизменно оказывается какой-то ненастоящей.

— Хм, — надворный советник ненадолго задумался, но тут же сделал приглашающий жест — мол, продолжайте.

— Смотрите, Карл Фёдорович, — молчаливым приглашением шефа я воспользовался немедленно, — Яковлев использовал как минимум две маски — для Бакванского и московских уголовников он был этаким экстравагантным выскочкой, броско одетым и много о себе понимающим. Для генерала Гартенцверга — знающим себе цену авантюристом с безупречными манерами. И во всех этих случаях изъяснялся по-русски до тошноты правильно. Вот что хотите тут думайте, а я считаю, что обе этих маски были ненастоящими и скрывали истинное лицо или, скорее, истинную сущность этого Василия Христофоровича.

— Так, — поскольку ничего более Денневитц на мои слова не ответил, я завершил нарисованную мной картину последним штрихом:

— Имя, кстати, тоже выглядит каким-то заумным и придуманным.

— Похоже, что так, — ответил Денневитц. — Но имя это он уже не раз использовал, а другого у нас пока что всё равно нет, поэтому я ещё позавчера объявил Василия Христофоровича Яковлева в розыск и затребовал от полиции всё, что у них на него есть. Уверен, под этим именем, настоящее оно или нет, он уже успел немало натворить. Заодно и узнаем, что именно. Но вы, Виктор Михайлович, продолжайте.

Отметив кивком-поклоном мудрость любимого начальства, я принялся вещать дальше:

— Нелогичными, на первый взгляд, смотрятся и действия Яковлева. Сведения у Бакванского он покупал не раз и не два, прямо-таки в постоянные клиенты вышел. И вдруг захотел Бакванского убить, да ещё со всеми домочадцами, а его замечательное собрание сжечь. Что сам Яковлев говорил генералу, будто и на него у Бакванского что-то есть, это почти наверняка ложь. Впрочем, это у самого Бакванского уточнить можно.

— Я вас, Виктор Михайлович, не первый день знаю, — усмехнулся Денневитц. — Раз вы о том заговорили, стало быть, свои на сей счёт соображения у вас уже имеются. Делитесь!

— Как я понимаю, действовал Яковлев на опережение, — соображения у меня, конечно, были, и как раз их я и начал выкладывать. Тоже, кстати, не совсем здешний оборот «на опережение», надо всё-таки за речью следить внимательнее. — Всё, что ему было необходимо, он, на мой взгляд, у Бакванского выкупил. Да, в будущем собранием Бакванского Яковлев мог воспользоваться, и ещё не раз, но… Но всё это время у Аркадия Кирилловича имелась возможность продать кому-то и сведения о хитром дельце, которого очень интересуют чужие грешки. Вот Яковлев и решил его опередить.

— Спорно, но вполне правдоподобно, — прокомментировал Денневитц. — А что тогда с генералом Гартенцвергом? Ведь и ничего от его превосходительства Яковлев не потребовал, и даже денег на наём налётчиков дал…

— На генерала, я думаю, у Яковлева были большие планы на будущее, — тут я, конечно, рисковал углубиться в нездоровое вангование, но основания для этого у меня, как я считал, имелись неубиваемые. — Что было против генерала Гартенцверга у Бакванского? Одно убийство и один человек, который что-то то ли знал об этом, то ли более-менее обоснованно подозревал. А теперь? Покушение на убийство пяти человек сразу и на устройство пожара в жилом доме, убийство двух чинов дворцовой полиции, тяжёлое ранение ещё одного, создание банды для совершения указанных преступлений, и ко всему этому человек, знающий всё доподлинно! Вот что, Карл Фёдорович, по-вашему, мог бы потребовать Яковлев от его превосходительства за сохранение в тайне такого?

— Да, Виктор Михайлович, потребовать тут можно было бы очень многое, — согласился Денневитц. — А вы молодец, заметили!

— Но мне тут куда более интересным представляется другое, — похвала от начальства, это, конечно, хорошо, однако я тут замахивался на большее.

— И что же? — Денневитц тоже заинтересовался.

— Мы знаем, что сведения о генерале Гартенцверге Яковлев у Бакванского не покупал, — напомнил я. — Тогда вопрос: а откуда он о них узнал? А узнал же, раз пришёл с этим к генералу!