Двуглавый. Книга вторая

Благодарственную грамоту с собственноручной подписью государя императора тёзка тоже привёз, и ценнейший документ пошёл по рукам в сопровождении восхищённых вздохов. Шоу удалось, короче. Ради такого случая на столе появилось и нечто покрепче чаю, в чисто символических, впрочем, количествах.

— Что ж, сын, — подполковник Елисеев встал, его примеру последовали и все остальные, — порадовал ты меня, порадовал. Да и всех нас порадовал, — Михаил Андреевич огляделся, убедившись в единодушной поддержке семьёй такой оценки. — За тебя, Виктор! — провогласил он. — За твои успехи!

Обстановка за столом, и без того по-семейному тёплая, после отцовского тоста потеплела ещё больше, хотя куда уж, казалось бы. Витеньке подробно и с весёлыми комментариями пересказали домашние и городские новости, произошедшие в его отсутствие, в ответ тёзка выдал очередную порцию адаптированных к здешним реалиям моих анекдотов, в общем, повеселились от души. Кстати, одна из тех городских новостей тёзку даже заинтересовала, не особо, правда, сильно — сосед Анны Фокиной застройщик и домовладелец Попов выкупил-таки у её наследников усадьбу, снёс все постройки и с весны собрался начинать, как судачили в городе, какое-то невероятно грандиозное строительство, правда, никто толком не знал, какое именно. Да, так вот всё и проходит — и самой Анны не стало, теперь и дома, где тёзка был с ней счастлив, не осталось. Впрочем, насчёт счастья я уже не уверен, да и сам тёзка тоже. Было хорошо, да, очень хорошо, но именно что было…

Сильно долго, однако, не засиживались, к ночи застолье завершилось, и его участники разошлись по комнатам. Тёзка тоже ушёл к себе и почти сразу завалился спать, я, как оно у нас часто бывает, заснул позже. Честно говоря, этот импровизированный семейный праздник вызвал у меня острую зависть к моему мозговому товарищу. Нет, у меня в семье тоже всё было хорошо, в семье, где я родился и вырос, я имею в виду. Но потом… С сестрой старшей вообще чужими людьми выросли, сейчас даже не вспомню, когда последний раз виделись. Своя семейная жизнь тоже сложилась наперекосяк — с первой женой трёх лет не прожили, разбежались, со второй постоянно то ругались, то мирились, кое-как продержались так одиннадцать лет, да и развелись по-тихому, разве что с дочерью нормальные отношения, не вышло у матери настроить её против меня, хотя моя бывшая честно старалась. Тёзка, когда я ему про жизнь свою рассказывал, вообще не понимал, как такое может быть между близкими людьми. Ну да, у него-то семья нормальная, здоровая, так сказать, ячейка общества. Правда, и само общество тут заметно поздоровее.

Вспомнилось прощание с Эммой. Постарались мы все тогда от души, и результат вышел просто умопомрачительный, мы с тёзкой даже слегка испугались, когда от избытка ощущений она вдруг принялась бормотать что-то не особо разборчивое по-польски и почему-то по-немецки. Нет, не за душевное здоровье нашей дамы мы испугались, и не того даже, что можно было бы принять её за германскую шпионку, но чёрт меня тогда дёрнул представить по аналогии, как мы с тёзкой вдруг заговорили между собой не мысленно, а вслух… Бр-р-р, жуть! Одно радовало — никогда такого ещё не было, и дай-то Бог, чтобы так оно и оставалось. Впрочем, Эмма от нас никуда не денется, вот вернётся дворянин Елисеев в Москву, там и посмотрим, что и как дальше будет, а пока что-то мне подсказывало, что и здесь, в Покрове, поджидает нас нечто достойное самого пристального нашего внимания. А может, и не только нашего…

Что не так уж я оказался неправ, начало выясняться уже на следующий день. Сначала с тёзкой пожелал поговорить отец, вдвоём, без женщин. Михаил Андреевич сразу заявил сыну, что не верит в его непричастность к подавлению мятежа, и тёзке пришлось правоту отца признать, хотя от изложения подробностей дворянин Елисеев всячески уклонялся и отец вынужден был смириться, оставшись, однако, гордым участием сына в столь важном для империи деле. Но и у подполковника Елисеева нашлось что рассказать сыну. Под большим секретом он сообщил, что будущей осенью уездным предводителем дворянства может стать его и тёзкин зять, городской секретарь Антон Улитин. Нынешний предводитель вроде как решил на осенних выборах не выдвигаться, хотя никаких к нему нареканий со стороны дворян Покровского уезда не имелось, и даже сам обещал Улитину призвать дворянское собрание голосовать именно за него. Тут, правда, полной ясности пока не было, потому как несколько раньше выборов у дворян должны пройти местные выборы в городе и уезде, и Антон Васильевич может сохранить за собой место городского секретаря, но сам факт того, что Елисеевы могут подняться в негласной городской и уездной дворянской иерархии даже выше и без того высокого теперешнего своего места, наводил на размышления, особенно в свете необъяснимости причины решения предводителя о самоотводе. Так и шли на ум всякие конспирологические бредни. Какие? Да вот хотя бы то, что это своего рода плата властей всему роду за геройства одного из его представителей при подавлении мятежа. Чушь, скажете, собачья? Я и сам не спорю, но…

Возможность поговорить с самим Улитиным представилась уже назавтра, когда они пришли в гости. Правда, мы с тёзкой посовещались и решили пока не поднимать вопрос — для нас с ним принципиального значения он не имел, и вообще, самому тёзке интереснее было поговорить не с Улитиным, а с его женой, то есть со своей старшей сестрой, тем более, что повод для разговора нашёлся более чем веский. Но повод поводом, а поговорить с Ольгой получилось уже когда она с мужем готова была покинуть родительский дом.

— Лёля, ты бы Антона своего подлечила, — огорошил дворянин Елисеев сестру, едва начав разговор.

— Подлечила? — не поняла Ольга. — От чего?!

— Точно сейчас не скажу, но, похоже, у него с ногами что-то не то, — не надо думать, что тёзка стал бездельничать на занятиях у Эммы после изменения характера отношений с нею, но при простом рукопожатии точной картины состояния зятя он увидеть не успел, а принудительно это самое рукопожатие продлевать ему не позволили правила хорошего тона.

— Я не замечала… И Антон не жаловался, — удивилась сестра. — А ты теперь и такое умеешь?

— Умею, — скромно признал тёзка.

— И что, тебе это дозволяется?! — удивление Ольги подскочило на запредельную высоту.

— Не мне одному, — ответил он. — С этим вообще теперь проще будет. Свободнее, то есть. Так что можешь не прятать свои таланты, а ежели что — звони прямо мне, у меня есть к кому обратиться, если сложности возникнут.

Ольга молча и до крайности выразительно посмотрела на младшего брата.

— Вот как даже… — выдала она после слегка подзатянувшейся паузы. — Спасибо, буду знать… А ты можешь как-то точнее сказать, что с Антоном?

— Могу, — на сей раз скромность ответа была явно показной. — Но мне нужно минут пять, может, и десять. Если увижу, что смогу исцелить, то и больше.

— Исцелить?! — говорить про удивление сестры в данном случае не приходилось, нужно было более точное определение её состояния, но, вот незадача, тут даже «обалдение» и «изумление» смотрелись не особо подходящими, а другие приличные слова на ум не приходили. — Что же такое с тобой происходит?

— Ничего особенного, просто научили, — если бы проводился чемпионат по притворной скромности, тёзка сейчас имел все шансы убедительно его выиграть.

— А меня научат? — загорелась сестра, но тут же и сдала назад. — Хотя что я… У меня же три из восьми, а не как у тебя…

— Я спрошу, — сказал тёзка. — Но это единственное, что могу обещать. Дальше, сама понимаешь, не от меня зависит.

— Спроси, — в голосе Ольги звучала надежда. — А с Антоном… Приходи завтра к нам? Сейчас-то, наверное, мы уже собираться будем.

Тёзка, разумеется, прийти обещал, но не завтра. Послезавтра подполковнику Елисееву надо было уже явиться на службу, вот под это младший Елисеев и решил подстроиться.

…Ничего такого уж страшного с городским секретарём не случилось. Да, увидел у него тёзка последствия давней травмы левого колена, но источником проблем эти последствия пока не стали. И уже не станут — дворянин Елисеев постарался на совесть. Ольга, пока брат занимался её супругом, сидела рядом, широко распахнув глаза и видно было, что ей стоило немалого труда не раскрывать рот, настолько она впечатлилась увиденным.