Двуглавый. Книга вторая

— Витя, но как?! Я что-то чувствовала, даже какое-то цветное мельтешение видела, но так… Не знала даже, что такое вообще можно! — восторженно затараторила она.

— Можно, как видишь, — с некоторым самодовольством, вполне, однако, оправданным, ответил тёзка.

— Я так, наверное, не смогу, — потянуло Ольгу в самокритику.

— Не зарекайся, — остановил дворянин Елисеев переход самокритики в самоуничижение. — Посмотрим. Я же обещал поговорить… Думаю, и на твоём уровне тебе можно помочь с развитием. Если Антон не против, — добавил он и вопросительно посмотрел на зятя.

— Антон, Витя говорит, что теперь уже можно не скрывать мои способности, — растолковала она мужу текущее положение.

— Раз так, я не против, — согласился Улитин, тут же проявив правильное понимание: — В Москву надо будет ехать?

— Я обещал поговорить, — повторил тёзка. — Пока именно поговорить, решение зависит не от меня. Если решение будет положительным, то да, в Москву.

— Хм, новые времена, стало быть… — оценил ситуацию городской секретарь.

— Они самые, — подтвердил тёзка.

Разумеется, посмотрел дворянин Елисеев и Ольгу, как до того родителей и Наташу, но все они оказались здоровыми, разве что у отца нашлись следы боевых ранений, какой-то опасности уже не представлявшие, но тёзка всё же немного, самую малость, и там подправил.

В оставшиеся дни главным тёзкиным развлечением стали обильные и разнообразные застолья. Так-то по нормам Кремлёвского полка кормили товарища сытно и даже вкусно, но с домашней едой всё равно же не сравнить. Я уже опасался, что скоро наше общее тело не поместится в мундир, но отпуск как-то быстро подошёл к концу, и обоим Елисеевым — стершему и младшему — пришлось вновь планировать операцию по маскировке способа убытия внетабельного канцеляриста на службу, и вскоре названный чиновник отзвонился Денневитцу, уведомив шефа о прибытии, а со следующего утра засел, по распоряжению начальства, за подробный отчёт о своём ученичестве у Кривулина и Кошельной. Эмма, однако, пока не считала обучение завершённым, так что к её и нашей с тёзкой радости дворянин Елисеев периодически отъезжал в Михайловский институт. Так прошло около недели, а потом…

— Похоже, Виктор Михайлович, напрасно я отпускал вас в Покров, — озабоченно выдал Денневитц, едва срочно вызванный тёзка переступил порог его кабинета. — У Дмитрия Антоновича плохие новости…

Глава 10 Плохие новости и хорошая работа

Новости у титулярного советника Воронкова и впрямь оказались плохими. Очень и очень, я бы сказал, плохими. В день возвращения тёзки из отпуска в Москве был убит некий господин Ноговицын. Пусть ни дворянин Елисеев, ни, тем более, я не были с тем господином знакомы, гибель добропорядочного гражданина от рук преступника — всегда плохая новость и сама по себе. Но если бы только это… Убит господин Ноговицын был недалеко от станции, куда прибывают автобусы с Владимирского тракта, и убит вскоре после своего выхода из автобуса «Владимир — Москва», на котором приехал в столицу. Дальше — хуже: убийце удалось скрыться. Но под занавес Воронков выдал уже совсем ни в какие ворота не лезущее известие: убитый господин Ноговицын, хоть и был постарше дворянина Елисеева, внешностью своей очень на тёзку походил.

Приехали, мать-перемать… Летнее-то покушение на тёзку до сих пор не раскрыто, а тут на тебе, ещё одно. Да ещё и удавшееся, пусть и не дворянин Елисеев погиб, а похожий на него человек — в случайное совпадение ни я, ни тёзка, ни Воронков ни на секунду не поверили.

— Дмитрий Антонович, а как вообще об этом убийстве стало вам известно? — заинтересовался тёзка. Кстати, да, вопрос более чем резонный. — Это же московской полиции дело, не дворцовой? И с моим делом вроде никак не связано, если не знать того, что знаем мы?

— У меня же связи с сыскной частью московской полиции остались, — хмыкнул Воронков. — Да и Карлу Фёдоровичу спасибо, из дворцовой полиции в московскую ушло отношение об уведомлении меня обо всех московских преступлениях, так или иначе связанных с Покровом. Вот кто-то из моих недавних сослуживцев и обратил внимание, что автобусы из Владимира в Москву именно через Покров идут. Пусть покойный Ноговицын и приехал из Владимира, а не из Покрова, убийце-то откуда было про то знать? Особенно при похожей на вас внешности жертвы?

Ну да, всё логично, не поспоришь. И сам Воронков, конечно, умён, спору нет, и кто-то из сыщиков не пропустил такую подробность мимо своего внимания, это они молодцы. Вот было бы с того нам с тёзкой легче… Но нет, кое-что хорошее, ну если применительно к убийству можно о хорошем говорить, Воронков заметил и с тёзкой своим наблюдением поделился.

— Смотрите, Виктор Михайлович, что получается, — говорил сыщик. — Заказчик преступления, надо полагать, остался тем же, но вот с толковым исполнителем у него произошло очевидное затруднение. Убийца мало того, что ошибся с жертвой, так ещё и само убийство исполнил не очень-то чисто. Свидетелей много, приметы уже известны, где его искать, сыщики определённое представление имеют. Не Голубок, знаете ли, совсем не Голубок.

Я подумал, что утешение, честно говоря, так себе, но за неимением лучшего и оно сойдёт.

— Главное же, — продолжал вещать Дмитрий Антонович, — здесь в том, что теперь мы можем быть уверены: наводку дали из Покрова.

Вот тут он прав, иначе никак не объяснить такую оперативность убийцы. Или же заказчика, причём скорее именно заказчика — покровский информатор связывался наверняка с ним, а не с исполнителем. Резануло слух тут другое — Воронков сказал «из Покрова», хотя почти все, кто больше одного раза бывал в городе, быстро привыкают говорить как местные — «из Покрова». Я, например, в своё время эту заразу подцепил в первой же командировке туда, а вот у Дмитрия Антоновича, похоже, иммунитет.

— Титулярному советнику Грекову я уже телефонировал, — не унимался Воронков, — жду от него известий.

Это хорошо, это Воронков молодец. Посмотрим, как покажет себя Греков, этот вроде тоже не просто так, дело своё знает. Чёрт, не получилось бы только, как в прошлый раз, когда ни звонка, ни телеграммы из Покрова в Москву при тёзкином отъезде не зафиксировали…

Увы, но когда Греков позвонил Воронкову, оказалось именно так — в день убытия дворянина Елисеева из отпуска никто в Покрове в Москву не телефонировал и не телеграфировал. Непонятно…

Пока я пытался вспомнить свои не такие уж и давние размышления на эту тему, на ум пришла ещё одна непонятность. Вот как, скажите, в этот раз неведомый наводчик определил время убытия тёзки из Покрова, если дворянин Елисеев никуда не уезжал, а телепортировался из того же домика в саду? Соответственно, и на автобусную остановку тёзка из дома тоже не шёл. Так и этак прикидывая, я пришёл к выводу, что каким-то образом наводчик понял, что младшего Елисеева дома уже нет, посчитал, что допустил оплошность, не увидев, как тот вышел из дома и отправился на остановку, а чтобы ту оплошность скрыть, просто непонятным пока способом сообщил в Москву, когда убывает из Покрова ближайший к тому времени автобус. Во всяком случае, никакого иного разумного объяснения я тут не видел. Но тогда получалось, что за домом Елисеевых наблюдают постоянно, причём уже довольно давно, однако ни тёзкина семья, ни прислуга, ни полиция этого наблюдения так за всё прошедшее время и не обнаружили. Значит, что? Правильно, значит, наблюдатель или наблюдатели — кто-то из соседей. А кто у нас там соседи?

Тут к моим размышлениям подключился тёзка, но толком никого из соседей заподозрить не смог — вроде бы все люди приличные, каких-то конфликтов с Елисеевыми ни у кого нет, ну, или он про те конфликты не знал. Ладно, это, вообще-то, для Грекова работа, с чем согласился и Воронков, когда тёзка изложил ему наши соображения.

Пока Дмитрий Антонович загружал теми соображениями Грекова, я продолжил напряжённую умственную деятельность. Тёзку, получается, обложили очень плотно, если принять версию с наблюдением, а принять её приходилось, поскольку объясняла она многое. Но такое наблюдение — дело не шибко простое, тут усидчивость и внимательность требуются, причём в течение немалого времени. Значит, и мотивация должна иметь место, без неё никто так заморачиваться не станет. А какая тут может быть мотивация? Да такая же, как и в любом другом деле — деньги или иные материальные блага, личные отношения, убеждённость в правильности и необходимости своих действий или стремление к славе и почестям. Последнее я отодвинул в сторону — к нашему случаю оно, на мой взгляд, никак не подходило. А вот три других выглядели вполне правдоподобно, и каждое по отдельности, и в любых между собой сочетаниях. Оставалось надеяться, что титулярный советник Греков с этим разберётся, опыта на такое ему должно хватить.