Дьяволы

Граф окинул взглядом свиту:

— А ты скажешь?

— Я дал обет честности. Выбора нет.

— Говори! Приказываю!

— Битва это азарт. — Якоб вздохнул. Годы забрали силу, но придали вздоху мудрость. — Но сейчас… ваши шансы малы.

Лицо матери Винченцы потемнело, офицеры зароптали, но граф остановил их жестом:

— Почему?

— Я был в лазарете. Слышал, как солдаты говорят начистоту. Они верят в вас, но кампания затянулась. Припасов мало, ряды редеют от ран и болезней. Они хотят домой.

— У графини Йованки люди не свежее!

— В ее лагере порядок, — Якоб кивнул на шаткие палатки Радосава, затем на аккуратные ряды через долину. — Признак высокого боевого духа и полных складов.

Молодые рыцари зашептали о «трусости» — их излюбленном слове для здравого смысла. Но ветераны заворчали.

Мать Винченца фыркнула:

— Граф Радосав, вы — благочестивый сын Церкви, бесстрашный воин Папы! Графиня же в союзе с раскольниками и еретиками Востока! Ее нельзя терпеть!

— Мир навыворот, — пробормотал барон Рикард. — Священник рвется в бой, рыцарь — за мир.

Мать Винченца указала на монаха с позолоченным фонарем, где вместо свечи лежал сморщенный мозг:

— Реликвии Святых Василия и Григория с нами! Как можно сомневаться в победе?

— По моему опыту… — Якоб решил позаимствовать красноречие у Батист, — святые поддерживают тех, у кого численность, снаряжение и выгодная позиция.

Винченца сверкнула глазами:

— Возраст высосал вашу мудрость, Якоб из Торна!

— Бывали в Польше, мать Винченца? — вмешался Рикард.

— Какое отношение...

— Там готовят пельмени. Просто, но… божественно. — Барон не моргнув смотрел на нее.

— Пельмени… — священница опешила.

— Ваша вера напомнила мне часовню в поместье жены, — Рикард мягко увел ее в сторону. — Дверь, увитая жимолостью. Знаете ее аромат?

— Ваше превосходительство. — Якоб положил руку на плечо графа, другой обводя контуры долины. — Лагерь графини выше. Склон круче, ручей и камни замедлят атаку.

— Пустяки! — фыркнул офицер.

— Битвы решают пустяки, — вздохнул Радосав.

— Ветер против нас, — Якоб лизнул палец, подняв его. — Их стрелы полетят дальше.

— Ветер может измениться! — рявкнул другой.

— Это ваша стратегия? — взгляд Якоба заставил офицера смолкнуть.

— Но у меня есть вы! — воскликнул граф.

Якоб усмехнулся. Император Одон когда-то тоже верил, что один человек решает все.

— В юности я мечтал менять историю. Теперь знаю: чаша весов качнется не в ту сторону.

Граф потер челюсть:

— Люди устали. Ее позиции сильны. Погода и рельеф против…

— И конницы у них больше, — кивнул старый рыцарь.

Радосав ударил кулаком в латы:

— Черт, как хочется разбить ее!

Якоб, годами уговаривавший мирных на бойню, теперь отговаривал глупцов. Он приблизился:

— А представляете, если она победит вас? — Граф вздрогнул. — Позор. Урон репутации. Хотите унизить ее? — Якоб пожал плечами. — Сделайте это за столом переговоров, где ваша хитрость даст преимущество.

Граф задумался:

— Все равно любая битва кончается там.

— Прожив жизнь в войнах, скажу: мир приносит больше выгод.

— Но меч вы носите, — заметил Радосав.

Якоб устало улыбнулся, опираясь на эфес:

— В моем возрасте нужна опора.

Глава 40 Лазейка

— Что здесь произошло? — прошептал брат Диас, выглядывая из-за угла на площадь.

Они уже видели тела, пока пробирались в разоренный город. Одни сгрудившиеся кровавые комья на улице. Другие обугленные в сгоревших зданиях. Третьи висящие в арках, на окнах, на вывесках лавок. Но площадь впереди была усеяна ими. Трупы настолько изувеченные, что брату Диасу пришлось склонить голову и напрячься, чтобы понять, что когда-то это были люди.

Он смахнул с лица ледяной пот. Он выступил снова мгновенно. — Похоже на...

— Моих рук дело? — предложила Вигга, шагая по запятнанной брусчатке.

— Но безо всякой сдержанности... — Он заставил дрожащие ноги сделать еще одно «последнее» усилие и поплелся за ней.

Вигга, конечно, была убийцей. Одному Богу известно, сколько душ отправила она в ад. И все же с тех пор, как они покинули берег и пошли за Алекс вглубь страны, именно она не давала ему умереть. Тащила вперед, выслеживала путь, искала еду, била, чтобы не заснул, снова тащила... неутомимая проводница, бесстрашная защитница, безжалостная мучительница.

Она шумно втянула воздух, пропитанный вонью гари и преждевременной смерти. — Они прошли здесь.

— Зачем через город? — Брат Диас уставился на останки солдат, так тщательно перемешанные, что сложно было понять, сколько их. — Особенно разграбленный?

— Чтобы оторваться от ублюдков, что по пятам гнались.

Брат Диас моргнул. Это действительно разгадывало загадку.

Вигга была зверем, он знал это. Переменчива как сорока, груба как медведь, забывчива как сардина. Но с ней было... интересно. Порой в ее словах вспыхивали искры неортодоксальной прозорливости, доказывая, что дураком ее не назовешь. В богословских диспутах его старого аббата она вряд ли блистала бы. Зато сомневался он, выжил бы тот аббат в погоне за принцессой и беглым эльфом через поля сражений.

Хорошие спутники или плохие — все зависит от обстоятельств.

— Думаешь, сработало? — прошептал он.

— Санни юркая как блоха, так что надеюсь. — Она ткнула носком в разбросанные кишки. — По крайней мере, пока я не наступлю на их трупы. — Она осклабилась в своей вечно слегка пугающей улыбке. — Улыбайся, пока можешь. Мир скоро даст тебе пизды.

Вигга обнюхала опрокинутую повозку с разбитым колесом, заглянула под нее, затем двинулась к заваленному мусором переулку. — Они были здесь... Направились сюда...

В конце переулка виднелась река. Брат Диас последовал за Виггой к ветхому причалу, сердце стучало в ушах. Она присела у края пристани, всматриваясь вниз по течению. — След обрывается здесь.

— Значит, сбежали на лодке?

— Логично. На воде труднее выследить... — Вигга резко подняла голову, встала, уставившись обратно в переулок. — Кто-то идет.

Ему почудились крики на площади? Он прижался к Вигге. — Кто бы ни был, вряд ли они дружелюбны...

Сухожилия выступили на татуированных кулаках, когда она сжала их. — Я тоже умею быть недружелюбной.