Дыхание Голгофы

– Я то не удивлюсь, а вот что ты старикам нашим скажешь? У матери сердце больное.

– Не знаю. Надеюсь на чудо…

А в приемном отделении психиатрии заведующего, то есть, Войкова Аркадия Семеновича, лечащего врача моей Анюты, не было. Вышедший на наши разговоры с ворчливой привратницей – эдакий крепенький молодчик в белом халате категорически отказался показывать нам Анюту. И вообще ей сделали инъекцию и она спит. Я спросил:

– Как она себя чувствует?

– Состояние обычное для таких больных, - легко ответил он.

– Это каких таких? Диагноз уже твердо поставлен?

– Шизофрения, - как-то так запросто выдал этот здоровяк, но тотчас поняв, что ляпнул лишнее, сразу поправился. – Предварительный пока. Но все подробности у вашего лечащего врача Аркадия Семеновича. Он хороший специалист. Кандидат медицинских наук.

Мы с братом переглянулись: «Спасибо, утешил». Вышли из отделения молча. Комментировать не имело смысла.

– Поедем в какую-нибудь кафешку, выпьем по стопарику за здоровье Анюты и где-то за мой отъезд.

Впрочем, я за рулем. «Накатывал» только брат, а я пил сок. Говорить было не о чем, но еще тяжелее молчать.

… Потом я отвез Федора на вокзал. Дождались поезда. Обнялись.

– Крепись, братуха. Может, все образуется. Под Богом ходим. Ты же знаешь, куда я еду. Но уже привык врать себе – не страшно. А еще как страшно. Теперь вот двое ребятишек. Жить охота. А бросить ко всем чертям собачьим это свое ремесло не могу. Я - пёс войны, брат, обыкновенный пёс войны, - только и сказал на прощание Федор.

Он прыгнул в уже дернувшийся вагон. Я подал ему сумку, взмахнул рукой. «Куда ты едешь, брат мой, встретимся ли?»

… На новую квартиру в Черемушках меня возит Ашот. Я не рискую оставлять под окнами в глухом районе свою «копейку». Ашот меня и забирает. Другое дело, когда я ночую в общаге или у Анюты. Тогда жигуленок при мне.

Похоже, я начал привыкать к новой квартире. В общагу и к Анюте хожу только поливать цветочки на окнах. Особенно скверно я чувствую себя у жены – наваливается такая смертельная тоска – выть хочется. После работы я отгоняю свою «копейку» во двор автошколы и Ашот отвозит меня в Черемушки. Утром я вижу из окна своего третьего этажа двор соперника. Вот хозяин с парой-тройкой слуг толкутся возле его иномарки. Вот он играет с черным своим красавцем - догом, вот его целует на дорожку молодая, красивая женщина. Супруга, должно быть… Странно, человек сделал мне столько зла, а я не испытываю к нему никакой ненависти. Конечно он знает, что моя жена в больнице, и не просто, а в психушке…

Однажды он как-то бросил взгляд на мое окно и я решительно отпрыгнул – но это был не страх, нет, а какое-то нехорошее предчувствие.

Утром следующего дня мне в общественную приемную позвонила Лили и сказала, что мною по телефону интересовался мужчина.

– Он представился?

– Нет, но голос такой руководящий. Спросил как вас найти. Ему очень надо встретиться с вами по личному вопросу.

– Ну и что ты?

– Я ответила, что справок мы не даем. Номера телефона и адрес общественной приемной вы найдете в рекламе. Он поблагодарил и повесил трубку.

– Ну, ты прямо автомат, а не секретарь. Человек может душевно. А ты ему сразу от ворот-поворот.

– Я при исполнении. Ваши слова.

– Ладно, проехали, - сказал я, ловя себя на какой-то странной тревоге.

… Только я принял первого посетителя, вот он, звонок.

– Чудов моя фамилия, знаете, боярин, такого?

– Жора, ты какими ветрами?! – узнал я по голосу своего афганского сослуживца.

– Вашими, южными. Надеюсь, помнишь меня, капитан.

– Ну как же, «последний бой, он трудный самый» - искренне обрадовался я. – Давай ко мне.

– Нет уж лучше ты ко мне. Не люблю я этих ваших канцелярий.

– А где ты?

– Тут от вашей приемной недалеко. На углу переулка Щорса и проспекта Комиссаров. Здесь еще сапожная мастерская. Черный джип. «Немец». Увидишь.

– Сейчас, только разгребу малость.

Я сразу позвонил юристу Челнокову, объяснил ситуацию и просил срочно подменить меня. Тот, после понятной паузы согласился.

Я вышел к людям – их на стульчиках сидело не так много. Я сказал им, что сегодня прием будет вести юрист Челноков. По-моему, я их разочаровал.

Честное слово, пока шел на встречу с боевым товарищем, очень волновался. Перед глазами возникал красавец замполит, эдакий щеголь со снисходительной улыбкой и ужимками аристократа. Но вот от джипа отделился и шагнул ко мне человек. Только как будто уж и не он, другой, едва знакомый. Эдакий громоздкий с брюшком мужчина в замшевой, распахнутой настежь куртке, предстал предо мной. Куда только делась его шевелюра? Голова выбрита до блеска, только в серых с голубинкой глазах знакомое упрямство на грани высокомерия – его трудно убрать даже вот такой широченной улыбкой. Обнялись, конечно, от него пахнуло дорогим парфюмом и дальней дорогой.

– Узнал бы, но с трудом, - сказал я.

Он увлек меня в салон: «Рад, чертовски рад нашей встрече. Так, говоришь, не узнал бы? Совсем плох? Постарел, подурнел, - весело ворковал он.

– Нет. Какой-то другой ты стал. Но не подурнел. Я тебя прежним представлял.

– Это когда орал «Ду-у-хи», - рассмеялся Чудов. – Вот тогда я точно хорош был. Ну а ты, боярин, не сильно изменился. Не пойму, то ли заматерел, то ли забронзовел.