Эдуард Лимонов

В общем, весьма опасный человек Нерсесов. Лучше с ним не связываться. Когда Дугин в Питере баллотировался в Думу при поддержке Курехина, Юра поучаствовал в его кампании, и, по его утверждению, мэтр попытался кинуть его на деньги. В ответ Нерсесов наехал на всю НБП, опубликовав статью «Загнивание тропических фруктов» в анархическом журнале «Черная звезда». Собственно, идеологически и стилистически партия — особенно в тот период — ему была вполне близка, поэтому он начал цепляться к мелочам. Упомянув, например, про то, что «Лимонка» зря ставит в пример «неудачников и лузеров», как упомянутые выше Кодряну и Боб Денар.

Эдуард ответил ему в тексте с характерным названием «Лимонка в журналистиков»:

«Автору статьи в газете анархистов “Черная звезда” не нравится мой друг, король солдат удачи Боб Денар: “Этот субъект неоднократно пытался организовать перевороты в различных африканских странах, но везде негры вышибали его пинками под зад. Пару раз Денару удавалось захватить Коморские острова (площадь 1900 кв. километров, население 300 тыс. человек). Но в итоге его выперли и оттуда”. Деформированный, кривозубый, криворожий, шаркающий одной ногой, форменная жертва аборта — автор статьи (я его лично знаю), да посмотри ты ради бога в зеркало! Ты хоть бабу одну стоящую захватил за сиську в своей жизни, не говоря уже об островах с якобы недостающей площадью? Злоба мелкого человека против тех, кто выше, больше и благороднее его, сквозит во всех фразах завистливого и злобного племени журналистов».

Юра совершенно не обиделся, признал, что был неправ, а вскоре во время одного из приездов Эдуарда в Петербург произошло их историческое примирение. «Берегите этого маленького человека с большой головой. Он нам еще пригодится», — сказал нам Эдуард на Московском вокзале, садясь в поезд. И действительно, пригодился, и не один раз…

Но вернемся к событиям весны 1997 года. Мы не зря кричали на «Авроре» про хана Нурсултана. В тот период началось брожение среди казаков и русского населения Северного Казахстана, и предполагалось, что партия примет там участие в народном восстании. На 2 мая был назначен казачий круг в Кокчетаве, предполагалось либо создание автономии, либо провозглашение казачьей республики, с последующим присоединением к России. Казаки попросили помощи людьми, и Лимонов с семью соратниками отправился в так называемый «азиатский поход».

С самого начала пути их сопровождали российские оперативники, несколько раз, не скрываясь, обыскивали: «Пулеметы везете?» В Кокчетаве на перроне встретила толпа ментов. Нацболы оказались единственной приехавшей группой, хотя собирались и жириновцы, и баркашовцы, и националисты Беляева. Несколько групп казаков были задержаны еще на территории России российскими же спецслужбами. Пригласившего с Лимоновым атамана Петра Коломца также арестовали, но уже в Алма-Ате, их казахские коллеги. Вскоре выяснилось, что перепугавшиеся власти проведение круга запретили, и в итоге казаки от мероприятия отказались.

В тот приезд, гуляя по Алма-Ате под бдительным оком местных спецслужб, Эдуард решил пойти посмотреть на родной дом выросшего в этом городе Жириновского. И не пожалел об этом:

«Когда я там побывал, вспомнил харьковскую юность и свой дом. Это такой двухэтажный с террасой деревянно-глинобитный домишко. Это вот русские в рассеянии. Надо понимать, почему он выступает с такими идеями. Диаспорой русских на Украине нельзя назвать, а он был истинная диаспора. Это русские, которые завоевали эти территории, жили там. В пределах Садового кольца ни фига не понять этого. Понятно, что он думает, что это его земля — а чья это еще земля? Вот эти покосившиеся террасы, шелудивые собаки, все это выходит к какому-то гнусному косогорику, по которому стекает вода и во время дождя все это превращается в месиво такого говна. Я вспомнил, что у нас в Харькове рядом тоже были три кладбища, профсоюзное училище — говно жуткое. Это не Садовое кольцо, но это земля, где твой отец ходил в галифе, сажал какую-то х…йню… Люди, живущие с такой ментальностью, как у меня или Жириновского (тут уже неважно, что с ним потом случилось), их миллионы. Этого не понять вот этим пидорам лощеным. А то они лезут — вы там нарушили суверенитет Украины. Вы моего сердца, суки, суверенитет нарушили! И я никогда вам этого не прощу!»

Чтобы не возвращаться просто так в Москву, Эдуард отправился с ребятами в 201-ю дивизию, охранявшую границу в Таджикистане. В течение четырнадцати дней на поездах и автобусах они добирались до нее с различными приключениями и наконец достигли цели. В Курган-Тюбе Эдуард познакомился с еще одним «псом войны» своей жизни вслед за Бобом Денаром и приднестровским комбатом Костенко. Это был знаменитый полевой командир Махмуд Худойбердыев, воевавший под красным флагом, позже поднявший мятеж и загадочно погибший.

В расположении дивизии Эдуарда всё восхитило. Колониальные ароматы, экзотика, военное присутствие империи — пусть уже и распавшейся. Киплинг. «А все началось с приезда в 1991 году Травкина, Собчака, Велихова. Приехал старший брат и указал младшему: “Давай в демократию!” Эх, неплохой был народ таджики, Эдуард Вениаминович! — с сожалением говорил ему подполковник Александр Рамазанов. — Из рук выпустили. Нельзя выпускать детей, животных, скотину из рук».

К концу мая Эдуард с нацболами вернулся в Москву, отмотав более шести тысяч километров.

Эту музыку он готов слушать до конца жизни. После этих впечатлений просторы Средней Азии снились ему в тюрьме:

Страшно проснуться: пустая тюрьма, Утром проснулся рано, А под ногами, с крутого холма …Бактрия и Согдиана… Желтые обе. Милые две Родины у султана, Бактрия — словно бы грива на льве, Дождь золотой — Согдиана Я не доставлю вам… я не умру, Как лепестки из фонтана, Нежно стучат о земную кору …Бактрия… Согдиана Ты пишешь письмо мне? А адрес прост: каракули крупного плана, Азия — где небеса — купорос, Бактрия… Согдиана… …Будет полет золотых орлов, Но соль будут лить на рану… Пока не увижу с высоких холмов Бактрию и Согдиану

Вероятно, именно после этой поездки он задумался о возможном конце жизни, как описал Эммануэлю Карреру, — дервишем, на восточном базаре, у древних стен Самарканда.

Летом 1997 года Эдуард в третий раз поучаствовал в довыборах в Госдуму на Ставрополье, по Георгиевскому округу № 52 по призыву местных нацболов. Здесь он апеллировал к русскому национализму и предлагал остановить чеченских боевиков. «Выборы у границы с дьяволом» — так он именовал этот опыт. Бесконечная предвыборная пахота, разъезды по краю и встречи с избирателями в селах не помогли — он получил 3899 или 2,74 процента голосов (восьмое место).

2 октября в бункере НБП Лимонов, Анпилов и глава Союза советских офицеров Станислав Терехов подписывают политическое соглашение о создании революционной оппозиции и заявляют о готовности к участию в выборах в Думу. Позднее, в 1998 году, это объединение получит название «Фронт трудового народа». 7 ноября ФТН вывел колонну на демонстрацию в Москве.

А в Петербурге ехавшие как-то в электричке из-под Луги братья Гребневы встретили депутата Законодательного собрания Ленинградской области Владимира Леонова. Депутат ходил по вагонам и продавал свою газету «Трудовая Гатчина», все его знали, и в своем округе он был совершенно непотопляем. Вместе с ним и главой городского отделения Союза офицеров Сиротинским — мы создали ФТН в Питере.

В дальнейшем на базе Фронта планировалось образовать блок радикальной оппозиции на выборах в Думу. А пока Анпилов с Тереховым придумали идею похода на Москву — выдвижения активистов из различных регионов, которые в течение месяца должны ехать в столицу, агитируя население расположенных по дороге городов. Лимонову показали план, где отряды сдвигаются к Москве в виде звезды, что показалось ему странным и вычурным. Однако идея была хороша, чтобы чем-то занять старых активистов и для привлечения новых.