Эдуард Лимонов

И вот в августе 1998 года поход начался. Питерская группа двигалась на электричках через Новгород, Псков, Тверь и подмосковные города. Колонну везде на ура встречали пенсионеры и коммунистические активисты. В пути нас застал дефолт, и в Твери на митинге, толком не поняв еще, что случилось, я рассказывал всем, как власти нас ограбили. Это, собственно, оппозиционеру можно говорить всегда и в любой ситуации — не ошибешься.

В Бутове, в лесу на окраине Москвы, состоялась встреча всех колонн и нацболы из разных регионов радостно обнаружили, как нас много. Царила общая атмосфера воодушевления. Эдуард, правда, поскользнувшись в грязи, растянул сухожилия на ноге, и ему пришлось вскоре ехать домой. А мы пошли гулять по Москве с юным тогдашним главой столичного отделения Серегой Ермаковым и Женей Павленко и… всю ночь били иномарки состоятельных столичных жителей.

Вообще в тот период уличное хулиганство и прочий мелкий криминал составляли важную часть нашей жизни. Мы считали, что радикалам необходимо и радикальное поведение, а потому наряду с раскраской стен надписями «НБП» и «Капитализм — дерьмо» занимались и более опасными вещами. Этому нас обучил приятель Гребневых, нацбол Вадим по кличке Лось, ценитель авангардной музыки и литературы, ни дня в своей жизни не работавший и проживавший в коммуналке на Лесном проспекте, в доме, где квартировал в свое время будущий маршал Финляндии Густав Маннергейм.

Иногда мы уничтожали и закидывали краской рекламные щиты, особенно «идеологически вредные» — с каким-нибудь ковбоем Мальборо или кока-колой. Или устраивали соревнования, кто больше разобьет «буржуйских» тачек. Все это делалось под покровом ночи. Запасшись камнями, мы влетали во двор и били припаркованные там иномарки. В то время автомобиль для масс еще был роскошью, а не средством передвижения, бюджетных иномарок не было, а счастливых владельцев БМВ и «мерседесов», составлявших нашу цель, было немного. Иногда счет разбитым машинам шел на десятки за ночь. Однажды мы с трудом втроем, подняв тяжеленный мотор от лифта, закинули его в джип, и тот продавил там пол. Попадись мы за этим занятием — нас мог бы и убить какой-нибудь владелец авто в красном пиджаке с большим радиотелефоном в кармане.

Кстати сказать, такое едва не случилось с Дугиным в день его знакомства с Лимоновым. Покинув вечер, проводимый в газете «Завтра», пьяный Александр Гельевич стал пинать проезжавший мимо «мерседес», а когда оттуда вышел браток и наставил на него пистолет, заявил, что он — всемирно известный писатель Лимонов. «Лимонов — это я. Простите моего друга, он напился», — сказал подоспевший Эдуард. Браток сплюнул и уехал.

Постепенно, однако, Дугин остепенился и такого больше себе не позволял. Круг его интересов к концу 1990-х годов сместился в сторону религии, а именно — старообрядчества. Он ввел в моду среди обитателей бункера черные рубашки, стал приглашать туда проповедников из староверской среды. За этим занятием его однажды застал в бункере Лимонов и несколько встревожился. Вскоре Дугин потребовал от Эдуарда исключить из партии нескольких старых партийцев — обитателей бункера (Хорса, Охапкина, Локоткова), не разделявших его увлечения, ибо это «дурной человеческий материал». «Пиво-шахматы-гантели» — так характеризовал Александр Гельевич их увлечения.

Эдуард встал на сторону ребят, что вызвало серьезные брожения в нацбольской московской среде. Попытки примирить отцов-основателей кончились ничем, и в 1998 году Дугин партию покинул. Объективно говоря, это назревало давно. Из кружка интеллектуалов партия становилась более или менее массовой, появлялись во множестве региональные отделения, ее скелет обрастал плотью и мышцами. И хотя роль Александра Гельевича в формировании идеологии и мировоззрения НБП весьма велика, это уже была не его партия. В ней появились новые герои и активисты, которые не были людьми Дугина. Сам он мог сколько угодно называть это профанацией и говорить о негодном человеческом материале, но такова была объективная логика развития событий.

Произошедшее с Дугиным можно считать первым — и самым крупным — расколом в истории нацболов. Первоначально вместе с ним ушли многие активисты, некоторые из которых впоследствии создали Евразийский союз молодежи. Большинство из ушедших, однако, вскоре либо вернулись обратно, либо отошли от дел.

Таким образом, уход Дугина совпал с превращением партии в относительно массовую и погружением ее в уличную политическую борьбу. Это неизбежно повлекло за собой и некоторую потерю авангардной роли, присущую ранней НБП. Закон сохранения материи, сформулированный Михаилом Ломоносовым, гласит: «Все перемены в Натуре случающиеся такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому. Так, ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте; сколько часов положит кто на бдение, столько же сну отнимет». Это верно и для политики — при развитии организации неизбежно что-то приобретается и что-то теряется.

Глава третья МАРШ ШТУРМОВИКОВ В СТИЛЕ ПАНК

4.00 утра, 22 июня. У консульства Германии на Фурштатской улице бритый налысо Андрей Гребнев врубает сирену на мегафоне. Вой разносится резкой волной по пустой летней улице.

Сжатые кулаки выбрасываются вверх. Мы орем «Хочешь 41-й — получишь 45-й!», «NATO go home!» и «Фашизм не пройдет!».

— Что вы здесь отмечаете?

— День нападения фашистской Германии на Советский Союз, — несколько невпопад отвечает Гребнев Сергей на телекамеру. Эффект усиливает тот факт, что на нем футболка группы «Screwdriver» со стилизованной свастикой.

«Милиция! Безобразие! Заберите их!» — кричат сонные граждане, высовываясь в окна.

«Заткнись, клопье!» — хохоча, отвечает им в мегафон Гребнев.

Дело в том, что милиция нас охраняет. Без проблем получив согласование на ночную акцию (опять же — сейчас такое невозможно), нацболы встретились вечером у станции метро «Чернышевская» и провели ночь в Таврическом саду, попивая пиво и играя в водное поло в местном пруду, чтобы ровно в четыре утра выступить против участия НАТО в бомбежках Югославии.

В тот период партийные акции часто выглядели как скандальные шоу в стиле панк, что было заложено самим нацболом № 1. Еще на заре панк-движения, в середине 1970-х в Нью-Йорке, Лимонов водил дружбу с барабанщиком «The Ramones» Марком Беллом и ходил на андерграундные концерты в затерянных в чреве города маленьких грязных клубах. В рассказе «Первый панк» описана одна из таких вечеринок, где поэт Джон Ашбери к восторгу собравшихся читал «Левый марш» Владимира Маяковского.

А знаете ли вы, где впервые появилось красное полотнище с белым кругом и черным серпом и молотом? Это произошло в фильме Гарри Кокса 1986 года «Сид и Нэнси», где вокалист «Sex Pistols» Сид Вишес в исполнении молодого Гарри Олдмена в соответствующей футболке забавляется с пистолетом и своей подружкой на лондонской крыше. То есть режиссер сделал Вишеса нацболом.

Позже в московском англоязычном издании «Exile» Лимонов подтвердил панковское происхождение национал-большевиков и отметил, что и Вишес, и идеолог «Sex Pistols» Джонни Рогген точно не отказались бы от партбилета НБП, как не отказался главный панк Отечества Егор Летов.

Этот самый флаг огромных размеров, не менее внушительный фронтовский Фантомас и лозунг «Ешь богатых! Капитализм — дерьмо!» украшали сцену московского кинотеатра «Алмаз» на Шаболовке, где 1 октября 1998 года состоялся первый съезд НБП. В преддверии мероприятия Лимонов в воодушевлении лично нарезал из картона мандаты и принимал в бункере делегатов, глотавших горячий чай и спешивших разместиться в специально снятой гостинице.

В итоге, когда съезд открылся, заполненный молодыми людьми зал встал, выбросив вперед руки со сжатыми кулаками — зрелище было весьма внушительное. Зазвучал гимн партии авторства Николая Кропалова:

Над землей заря встает, Нас на бой она зовет. Выше флаг больших идей, Крепче шаг, ряды плотней! Вперед, волкодавы, вперед За Россию, за русский народ! Пусть национал-большевизм Возродит в нас былой героизм! Идут волкодавы, идут. Пусть тернистый мы выбрали путь — Наш щит, наш маяк НБП Нам укажет дорогу в борьбе!