Эдуард Лимонов

В таком состоянии нас и задержала милиция. В отделении всех долго и обстоятельно допрашивали, добиваясь признаний в содеянном. Я стоял на своем, что всю ночь сидел в лагере. Некоторое время меня били пластиковой бутылкой по почкам (метод хорош тем, что на теле не остается следов). Потом у оперов завязался спор:

«— Поехали к девкам, все равно он не скажет ничего.

— Скажет, скажет. Сейчас мы еще поработаем с ним. А откажется — бросим в камеру к нашим уголовникам. Ты в курсе, что наши уголовники в СИЗО тоже слышали про это? Они свой город любят и возмущены, там из тебя быстро девочку сделают…»

Ничего не добившись, меня отвели обратно в отделение. В ужасающей грязи, в камерах с тараканами, клопами и бомжами мы провели остаток ночи. Посредине еще привезли невменяемую алкашиху в футболке ЛДПР, которая, поорав и покачав права, завалилась спать в камере. Поскольку другие камеры не закрывались, а дежурные отвлеклись, бомжи потянулись к ней, не желая упустить редкий шанс удовлетворить свои половые потребности. (Не постеснялись и нам предложить — мол, не хотите ли, ребята. Ребята не хотели…) С утра, обнаружив это, дама подняла скандал, но была под общий хохот ментов вышвырнута из отделения.

Ну а что вы хотели — такова реальная картинка провинциальных отделений милиции в 1990-е годы. Да и сейчас там немногое изменилось.

Мировая судья, к которой нас отвезли на следующий день, штамповала всем приговоры по 15 суток, не забывая при этом с улыбкой предложить: «Приезжайте в наш город еще, но уже с добрыми намерениями». Я, однако, обратив внимание, что вину не признал и доказательств нет, предложил судье в качестве компромисса наказание в виде штрафа. И на электричке отбыл в Питер. Остальным же пришлось познать сомнительные радости пребывания в новгородском ИВС.

Андрея Гребнева такой стиль жизни вкупе с его взрывным темпераментом и неуемным характером в итоге привел в тюрьму. У себя на районе он однажды запил со знакомыми скинами. Уже за полночь в квартиру на свою беду постучался сосед-вьетнамец с просьбой вести себя потише. Его побили, а Гребнев в это время спал в комнате. Сосед вызвал милицию, и когда приехал наряд, разбуженный Андрей повел себя наглее всех остальных — заставил зашнуровывать ему высокие ботинки, ибо тащить тело весом более 100 килограммов ментам не хотелось. В итоге на него и повесили всех собак — на целый год Гребнев загремел в «Кресты». Там он испортил здоровье и вышел на свободу уже совсем не тем энергичным лидером штурмовиков, каким мы его знали прежде.

Приехав в Москву по просьбе Лимонова, он в течение нескольких дней пил в бункере и так и не смог даже пообщаться с ним. После чего Эдуард позвонил нам и сказал, что надо что-то делать, так дальше продолжаться не может. В январе 2000 года, в том же зале на Богатырском проспекте, где у нас проходили собрания, мы сместили Андрея с поста гауляйтера. Он пытался сопротивляться, привел с собой толпу скинов, пообещав им пива за то, чтобы они нас «переубедили». Однако пива не было, те стояли и мялись в нерешительности, и упомянутый выше Лось, хорошо знавший большинство из них, провел разъяснительную работу, после чего они развернулись и направились в сторону метро.

После НБП Гребнев вступил в «Партию свободы», созданную Юрием Беляевым вместо НРПР, однако это уже была его политическая и человеческая агония. Свой жизненный путь Андрей закончил через несколько лет. Его нашли сильно избитым на лестничной площадке одной из многоэтажек рядом с его домом там же, на Гражданке. Родным тело для судмедэкспертизы так и не выдали, сообщив, что умер он от отравления алкоголем. Схоронили его на кладбище в Ковалеве. У него остался сын Герман от девушки Лиды («Представь, как это звучит: Герман Гребнев! Как Геринг!» — говорил он брату), которая вскоре вышла замуж за араба и переехала в Иорданию. Теперь уже юноша Герман штудирует Коран и совершает намаз.

«Андрей Гребнев, поэт, хулиган, человек холерического темперамента проживет совсем недолгую жизнь, — писал Лимонов в «Книге мертвых-2». — Он изумлял, подавлял, возмущал и злил всех, кто с ним соприкасался. Но он обладал несомненным даром вести людей, заводить их. Жвания пишет, что он много пил и употреблял барбитураты. И пил, и употреблял барбитураты, да. Но не эти активности были главными в этом настоящем workingclasshero, просто ему было всегда мало активности, он, может, хотел от земли оторваться».

И действительно. На вопрос журналистов, какую судьбу он хотел бы себе выбрать в следующей жизни, Андрей как-то ответил: «Не хотелось бы быть неподвижным существом. Самолетом бы хотел с удовольствием стал сверхзвуковым, советским бомбардировщиком».

Летом 1999 года страна вступила в новый цикл больших выборов. Дряхлеющий Ельцин долго колебался относительно кандидатуры преемника и, наконец, решился. 16 августа 1999 года Владимир Путин был утвержден Думой в должности премьер-министра.

Наш предвыборный альянс с Анпиловым и Тереховым был переименован в Сталинский блок и тут же распался. Вместо Лимонова туда взяли внука Сталина Евгения Джугашвили. Нацболы опять оказались за бортом политического процесса. Попытка войти в правый блок вместе с объединением «Спас» и РНЕ также закончилась неудачей.

Зато «заклятый друг» НБП министр Крашенинников пошел в Думу от Союза правых сил вместе с Борисом Немцовым, Ириной Хакамадой и «Киндер-сюрпризом» Сергеем Кириенко. Они раскатывали по разным городам, устраивая большие концерты с участием известной колоды рок и поп-исполнителей. В Петербурге действо состоялось в августе на стадионе «Петровский».

Мы с Женей Павленко как раз пили шампанское в одном из двориков на Петроградской стороне, когда вступили в конфликт с компанией активистов партии в футболках «Ты прав». Спор на повышенных тонах по поводу реформ 1990-х закончился тем, что я двинул одному из наиболее борзых оппонентов бутылкой шампанского по голове, разбив ее в кровь. Под причитания бывших со студентами девиц мы быстренько свалили с места происшествия.

А выйдя на набережную Невы, встретили дедушку, совершавшего пробежку. «Ребят, что там происходит, на Петровском?» — поинтересовался аксакал-спортсмен. «Да вон твари-демократы выступают, Немцов, Хакамада…» — был ответ. «Да вы что! Их давить надо!» — ахнул старичок и достал из сумки малек водки. За это и выпили.

Впоследствии я и сам, получив несколько раз бутылкой шампанского по голове — до сих пор остался небольшой шрам, понял, что это довольно серьезное оружие и без необходимости лучше его не применять.

Еще круче поступили нацболы в Нижнем Новгороде, ворвавшись в местную приемную СПС, учинив там погром с битьем стекол и оргтехники и написав на стене красной краской слово «Сталин».

Но это все были обычные партийные будни, а две действительно легендарные акции этого периода состоялись за пределами тогдашних границ России.