Галя, в деревню!

— А ты куда собралась?

— По делам, — отрезала я, надевая туфли. — Да смотри мне тут! Забор крась, а не по дому шарься. Если что испортишь или стырить надумаешь — и впрямь кочергой получишь.

— Хорошо, хорошо, — закивал Гвоздик, явно изначально не рассчитывавший на положительный ответ. — Все будет в ажуре, не волнуйся. Это же я так, шутки ради…

Собравшись и предусмотрительно забрав на всякий случай с собой всю имеющуюся наличность, я убежала в гости к Катерине Михайловне. Проводить время в компании бывшего «мужа» — Никиты Гвоздика — у меня не было никакого желания. Он был мне попросту неприятен.

— Не волнуйтесь, Дарья Ивановна, — пробасил немногословный Климент Кузьмич, когда я поведала ему с супругой об утреннем происшествии. — Вы здорово придумали! Думаю, сработает! Ну а если не уйдет, — он угрожающе похрустел кулаками, — придется сказать ему пару ласковых. Он думал, что Вы тут — одна-одинешенька, бездельник этакий.

— Конечно! — поддержала мужа Катерина Михайловна. — Идея Ваша, Дашенька — просто блеск. Умница Вы, недаром Вас директором назначили. Так этих проходимцев учить и надо! Вы вареньице-то берите, вкусное получилось! Я и с собой Вам баночку дам!

Домой я вернулась только спустя три часа.

— Ну наконец-то! — недовольно встретил меня дома бывший «муж». За все время, что я была в гостях, он покрасил не больше двух метров забора. — Умаялся я за сегодня, грязный весь, вспотел, как слон. Полдень уже… Освежиться бы! И жрать хочу.

— Ступай на речку, освежись, — пожала я плечами. — На улице — теплынь, вода за день прогрелась, как парное молоко. А насчет жрать — подождать придется. Надо к соседям сходить, яиц да творога купить. Сырников напеку.

— Слушай, Дарья! — предложил Гвоздик. — А может, баньку затопим? Я бы с удовольствием попарился. Когда ехал сюда, прямо мечтал о хорошей баньке, горячей такой, чтобы пропотеть нормально! Я вот тут и веничек где-то подходящий видел!

— Отлично! — бодро сказала я. — Банька — шикарная идея. И как я без тебя до нее не додумалась! Тогда купание отменяется. Вот ведра — и вперед, к колодцу за водой. Во дворе две бочки. Натаскай воды, чтобы полные были. Я как раз вчера последнюю воду вылила. Дожди еще не скоро ожидаются, так что придется носить. Эх, как хорошо, что мужик в доме наконец-то появился! А то все одна, да одна, и помочь некому!

— Ясно, — помрачнел Гвоздик, уже, наверное, представлявший себе, как он растянулся на простыне на сиденье парилки, а я любовно хлещу его веником. — Ладно, так и быть, натаскаю. А дрова где? Топить баню чем?

— Дрова? — почесала я в затылке. — Дрова… наколоть надо. Вон топор, видишь? Идешь за сарай и колешь. Ну или можешь у соседей купить, уступят недорого. Только извини, покупай сам, у меня сейчас негусто с деньгами.

— А ты не зарабатываешь, что ли? Ты ж целый школьный директор! — непонимающе уставился на меня Гвоздик. — Тебя вон как в селе уважают! Все к тебе на «Вы»…

— Я всего без году неделя директор, — пожала я плечами. — В прямом смысле. Зарплату получу в конце месяца. А до конца месяца еще три недели. На кармане — голяк. Живу плодами огорода. Да и зарплаты тут не столичные. Это там, в Москве, на широкую ногу жить привыкли. А мы тут экономим.

— Да уж, — еще больше помрачнел Гвоздик. — Поколи дрова, затопи печь… А когда же вы тут отдыхаете?

— А чтобы отдохнуть, Никита, — сказала я, как школьнику, назидательным тоном, — надо сначала поработать. Хочешь греть кости в бане — сначала дров надо наколоть и баню протопить. Хочешь ухи из рыбки: изволь сначала рыбку поймать, очистить и разделать. А я, конечно же, тебе ее приготовлю. Хочешь пирогов из печи — полезай на крышу и чини трубу, прохудилась. Будет печь работать — сделаю тебе пироги. У нас в деревне так.

Гвоздик, задумавшись, смотрел на меня. Нахальство на его помятом лице сменилось растерянностью. Видимо, он себе совершенно по-другому представлял деревенскую жизнь: встал с утра, попил парного молочка, невесть откуда взявшегося, съел тарелку блинов, которые приготовились сами собой, и пошел загорать на пляж. А дом сам собой станет чистым, дрова сами собой сложатся в поленницу, печка будет работать, да и банька сама протопится.

— Может, хоть перерывчик сделаем, чайку попьем еще разок? — предложил изрядно умотавшийся после покраски двух метров забора Гвоздик. — Ты, я вижу, варенье притащила. Угости, не пожадничай!

— Ой, — деланно всплеснула я руками, решив играть свою роль до конца. — А чай-то и закончился! Я в сельпо схожу, куплю. А как вернусь, попьем чайку с вареньицем и будем поленницу перебирать. Потом вместе баньку протопим. Уж попарю тебя, так попарю, век помнить будешь. Да, ты не забудь — ты завтра в четыре часа утра встаешь.

— В четыре? Куда это в такую рань? — нахмурился Гвоздик. — Я раньше десяти никогда не встаю, ты же знаешь…

— Так на рыбалку! — спокойно пояснила я. — Ранним утром — самый клев. Ты же ушицы на обед хочешь? Только не обессудь, часа два придется в камышах стоять, по пояс в воде. Так что сапоги раздобудь повыше. Я со школы вернусь — и приготовлю обед. Да, раз ты на работу не идешь, то и траву на участке покосить надо. Коса затупилась, кстати, неплохо бы наточить… Я в магазин!

Через полчаса я снова вернулась и, не увидев никого ни во дворе, ни в доме, облегченно вздохнула и поняла, что моя идея сработала. Даже вызванивать из города моего приятеля Макса по прозвищу «Зингер» и снова просить его изображать ревнивого жениха не потребовалось.

Бывшего мужа Дарьи Кислицыной Никиты Гвоздика не было и в помине. С вешалки исчезла его дырявая куртка с засаленными рукавами. Не было в сенях и потертой дорожной сумки. Никита сбежал сам, роняя тапки, в столицу, полную благ цивилизации, и даже угрозы выбивания денег за пропавший товар с помощью раскаленного утюга его пугали не так, как перспектива ежедневного подъема в четыре часа утра и работы по дому допоздна. Его мечты о целой неделе вольготной барской жизни в деревне разбились вдребезги.

На память о «муже», которого я сегодня видела второй раз в жизни, остался только стойкий аромат вонючего одеколона «Шипр», витающий в воздухе. Скорее всего, в этот самый момент Никита Гвоздик уже трясся в послеобеденной электричке вместе с народом, возвращающимся со своих дач в Москву, и дал себе зарок больше никогда не приближаться к деревенской жизни.

Что ж, как говорится, каждому свое… Нигде Гвоздик себя не нашел — ни в городе, ни в деревне… Как говаривала мудрая тетя Люба про таких людей, «ни в городе порукой, ни в дороге товарищ, ни в деревне сосед».

Завязав фартук и довольно напевая, я принялась готовить обед.

Глава 9

На следующий день Катерина Михайловна, оставив мужа Климента Кузьмича дома, впервые пришла ко мне в гости. Вместе с ней мы решили приготовить обед у меня, точнее — у тети Любы дома. Так, ничего особенного — салат из свежих овощей с огорода, грибной суп да блины к чаю. Поначалу я хотела все сделать сама, но Катерина Михайловна вызвалась мне помочь и отговорки не принимала.