Галя, в деревню!
Шрифт:
— Ну… Ваша правда, — признала я. Мучать ребятишек на жаре у меня не было никакого желания. — Допустим, так оно и есть. А потом, когда похолодает? Не будет уже никакой жары.
— Потом и думать будем, чем их занять, — пожала плечами Катерина Михайловна. — Зимой в снежки пусть играют, крепость снежную строят. В общем, подумаем. В девять утра, кстати, зимой еще темно будет — не до игры. Ставьте попозже.
— А я думала, наоборот, — защищала я свою позицию. — Зарядка, физические упражнения с утра — и все такое. Разбудить мозг, так сказать. А потом и на уроки. Как у нас в московской школе было — физрук Мэл Макарович, наш школьный учитель-мачо, почти всегда в два часа дня уже свободен был и с девушкой в кино шел, а вот Вы раньше четырех часов никогда не уходили. Да и в ленинградской
Катерина Михайловна снисходительно посмотрела на меня и вздохнула.
— Любезная моя Дарья Ивановна, поймите Вы: здесь не Москва. Тут нет недостатка в физической активности. Вы знаете, во сколько тут ребятишки встают?
— Ну… — я почесала карандашом голову, задумавшись. — В восемь?
Приятельница рассмеялась.
— В восемь, душечка, они завтракают и в школу собираются. А встают в шесть, если не раньше.
— Это как так?
— А вот так! Тут все детишки родителям помогают по хозяйству сызмальства. А как Вы хотели? Встают — и на пастбище или курятник чистить. Что потопаешь, то и полопаешь. А еще с младшими возятся. Вон у Зинки — несколько братьев, а отца нет. Так она лет с семи в няньках. Нет, зимой-то, конечно, и подольше можно подрыхнуть, если скотину не держат. Урожай собран, за огородом ухаживать не надо. А вот осенью и весной — работы невпроворот. Так что не волнуйтесь, любезная моя подруга, физических упражнений у здешней детворы — и так навалом. И наклоны — полоть, и приседания — корову доить, и даже бег трусцой — ежели скотина какая убежать через дыру в заборе вздумает. В общем, ставьте то, что посложнее, в начало дня, а физкультуру — в конец. И точка. А историю, биологию, географию и прочее впихнем куда-нибудь между. Евдокия Никитична, учитель музыки — женщина пожилая, ей в Москве надо часто бывать, на процедурах каких-то. У нас таких врачей нет. Поставим ей по пять уроков два дня в неделю — в понедельник и вторник. А в остальное время пусть живет в Москве и ходит на свой электрофорез и капельницы…
На том и порешили. Засыпая поздно вечером в своей съемной комнате и слушая сверчков за окном, я блаженно улыбалась. Сегодняшние утренние страхи оказались не более, чем напрасными опасениями. Я снова была не одна. У меня были друзья.
Глава 8
Прошла неделя с тех пор, как в деревне Клюевка, которая располагалась в получасе езды от Москвы, открылась сельская школа-семилетка. На меня свалилось огромное количество хлопот. С утра и до самого вечера моя голова была занята директорскими делами. Если бы не удачное стечение обстоятельств — в деревню переехала моя дражайшая приятельница Екатерина Михайловна, которая любезно согласилась вновь принять на себя обязанности завуча, даже не знаю, как бы я справлялась.
Поэтому, засыпая в субботу вечером, я твердо решила: в воскресенье буду спать столько, сколько влезет, хоть до самого вечера. Тетя Люба, дав мне парочку ценных указаний по работе в саду, вновь укатила, на этот раз — в Москву, в гости к бывшей однокласснице на целую неделю.
Плотно закрыв окна кружевными занавесками, я безмятежно досматривала третий сон. Может быть, скоро встану, согрею себе чаю, позавтракаю пирожками, которые перед отъездом напекла радушная хозяйка, и снова лягу спать. А может, и не буду вставать вовсе… Просто буду дрыхнуть до обеда. Никакого шума машин за окном, тихо, свежо, хорошо… Нет, все-таки есть в сельской жизни свои огромные плюсы.
Однако уже в девять утра меня разбудил бесцеремонный стук в дверь. Стучали громко и настойчиво.
«Почтальон, наверное» — догадалась я. — «Может, письмо принес от Макса из Ленинграда? Неделю назад я ему отправляла. И Лиде надо бы весточку черкануть. А может, и сама к ней наведаюсь в следующее воскресенье. Надо повидать подружку».
Зевнув, я встала с кровати, одернула ночную рубашку, нашарила тапки и потопала к двери. Уже по сложившейся сельской привычке я открыла дверь, не спрашивая: «Кто там?», и почти сразу же об этом пожалела.
— Долго открываешь! — недовольно сказал пришедший и, обдав
меня запахом немытого тела и оттиснув в сторону, протопал в сени. — Разуться аль так проходить?— Разувайтесь… — пробормотала я, спросонья ничего не поняв. Однако приглядевшись внимательнее, я узнала вошедшего, и от хорошего настроения не осталось и следа. Это был не почтальон.
— Ба! — воскликнула я. — Неужто Шильдик?
— Гвоздик, — хмуро поправил меня мужчина. — Никита. Имя ты, надеюсь, не забыла. И я уже давно не Гвоздик. Я Кислицын. Я не стал обратно менять фамилию после развода.
Передо мной стоял не кто иной, как мой бывший муж. Точнее, не мой, а настоящей Дарьи Ивановны Кислицыной. К бывшей продавщице Галочке он не имел ровным счетом никакого отношения.
Этого мужчину я видела всего второй раз в своей жизни. Я никогда не была за ним замужем. Просто когда-то давно настоящая Даша совершила ошибку, связав свою жизнь с человеком, который совершенно ей не подходил. Видимо, просто решила, что засиделась в девках и уже «пора». Все подруги уже давно повыскакивали замуж, а некоторые — даже во второй или в третий раз.
Никита Гвоздик был приятелем несостоявшегося поэта Жени, соседа Даши, трудился кочегаром в котельной и так же, как и Женя, писал совершенно бездарные стихи, что-то вроде:
Любовь — она, как муза,
Вздыхает от тоски,
А женщина — обуза,
Идет стирать носки.
Гвоздик внешне был не очень симпатичным, но мастерски умел подкатывать к дамам любого возраста — от вчерашних школьниц до седых бабушек. А посему наивная и доверчивая Даша ему доверилась и сама не заметила, как приняла предложение. Поначалу семейная жизнь супругов ладилась: они довольно скоренько подали заявление в ЗАГС и сыграли скромную свадьбу дома, пригласив только самых близких. Никита переехал к Даше в коммуналку и исправно ходил на работу, был полон надежд и стремлений, мечтал, как они вместе накопят на кооперативный взнос и переедут в отдельную квартиру, носил рукописи в издательства и обещал жене, что вот-вот, и все наладится — будут горы денег, слава и известность.
Горы денег Даше были не нужны — ей хотелось простого семейного счастья, и она искренне надеялась, что она обретет его с Никитой. Однако спустя некоторое время Дарью Ивановну стали одолевать сомнения в правильности сделанного ею выбора. «Вот-вот» все не наступало. Гвоздик стал попивать и прогуливать работу, да и тяготила она его: в котельную он оформился, только чтобы его не прижучили за тунеядство. Это сейчас — хочешь — работай, хочешь — не работай, а тот факт, что трудоспособный гражданин по какой-то странной причине сидит дома, мог вызвать вопрос — на какие средства он существует? Может быть, есть какие-то нетрудовые доходы?
В итоге Никита вообще перестал работать и засел дома, наплевав на обязанности по содержанию семьи. Формально он продолжал числиться в котельной, но вместо него там работал его другой приятель. Никита же проводил все время за написанием виршей и горячими спорами со своим приятелем Женей на кухне о бренности бытия, а еще всенепременно требовал от Даши горячего ужина и чистых носков. Обоих бездельников периодически выгоняла с кухни сухонькая соседка Дарья Никитична, тезка Даши, потому что они нещадно курили в помещении. Строгую старушку поэты безоговорочно слушались и, ворча, разбредались по комнатам, но на следующий день все повторялось снова.
В итоге супруги разошлись и, признаться, не без скандала. Гвоздик вернулся к матери. Если бы не Митрич, муж Дашиной соседки Анечки, Гвоздик перед расставанием утащил бы из Дашиной комнаты самое ценное — телевизор, на который она старательно откладывала пару лет деньги из учительской зарплаты.
Во время моего прошлого путешествия в СССР и мне довелось познакомиться с этим замечательным персонажем. Какими-то окольными путями он разведал мой адрес, заявился на порог с намерением «возобновить отношения» и не воспринимал отказа. С помощью деликатных (и не очень) разговоров вытурить его не получилось, а скандалить я не хотела — еще, чего доброго, станет известно в школе о личных проблемах завуча. Потом хлопот не оберешься — судачить будут на каждом углу.