Галя, в деревню!

— Ого! — воскликнула я. Вот это новость… Ну ничего себе. Нет, я, конечно, уже на личном опыте не единожды убеждалась, что жизнь в СССР была далеко не такой красочной и радужной, но чтобы настолько…

— Иногда, конечно, можно было «смазать» и справочку все-таки получить, — продолжала приятельница. За долгим интересным разговором мы и сами не заметили, как почти закончили приготовление ужина. Осталось только накрыть на стол, и можно было садиться.

— Смазать? — переспросила я.

— На лапу дать, — вздохнув, снисходительно посмотрела на меня приятельница. — Честное слово, Дарья Ивановна, Вы будто вчера родились — наивная такая. Даешь на лапу — и получаешь справочку для получения паспорта и переезда в город. Вы только, душа моя, не трезвоньте про это, где не надо, ладно? А то уши — они везде есть, а в деревне — так у каждой стены.

— Конечно-конечно, — торопливо пообещала я, на всякий случай выглядывая в окно — не пасется ли рядом кто подслушивающий. Вряд ли, конечно, в деревне Клюевка можно было встретить аккуратно одетого и приятной внешности сотрудника органов, вроде того, которого мы с Лидой однажды случайно встретили во время похода в Большой театр, но все же… Тогда я невзначай ляпнула что-то о том, как неплохо было бы сфотографироваться у служебного входа с артистами из-за рубежа, а некий молодой человек, случайно услышавший это, потом ненавязчиво «пас» нас с Лидой до самой автобусной остановки.

— Да оно и понятно, все же люди, все кушать хотят, — сказала подруга, тяжело садясь на софу в зале. — Уф-ф, умаялась я. Присядьте-ка тоже рядышком, Дарья Ивановна, отдохните… А супчик скоро сварится. Какая Вы молодец, что решили сами супец сварганить. Я, признаться, в грибах разбираюсь, как свинья в апельсинах…

— Понятно что? — жадно расспрашивала я подругу, садясь рядом с ней и уже в который раз давая себе обещание — по возвращении домой скрупулезно и дотошно изучить историю СССР. За разговором время пролетало быстро.

— Ну представьте себе, Дарья Ивановна, — вздыхала приятельница, — возвращается человек с войны. На дворе — сорок пятый год. Жена или тоже на фронте погибла, или не дождалась, или болезнь какая ее забрала. Родители умерли. Надо начинать все сызнова. Дом столько лет стоял без хозяина. Крыша потекла, подгнила, стены покосились, травой все заросло. Чтобы дом был в порядке, за ним следить надо постоянно. Что делать? В колхозе жить за трудодни? А дом на что поднимать? Вот и оформляли себе люди справочки, чтобы в город перебраться. Не мытьем, так катаньем. Не себе, а детям лучшей жизни желали…

Вдруг в окно постучали. Я невольно вздрогнула. Это еще кто? Только что ведь никого не было!

Я всерьез забеспокоилась. В голову полезли дурные мысли, от которых меня предостерегала, уезжая, тетя Люба. Может, зря мы все-таки затеяли этот разговор? Неужто и до Клюевки добрались «уши»? Или Гвоздик, которого приятель в Химках отказался к себе вписывать и отправил восвояси, решил все-таки смириться с ужасами деревенской жизни и вернулся? Этого еще не хватало!

Я выглянула во двор. Под окошком стояла соседская девчонка Зина.

— Привет! — облегченно улыбнулась я ей. — Хочешь, заходи! Супчика грибного поешь.

— Благодарствую, Дарья Ивановна, — степенно поклонилась Зина. — Щас зайду. Только ненадолго — мне еще с мелкими уроки делать. Я тут банки принесла — нам тетя Люба варенье давала.

Аккуратно сняв старенькие поношенные туфли, явно доставшиеся девочке от матери, Зина прошагала в залу и поставила авоську с пустыми банками под стол.

— Красота какая у Вас! — восхитилась она, оглядевшись вокруг. — У тети Любы всегда уютно было, но вы вообще красоту навели! Куда садиться-то?

— Давай сюда, к окну поближе! — скомандовала я. — Я тебе сейчас налью. В сельпо хлеб свежий привезли, я сходила, вот, тоже бери. Голодная небось, мать на работе?

— Ну… есть малехо, — призналась девочка и шмыгнула носом.

Катерина Михайловна тем временем уже налила себе и мне по большой тарелке супа, не забыв щедро положить туда по большой ложке сметаны. Зина уютно устроилась за столом в ожидании вкуснятины. Я с невольным уважением смотрела на нее. Сколько в деревнях таких детей, вынужденных повзрослеть раньше времени! Часть детства у них безнадежно отнята — с раннего детства в няньках у младших…

Вдруг Зинин взгляд упал на доску, лежащую на столе чуть поодаль. Там я оставила еще штук двадцать грибов — мы с Катериной Михайловной решили их потом засолить в банках. Всегда веселое, улыбчивое и беззаботное лицо девочки-соседки внезапно побледнело. В глазах ее отразился дикий ужас.

В мгновение ока она метнулась к уже собравшейся отведать суп Катерине Михайловне и вырвала ложку у нее из рук.

Глава 10

— Ты чего? — изумилась Катерина Михайловна и совсем по-деревенски, забыв о манерах, добавила: — Белены объелась, что ль? Что с тобой, Зина?

Только что соседская девочка Зина, милая хохотушка, которая всегда крайне почтительно и корректно вела себя со взрослыми, вырвала у моей приятельницы из рук полную ложку хорошего, наваристого, грибного супа со сметаной, который мы так долго и усердно готовили, и попросту выплеснула ее в окно. Вот это поворот! Прямо скажу, не ожидала я такого от всегда беззаботной, улыбчивой и приветливой Зины, которая, казалось, родилась со смешинкой во рту. Право, она мне совсем другой казалась… Что происходит?

— Даже не смейте в рот это брать! Сдурели, что ли, совсем? — закричала Зина и загородила собой кастрюлю. Вид у нее был совершенно безумный.

Катерина Михайловна, только что лишившаяся вкусного обеда, на который она рассчитывала, даже возразить больше не смогла, только сидела, тяжело вздыхая, и молча открывала и закрывала рот, видимо, пытаясь подобрать наиболее цензурные выражения — она все же школьная учительница, и не просто учительница, а завуч. Но пока, видимо, слова, которые приходили в голову моей дражайшей приятельнице, употреблять в присутствии детей категорически не следовало. Я тоже не могла вымолвить ни слова и только, машинально теребя завязки фартука, наблюдала за этим представлением.

Что случилось-то? С чего вдруг Зина так взбрыкнула? Неужто девочка настолько голодна, что решила отобрать у нас, двух взрослых женщин, целую кастрюлю супа?

А может, она и впрямь бедствует со свой семьей? Отец ушел к другой женщине, мать болеет… Помимо Зины, в семье еще трое маленьких детей. Всякое в жизни бывает… Вон у ребенка даже туфлей новых нет, донашивает старые, доставшиеся от матери… А братец ее младший по деревне в женской кофте щеголяет — другой нет.

Видимо, Катерина Михайловна подумала о том же, потому что, поглядев на Зину внимательнее, она чуть успокоилась, несколько раз глубоко и тяжело вздохнула и уже другим, привычным тоном сказала: