Галя, в деревню!

— Зиночка, да ты не переживай… Садись, кушай! Тут супа на всех хватит. Дарья Ивановна хорошо готовит. И братикам твоим останется… Тут целая кастрюля! Вон ты худая какая, плохо кушаешь поди…

Однако это предложение соседку совсем не впечатлило.

— Вы с ума сошли? — закричала Зина. Ее веснушчатое лицо было уже не бледным, а пунцовым. — Катерина… Ивановна!

— Михайловна, — машинально поправила приятельница. — Если ты голодаешь…

— Вовсе я не голодаю! — рявкнула девочка, тыча пальцем в кухонную доску, лежащую в углу стола. — Это что?

— Грибы… — растерянно сказала я.

— Какие? — тоном строгой учительницы начала допрос соседка.

— Так это… белые же… — промямлила я, будто школьница, не выучившая урок.

— Вы из этих грибов суп готовили? — продолжала меня допрашивать Зина.

— Ага, — пожала плечами я. — А что такого-то? Они, что ли, в Красную книгу занесены? Это же белые, их можно собирать.

Зина закатила глаза к потолку.

— Дарья Ивановна, а какого цвета, по-Вашему, белые грибы?

— Ну белого же, очевидно…

— Дарья Ивановна! У белых грибов коричневая шляпка! Знать надо! А этой гадостью у нас уже человек десять приезжих отравилось! Потом с мигалками на скорой в Москву везли! Все местные знают, что трогать их нельзя. Их же специально давят, чтобы никому и в голову собирать не приходило, а Вы с Катериной Михайловной суп варить удумали!

Мне наконец все стало ясно. Вон оно что! Сняв фартук, я плюхнулась на диванчик, стоящий в зале, и едва не заплакала. Вот я простофиля! Что я наделала! Только что чуть не угробила троих людей! Я же с рождения росла в огромном мегаполисе и в грибах совершенно не разбираюсь. Да, на дачу я много раз выезжала, но по грибы ни в детстве, ни во взрослом возрасте никогда не ходила. Для меня что сыроежки, что опята, что белые грибы — все на одно лицо. Знаю только, как выглядят мухомор и поганка, и что их есть ни в коем случае нельзя…

Живи я двадцать первом веке — все было бы гораздо проще. Я бы достала из кармана смартфон, подаренный мужем, сделала пару фотографий, тут же «погуглила» бы и спросила совета в Интернете у знающих людей. Только сейчас на дворе семидесятые, и я даже не в Москве, а в деревне, и даже всезнающий школьный библиотекарь не знает, что такое «гуглить». А мой смартфон тут сгодится разве что в качестве подставки под сковородку.

Тем временем допрос продолжался.

— Вы эти грибы где взяли? — наседала на нас обеих молоденькая соседка, уперев тощие руки в бока — точь-в-точь тетя Люба, только лет на сорок моложе.

— По дороге от станции домой набрала.

— Ну, все ясно, — вздохнула Зина. — И приезжие, которые отравились, набрали их там же.

Воцарилась тишина. Катерина Михайловна, поняв, что произошло, молчала и, не говоря ни слова, пыталась оттереть пятно от супа со своей блузки. А я вдруг похолодела, вспомнив случай из своей жизни. Много-много лет назад, когда я еще работала продавщицей в магазине у дома, моя коллега Аллочка однажды утром просто не вышла на смену. Она не появлялась на работе три дня, и все эти три дня мы ничего о ней не знали.

Честно говоря, нехватка сотрудников в нашем магазине была обычным делом. Ушлая директор Инесса Павловна очень любила собирать «мертвые души». Выглядело это так: Инесса Павловна невесть где набирала чужие паспортные данные — скорее всего, просила у родственников, знакомых, друзей, друзей друзей и так далее — и фиктивно оформляла этих людей сотрудниками. А их зарплату она благополучно клала себе в карман.

Этот финт Инесса Павловна благополучно прокручивала уже много лет, и никто не мог ничего с этим поделать. По бумагам у нас в магазине числились шестьдесят сотрудников, а работали двадцать. Только незадолго до увольнения я случайно узнала, что, оказывается, в кассирах у нас числятся дочь, мать, зять, три сестры Инессы Павловны, ее свекровь и пять ее племянниц. А по факту на кассе работали только я и двое моих коллег — пожилая Клавдия Ильинична и Аллочка.

За годы работы директором Инесса Павловна сумела свою крохотную однушку в хрущобе поменять на трешку в хорошем доме, а свой старенький «Солярис» — на хорошую «Тойоту». Привлечь новых сотрудников в магазин было крайне тяжело — как правило, продавец, впервые вышедший на смену, обалдевал от кучи обязанностей, уходил покурить в обед и не возвращался. Было у нас даже свое развлечение — спорить, во сколько новенький исчезнет — до двенадцати часов дня или уже после.

Поэтому я, придя с утра на работу, совершенно не удивилась, увидев «некомплект». Очередная новенькая продавщица — худенькая и пугливая Зоечка — отработала всего пару дней и, прислав мне смс: «Извините, я больше не приду» испарилась. Но в магазине не было и Аллочки — в подсобке, где мы обычно обедали, отдыхали и переодевались, я увидела только Клавдию Кузьминичну, которая тщетно пыталась дозвониться ей по мобильному телефону.

— Пропала куда-то, — констатировала она после пятидесятой попытки соединиться с абонентом, который был недоступен. — Общаюсь с автоответчиком. Аллочка наша как в воду канула.

Я нахмурилась. Это было очень странно. К тому, что новенькие сотрудники привыкли уходить «по-английски», мы уже привыкли, даже понимали их и не осуждали. За время моей работы таких «молча уходящих в закат» набралась, наверное, сотня. Но почему же не пришла на работу, не поставив никого в известность, обычно такая старательная и пунктуальная Аллочка, исправно работающая вот уже несколько лет?

Не скажу, что мы с ней были близкими подругами — скорее, просто иногда общались по-приятельски. Однако Аллочке я симпатизировала. Хоть она и любила посплетничать, но работу свою выполняла качественно. Прогул без уважительной причины — вообще не ее история.

— Загуляла, наверное, — равнодушно пожала плечами Инесса Павловна, когда я сообщила ей об инциденте. — Может, хахаля себе нового нашла. Кто их разберет, девок этих. Сейчас все такие. Прогулы поставлю, да и все. И о премии она, естественно, может забыть, — и директор удалилась в свой кабинет, совершенно ни о чем не беспокоясь и напевая себе под нос.

Мысленно обругав Инессу Павловну распоследними словами, я решила действовать самостоятельно и во время обеденного перерыва обзвонила все больницы Петербурга. Ни в Мариинке, ни в Александровской, ни в Елизаветинской больнице моей коллеги не оказалось. Зато в Боткинской…

— Есть Коротаева, — ответил мне сухой женский голос. — Алла Евгеньевна, 1980 года рождения… Острая интоксикация, поступила три дня назад.

— А можно к ней? — выкрикнула я.

— Нельзя, — все так же ответил голос. — В реанимацию никого не пускаем.

От сердца у меня немножко отлегло. Реанимация — это все-таки не морг.

— А когда будет можно?

— Станет легче — переведут в общую палату. Звоните, узнавайте, — и из трубки полетели короткие гудки.

Аллочка появилась на работе только через десять дней, худая, бледная, осунувшаяся и с синяками под глазами, написала объяснительную и молча начала работать, даже не отреагировав на язвительное сообщение Инессы Павловны о лишении ее премии. В перерыве, когда мы пили чай в подсобке, она поведала нам с Клавдией Ильиничной свою историю.