Ганфайтер. Огонь на поражение

— Фантазёр ты, Ершов. А зачем им это? К чему вообще все эти сложности — ты подумал? Подстава… Расчленёнка… Это не их стиль, Шура. Шорти Канн — примитивный уголовник, у него всё просто: пиф-паф, ой-ой-ой. А здесь какая-то глупая, ненужная замысловатость, как у доморощенного драматурга из провинциального театра.

— Да, но Шорти таки был здесь! — привёл Рыжий последний довод, совершенно несокрушимый.

— Был, — согласился Тимофей.

— А может, это он нам так отомстить решил? — измыслил Ершов новую версию.

— И подался через два океана, лелея коварные планы?

— Ну, тогда я не знаю! — надулся Рыжий.

— Думаешь, я знаю? Пошли…

Китопасы к их прибытию уже полностью зачистили В-15А.

Ледонавигаторы тоже времени не теряли — пошерстив по жилым модулям, они хватали и волокли на суд и расправу выловленных пиратов, по дороге охаживая их увесистыми кулаками.

Киберы сносили мертвецов и аккуратно укладывали их в рядок. Пленных усадили рядом, задницей на лед.

— Раненые есть? — крикнул Арманто, надеясь на лучшее.

— Нема! — откликнулся Борис и несильно пнул ерзавшего на льду пленника. Тот злобно вытаращился, щеря зубы по-собачьи.

— Ну, что? — гаркнул ледоводитель. — Хапнули? Коз-злы! Фиг вам, а не айсберг!

И сложил здоровенную, тяжеловесную дулю.

Глава 13. Духи пучин

«Онекотан» на пару с «Тако-Мару» перевалил северный тропик. Прибавилось тепла, и экипаж плавучих баз подставлял солнцу все большие площади тел. Даже запахи иными стали — веяло с моря какими-то дурманами, ароматами дальних стран (а возникают запашки сии при заготовке копры и неправильном хранении скоропортящихся фруктов…). Киты тоже были довольны жизнью. Вволю наевшись кальмаров на искусственных пастбищах или с плавучих ферм, кашалоты переключались на развлечения — плыли по волнам, задрав хвосты, аки паруса, выпрыгивали из воды и рушились на бока, на животы или на спины, лишь бы брызги летели посильнее. А то затевали lobtailing — буквально втыкались в воду головами, так что над волнами одни хвосты торчали. Некоторое время киты пребывали в таком положении, покачивая лопастями, а затем со страшным ударом обрушивали хвосты на воду — и над океаном будто пушечный выстрел гремел. А уж когда целое семейство лупило по воде хвостами, создавалось полное впечатление солидной морской баталии.

Некоторые кашалоты обожали отдаваться на волю волн и, лежа на боку, помахивать над водой грудным плавником. Другие катались на волнах. Третьи весело вращались в воде, или плавали кругами, или устраивали «войну нервов» — мчались друг на друга, лоб в лоб, а в последний момент расходились. Короче говоря, резвились, как могли.

Браун уже полностью освоился с ситуацией. Он даже к запаху фонтанов привык. И вовсе они не зловонными оказались — запах от них шел скорее тонкий мускусный. Терпеть можно…

У Тимофея и свои любимцы появились. Например, мощный самец по кличке Чаби. Чаби был здоровенным кашалотом, он никому не давал спуску и в то же время был на диво терпелив. Сихали сам видел, как молодой самец, у которого гормонов было больше, чем мозгов, ударил Чаби в бок. Тот лишь посмотрел на юного идиота и ничего ему не сделал. А у того хватило ума отказаться от второй попытки…

Работа затягивала, отвлекала от посторонних мыслей, и схватка с гвардейцами, отлуп китокрадам, угон трисека, даже перехват айсберга — все это отошло на второй и третий план. Разговоров хватило на один-два вечера, а потом яркость впечатлений потускнела. Даже воспоминания о Викторе все реже посещали Тимофея — океан омывал и лечил душу, как живая вода. Да он и был ею.

Шел одиннадцатый час утра. Сихали Браун натянул синий комбинезон, но мягкий распах расстегнул до пупа — жарко. Утром он не завтракал, а часы обеда придутся на дежурство, поэтому желудок посовещался с мозгом и вывел компромиссное решение — подкрепиться сейчас, как завещал Винни-Пух.

Младший смотритель съехал на руках по перилам трапа на вторую палубу и прошел в столовую. Блок доставки готовых блюд предлагал пять вариантов комплексных обедов. Тимофей выбрал третий: борщик с ха-арошим кусочком свининки, с фасолью и ложечкой сметаны; толченка с отбивной и большой стакан киселя «тутти-фрутти».

Столовая была полна наполовину. Под открытыми иллюминаторами вдумчиво подкреплялись смотрители из звеньев Харина и Вальцева. Младший смотритель подсел к ним.

— Насыщаешься, человече? — пробасил Илья Харин.

— Насыщаюсь, батюшка, — смиренно ответил Тимофей, и за столами жизнерадостно грохнули.

— Тугарин! — заорал Самоа Дженкинс. — Тебя уели, Тугарин!

— Приятного аппетита!

— Житие мое, житие… — утробно вздохнул Илья. — Не животы пестуйте, но дух!

— Джамил! — воззвал Вуквун. — Рассказал бы, что ли, про китовые внутренности…

Джамил Керимов работал на китобойном комбинате в Петропавловске.

— Арманто, не шуткуй так! Я даже знаю, где ты это вычитал.

— Ну и что? Мне, может, приятно есть и слушать про китовые кишки! Их в каждом кашалоте по четыреста метров намотано, а потом они мякнут в этих твоих огромных отмочечных чанах и пахнут…

— Арманто, ты лирик.

— После обеда, граждане, я этого лирика урою!

— …Сказал физик и приготовил для смертоубийства тяжелый тупой предмет…

— Голову!

Браун быстро прикончил борщ, расправился с отбивной и принялся за кисель. Кисель был в меру сладок и требуемой густоты.

— Скажи-ка, дядя Тима, — серьезно обратился к нему Самоа Дженкинс, — веришь ли ты… э-э…

— Ну, скажем… — перебил его Джамил и закатил глаза. — Мнэ-э… В морского змея?

— Вот-вот-вот!

— Как только увижу, — улыбнулся Тимофей, солидно отхлебнув, — так сразу же и уверую.

— Океан велик… — затянул «айболит», долговязый, очень бледный, веснушчатый человек со смешной фамилией Бубликов.

— И тих! — добавил маленький, черноволосый Нгуэн, инженер-гастроном.

— Нишкни! Вот, вроде ж всего каких-то шесть кэмэ, а сколько там всего! Тот же змей…

— Кстати, его видали в позатом году примерно в этих местах. Под нами Северо-Западный хребет. Наверное, змеюка в тамошних каньонах ховается…

— Ты не о Шаттоке ли вспомнил?

— О нем. Дэн Шатток оценил эхо-сигнал в тридцать метров. В середке потолще, на концах поуже…

— А помнишь случай с яхтой «Тамар»? Тоже ж думали, что внизу змей, а спустились — там полузатопленный ствол сосны Дугласа! Плывет себе, и плывет, и змея изображает…

— Но эхо-сигнал у Шаттока двигался! Извивался! Может сосна извиваться?

— Все равно… Правильно, вон, Сихали говорит — сигнал не пощупаешь.

— Эх, нету в вас романтического восприятия жизни!

— Иди ты со своей романтикой…

— А помните, Станислас еще рассказывал о глубоководных пауках? Их точно видели! Они где-то к югу от Бонин гнездятся. Или к северу…

— Или к центру Земли! Мало ли что видели в океане. Ты мне его доставь, того паука, и предъяви! Чтоб я его мог разобрать и посмотреть, как он там устроен и из чего его такого сделали.