Гарики на все времена (Том 1)

256

Не только непостижная везучесть присуща вездесущей этой нации, в евреях раздражает нас живучесть в безвыходно кромешной ситуации.

257

Очень много смысла в мерзкой каше, льющейся назойливо и весело: радио дробит сознанье наше в мелкое бессмысленное месиво.

258

Мои соседи по темнице, мои угрюмые сожители — сентиментальные убийцы, прекраснодушные растлители. Они иные, чем на воле, тут нету явственных уродов, казна стоит на алкоголе, а здесь — налог с ее доходов.

259

Над каждым из живущих — вековые висят вопросы жизни роковые, и правильно, боюсь я, отвечает лишь тот, кто их в упор не замечает.

260

В камере, от дыма серо-синей, тонешь, как в запое и гульбе, здесь я ощутил себя в России и ее почувствовал в себе.

261

Мои духовные запросы, гордыня, гонор и фасон быстрей, чем дым от папиросы, в тюрьме рассеялись, как сон.

262

Наука — та же кража: в ней, когда всерьез творишь науку, чем глубже лезешь, тем трудней с добычей вместе вынуть руку.

263

Как есть забвенье в алкоголе, как есть в опасности отрада, есть обаяние в неволе и в боли странная услада.

264

Тюрьма — полезное мучение, не лей слезу о происшедшем, судьба дарует заточение для размышлений о прошедшем.

265

Тюрьма весьма обогащает наш опыт игр и пантомим, но чрезвычайно сокращает возможность пользоваться им.

266

Тюрьма к истерике глуха, тюрьма — земное дно, здесь опадает шелуха и в рост идет зерно.

267

Российские цепи нелепы, убоги и ржавы, но мы уже и растленны, и слепы, чтоб выйти за стены тюрьмы.

268

Кем-то проклята, кем-то воспета, но в тюрьме, обиталище зла, сколько жизней спасла сигарета, сколько лет скоротать помогла!

269

Я жил сутуло, жил невнятно и ни на что уже не в силах; тюрьма весьма благоприятна для освеженья крови в жилах.

270

В тюрьме тоска приходит волнами, здесь не рыдают, не кричат, лишь острой болью переполнены, темнеют, никнут и молчат.

271

Когда небо в огне и дожде и сгущаются новые тучи, с оптимистами легче в беде; но они и ломаются круче.

272

Есть время, когда нам необходимо медлительное огненное тление, кишение струящегося дыма и легкое горчащее забвение.

273

Рыцари бесстрашия и риска, выйдя из привычной темноты, видимые явственно и близко — очень часто трусы и скоты.

274

Я всякое начальство наше гордое исследовал, усилий не жалея: гавно бывает жидкое и твердое, и с жидким — несравненно тяжелее.

275

За то судьбой, наверно,сунут я в компанию насильника и вора, что дивную похлебку бытия прихлебывал без должного разбора.

276

Как вехи тянущихся суток ползут утра и вечера. Зима души. Зима рассудка. Зима всего, чем жил вчера.

277

Пойдет однажды снова брат на брата, сольется с чистой кровью кровь злодея, и снова будет в этом виновата высокая и светлая идея.

278

Чтобы мечта о часе странствий могла и греть и освежать, душа нуждается в пространстве, откуда хочется бежать.

279

Пришлось отказаться от массы привычек, любезных для тела, души и ума, теперь я лишь строчка сухих рапортичек о том, что задумчив и скрытен весьма.

280

Утешаясь в тюремные ночи, я припомнил, как бурно я жил — срок мой будет намного короче многих лет, кои я заслужил.

281

Судьба послала мне удачу — спасибо, замкнутая дверь: что я хочу, могу и значу, сполна обдумаю теперь.

282

Вчера смеявшийся до колик, терпеть не могущий ошейник, теперь — тюремный меланхолик наш закупоренный мошенник.

283

На свете сегодня так тихо, а сердце так бьется и скачет, что кажется — близится Тиха, богиня случайной удачи.

284

А ночью стихает трущоба, укрытая в каменном здании, и слышно, как копится злоба в рассудке, душе и сознании.

285

В эпохах, умах, коридорах, где разум, канон, габарит, есть области, скрывшись в которых, разнузданный хаос царит.

286

Снова ночь. Гомон жизни затих. Где-то пишет стукач донесение. А на скрипке нервишек моих память вальсы играет осенние.

287

Забавно жить среди огней сторожевого освещения, и мавзолей души моей пока закрыт для посещения.

288

Я только внешне сух и сдержан, меня беда не затравила, тюрьма вернула жизни стержень и к жизни вкус возобновила.