Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

Пламенно любящие свою родину, полные добродетелей и благородства, они готовы были принести любые жертвы на алтарь отечества. И в один прекрасный день, скрепя доблестные сердца, они покорились воле жестокой судьбы, уготовившей им тяжкое бремя, и стали министрами, взяв на себя благородную задачу очистить страну от грехов и страстей.

Люди они ученые, и все же нелегко было им справиться с таким трудным делом.

Но вот однажды самого глупого из них (а на языке того народа это значило — самого умного) осенила мысль созвать Народную скупщину, с тем, однако, чтобы дела в ней решали иностранцы. Уцепились все за эту дивную идею и наняли на государственный счет двести иноземцев да столько же еще нахватали из числа тех, что случайно оказались в этой стране по торговым делам. Отказывались они, отбивались, но — чья сила, того и воля. Так набралось четыреста иностранцев, призванных стать депутатами, решать разные дела на благо страны, выражать народные чаяния.

Когда таким образом вышли из положения, подыскав достаточное количество людей на роли представителей народа, сейчас же объявили выборы депутатов. Пусть это вас не удивляет — таков уж был обычай в той стране.

Начались заседания скупщины. Ораторствуют, спорят, выносят решения… Нелегко выполнить столь важную задачу. Вначале все шло сравнительно гладко, но как только коснулись страстей, дело сразу застопорилось. И не двигалось до тех пор, пока не выискался человек, предложивший принять решение, которым все страсти в стране отменяются.

— Ура! — грянул восторженный клич.

Все присутствовавшие в зале скупщины с энтузиазмом поддержали предложение, и было вынесено решение:

«Народное представительство, исходя из того, что страсти мешают прогрессу народа, считает необходимым добавить к новому закону следующий пункт:

«С сего дня страсти прекращают свое существование и отменяются как вредные для народа и государства».

Не прошло и пяти минут после подписания закона об отмене страстей, и хотя знали об этом только депутаты, а посмотрите, что происходило в народе, во всех краях без исключения!

Достаточно будет процитировать вам в переводе одно место из чьего-то дневника.

Вот что там написано слово в слово:

«…Я был страстным курильщиком. Бывало, только проснусь, сразу за сигарету. Однажды утром просыпаюсь, беру коробку с табаком и свертываю, по обыкновению, сигарету. Вдруг что-то мне не по себе стало (именно в эту минуту депутат вносил свое предложение), рука у меня задрожала, сигарета выпала; поглядел я на нее и с отвращением сплюнул… «Не буду больше курить», — решил я, и табак мне показался омерзительным, глаза бы на него не глядели. С чего бы это? Выхожу я во двор, а там чудеса творятся. В воротах стоит мой сосед, непробудный пьяница, который без вина не мог часу прожить; стоит он трезвый, глядит перед собой и чешет затылок.

— Вот принес, пожалуйста, — говорит ему слуга и протягивает, как обычно, бутылку вина.

Сосед хватает ее и швыряет оземь так, что только брызги летят.

— Фу, мерзость! — восклицает он с отвращением, глядя на разлитое вино.

Долго молчит и потом просит воды с вареньем.

Принесли ему, он выпил немного и отправился по делам.

Жена его заплакала от радости, видя, как муж ее внезапно переродился.

Другой мой сосед, тот, что с упоением читал газеты, сидит возле открытого окна; и он как-то изменился, на себя не похож.

— Получили газеты? — спрашиваю его.

— И глядеть на них не хочу, — так они мне опротивели, — ответил он. — Сейчас я как раз собираюсь почитать археологию или греческую грамматику!..

Я пересек двор и вышел на улицу.

Весь город преобразился. Один страстный политик отправился было на митинг. Идет человек по улице и вдруг, вижу, поворачивает назад и бежит, будто за ним гонятся.

Что с ним, удивляюсь я и спрашиваю, почему это он ни с того ни с сего назад повернул.

— Пошел я на собрание, — говорит он, — и вдруг меня осенило, что гораздо лучше пойти домой, выписать книгу о сельском хозяйстве или отечественной индустрии и читать ее дома да совершенствоваться в труде. Что мне за дело до собрания? — И он ринулся домой изучать земледелие.

Никак я не мог надивиться на все эти чудеса, вернулся домой и стал рыться в учебниках психологии, желая прочесть то место, где говорится о страстях.

Дошел до страницы, на которой написано «Страсти», а там только заглавие стоит. Все прочее изгладилось, будто никогда ничего и написано не было!..

— Господи помилуй! Это еще что такое!

Во всем городе не найти ни одного подверженного порокам и пагубным страстям человека; даже скотина и та стала вести себя приличнее.

Только на следующий день прочли мы в газетах решение скупщины об отмене всех страстей.

— Ага, вот в чем дело! — восклицали люди. — Мы-то удивляемся, что с нами такое происходит, а это, оказывается, скупщина страсти отменила!»

Приведенной выдержки из дневника достаточно, чтобы показать происходившее в народе, когда в скупщине принимали закон об отмене страстей.

Потом об этом сделалось известно всем и каждому, и удивляться перестали, а учителя в школах так наставляли своих учеников:

«Некогда и страсти были в человеческих душах, и это был один из самых запутанных и трудных разделов психологии; но по решению скупщины страсти отменены, так что теперь в психологии, как и в человеческих душах, нет такого раздела. Страсти отменены такого-то числа такого-то года».

— И слава богу, не надо их учить! — перешептывались ученики, довольные решением скупщины, ибо к следующему уроку нужно было затвердить только:

«Такого-то числа такого-то года по решению скупщины отменены все страсти, и таким образом их нет у людей!..»

Кто повторит это без ошибки, получит отличную отметку.

Вот так, одним махом, этот народ был спасен от страстей, исправился, и от него, по некоторым преданиям, произошли ангелы!..

Перевод Е. Рябовой.

Вождь{50}

Братья, я выслушал все ваши речи и теперь прошу выслушать меня. Все наши слова и разговоры бесполезны, пока мы живем в этом бесплодном краю. На песке и камне ничего не родится и в дождливые годы, чего же ждать в такую засуху, какой, наверно, никто не упомнит.

Доколе же будем мы вот так собираться и попусту тратить время. Скот у нас дохнет без корма, еще немного — и наши дети погибнут от голода вместе с нами. Мы должны избрать другой путь, более надежный и разумный. Я полагаю, что лучше всего оставить этот бесплодный край и отправиться по белу свету искать плодородную землю, потому что по-прежнему жить невозможно.

Так на некоем сборище говорил ослабевшим голосом один из жителей бесплодного края. Где и когда это было, я думаю, не важно. Главное, вы должны поверить мне, что все это действительно было когда-то в некой стране, и этого вполне достаточно. Раньше, правда, мне казалось, что эту историю выдумал я сам, но мало-помалу страшное заблуждение прошло, и теперь я твердо убежден, что все, о чем здесь рассказывается, на самом деле было и не могло не быть и что такое никоим образом выдумать нельзя.

Заложив руки за пояс, кругом стояли люди с тупым, бессмысленным выражением помутившихся глаз, но при этих мудрых словах их бледные, испитые лица словно ожили. Каждый уже воображал себя в каком-то волшебном, райском пределе, где мучительный и тяжкий труд вознаграждается обильной жатвой.