Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

— Ей-богу, здорово я его распек… Будет помнить Бурмаза! — заявил начальник после некоторого предисловия.

— Молодец, если ты и вправду вдарил ему как следует! — сказал Митар.

— Повертится теперь, не беспокойся!

— Что же ты ему сказал? — спросил газда Джордже.

— Да разве упомнишь! Прочитаем, когда выйдет, услышишь. Только я… как тебе сказать?.. Очень кратко, без всяких там… вывертов, как у него, — коротко, да крепко! На его десять я одно слово, зато увесистое! — Начальник погладил левый ус и потянул из чубука, а мы аж дыхание затаили.

— Уездным властям, говорю я, известны эти, ну, как их… эти выродки рода человеческого, у которых только и дела, что в газетки писать да грязнить беспорочное имя заслуженного человека… Хм… Не помню уж, что я еще там сказал, но в конце прибавил: «Волка и в овечьей шкуре видно!»

— Здорово! Правильно ты сказал! — одобрил Митар.

— Да. Потом и говорю: все, что наплел этот неизвестный писака, — ложь и клевета; за такие дела я притяну его к суду…

— Неужели правда? — выскочил кто-то с вопросом.

— Гм… Увидим, пускай и он страху натерпится!

— Ловко! А что ты еще ему сказал? — спросил Митар и смачно выругался.

— Да много всякого; сказал я ему… Гм… Да разве все упомнишь? Одним словом, коротко и хлестко!

— А когда в газетах напечатают?

— Гм, — начал соображать начальник, — нынче передал, завтра отправят, послезавтра на место придет, — появится в субботу или воскресенье. Так по закону полагается.

Словно муравьи забрались нам под рубашку — просто места себе не найдем от нетерпенья. Проспать бы все эти дни, а проснувшись, за газету взяться.

Разошлись мы по домам в большом волнении и на другой день чуть свет опять собрались перед корчмой, на наших глазах проехала почтовая двуколка и увезла предмет нашего жадного любопытства.

Наступили дни мучительного ожидания. Нашего телеграфиста мы упросили договориться с приятелями в Белграде, чтобы те немедля уведомили его о выходе газеты с опровержением. Телеграфист обещал.

Но хотя дни тянулись медленно, время прошло быстро, и вот в субботу мы снова сидим на обычном месте и ждем, когда откроется телеграф. Около восьми мы подошли к почте, встретили там начальника и узнали от него, что пока в газетах ничего нет. Нас точно холодной водой окатили. Ну да ведь больше ждали, подождем и до завтра.

Настало воскресенье. В девять часов с телеграфа прибежал мальчик с запиской и подал ее начальнику, сидевшему вместе с нами перед корчмой. Пока начальник разглядывал бумажку, мы, не дыша, смотрели на него и сразу заметили, как он просиял, а губы растянулись в довольной усмешке.

— Ага, есть! — воскликнул он.

— Что? Есть? Так прочитайте же нам, прочитайте! — закричали мы.

— Пока только из Белграда передали, что есть.

— Ну так читайте! Что там?

Начальник протянул учителю бумажку, и тот прочитал:

— Из Белграда сообщили: «Письмо начальника появилось в газете сегодня утром. Что там у вас случилось? Все крестятся и диву даются».

— Так, сынки, пускай дивятся — есть чему! — сказал начальник и посмотрел на нас с таким торжеством, будто орден получил.

— А почему из Белграда пишут «письмо», а не «опровержение»? — спросил кто-то из толпы.

— Какая разница? — ответил начальник, но, помолчав, добавил: — А, знаю, вместе с опровержением я послал еще официальное письмо, видно, и его напечатали.

— Ну и ладно, чем больше, тем лучше! А если ты и в письме его так разукрасил… — проговорил Митар.

— Хе-хе-хе… конечно… в официальном порядке! — ответил начальник, делая ударение на последних словах, словно ими объяснялось все содержание письма.

И в тот день, и на другой, в понедельник, мы чуть не лопнули от нетерпения. Как дожить до вечера, когда придет почта?

После обеда собрались у Тапура, и начальник с нами, и решили, что до прихода почты с места не двинемся. Сидим, выпиваем, разговариваем и вдруг видим: подкатывает к корчме повозка и выходит из нее Йова, белградский торговый агент.

Подошел он к нам, поздоровался со всеми — почти у каждого из нас были с ним свои расчеты. Потом поздоровался с начальником и говорит:

— Что с вами, господин начальник, скажите ради бога! Кто это так вас осрамил?..

— А что? Ты уже читал? — спросил Митар.

— Прочитал, брат, и не могу надивиться. Такого еще на свете не бывало!

— Как это не бывало, голубчик? А чем же полны газеты, как не руганью? Но потерпи немного! Вечерняя почта придет, увидишь тогда мое опровержение.

— Так о том, брат, я и толкую, — сказал Йова, вынул из кармана газету, развернул ее и подал начальнику со словами: — Вчера на станции купил, стал в дороге читать и прямо испугался. Неужели это вы послали?

Начальник посмотрел на заголовок, на первые две строчки, на свою подпись, и лицо его просветлело.

— Да, да, это самое! — воскликнул он.

Мы чуть с ума не сошли от восторга.

— Газеты пришли!

— Вот оно, опровержение, — раздалось несколько голосов.

Люди плотно сгрудились возле стола. Мгновение, и мы уставились глазами на начальника, следя за тем, как он поправляет очки и перевертывает газету на ту сторону, где отчетливо видна его подпись, отпечатанная крупными буквами. Когда он нагнулся над газетой, лицо его было ясное, веселое, но вдруг точно некий незримый дух омрачил его, он побелел как мертвец. Полный, гладко выбритый подбородок затрясся, губы стали иссиня-черными, газета выпала из задрожавших рук.

— Что такое? — воскликнул он, обводя нас испуганным взглядом.

Мы стояли неподвижно, как холодная каменная глыба, воплощающая предел человеческого испуга, страха, ужаса…

Насилу пришли в себя. Учитель поднял газету и, пробежав глазами несколько строк, отшвырнул ее с тем же возгласом:

— Что такое?!

— Да читай же, коли в бога веруешь! — закричали мы, готовые вскочить на стол и устроить побоище из-за газеты.

Начальник все еще со страхом переводил глаза с одного на другого, а учитель разложил газету на столе так, чтобы мы могли видеть то, что он будет читать, и начал своим тонким и чистым голосом:

— «Господин редактор! Посылаю вам прилагаемое официальное опровержение письма из N, напечатанного в вашей газете номер сто двадцать один. Благоволите таковое напечатать в вашей газете согласно соответствующему параграфу существующего закона».

Ниже следовали подпись начальника, дата и официальный номер, а дальше шел крупный заголовок: «Что мне надо сделать?» под которым стояло:

«Сообщить господину министру, что В. (имя прежнего начальника) сеет в народе смуту и возмущение, занимается бумагомарательством, заступничеством и так далее.