Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

Конь мой добрый, Шарац мой бесценный,

Триста шестьдесят годов^[25] сравнялось,

Как уж я с тобою повстречался,

И ни разу ты не устрашился!

Бог поможет, не случится худа.

Грянули пушки, вздрогнул и сам Марко, и Шарац взвился, совсем обезумев; слетели с него те двое и откатились с воплями в канаву. Засмеялся Марко, хоть и не до того было, и едва успел вскочить на Шарца.

Когда ружья и пушки загремели совсем уже близко, Шарац перемахнул через канаву и понесся как одержимый через поля и нивы, через овраги и чащи. Не может остановить его Марко. Пригнулся он к луке, заслонил лицо рукою, чтобы не исцарапали ветки; слетела с него соболья шапка, по бедру бьет сабля, а Шарац мчится вперед, не разбирая дороги. Едва вылетели они на чистое место, Марко увидел, что со всех сторон окружен войском. Гремят трубы, бьют барабаны, стреляют ружья, палят с окольных холмов пушки. Впереди войско, позади войско, слева, справа — повсюду. Шарац встал на дыбы и кинулся вперед, Марко схватил булаву и ринулся в толпу, которая все сгущалась вокруг него. Два часа билися с лишком, Шарац покрылся кровавой пеной, да и Марко притомился, размахивая тяжелой булавой. Ружья не могли причинить ему вреда: на нем было железное оплечье, поверх него кольчуга, из стальных колец сплетенная, а на ней еще три слоя одежды да волчья доха. Но все же перед ружьями, пушками и градом ударов не устоял даже Марко. Отняли у него коня, отобрали оружие, связали и под конвоем повели в уезд на допрос.

Впереди него десять солдат, за ним десять и по десяти с обеих сторон, и у всех заряженные ружья и примкнутые штыки. Руки ему связали сзади и надели на них наручники; ноги заковали в тяжелые кандалы по шесть окк весом. Батальон солдат — головной конвой — впереди, позади шагает полк, а за полком громыхает дивизия, которую замыкает дивизионный генерал, окруженный штабом, а по сторонам грохочут на холмах артиллерийские дивизионы. Полная боевая готовность, как в военное время. Шарца ведут двенадцать солдат, по шесть с каждой стороны; на него надели крепкие поводья и намордник, чтобы не укусил кого. Марко насупился, потемнел лицом, усы повисли и раскинулись по плечам. Каждый ус с полугодовалого ягненка, а борода до пояса — с годовалого. По дороге народ карабкается на заборы, изгороди, деревья, чтобы поглядеть на великана, что выше всех окружающих на голову и больше.

Привели его в полицию. В канцелярии сидит уездный начальник, маленький, щуплый человечек с впалой грудью и тупым взглядом, покашливает при разговоре, а руки у него как прутики. Слева и справа от стола выстроились по шесть стражников с пистолетами на взводе.

Поставили скованного Марко перед ним.

Испугался начальник, хоть Марко и в кандалах, дрожит как в лихорадке, вытаращил глаза и слова сказать не может. Еле-еле пришел в себя и, покашливая, начал глухим голосом допрашивать:

— Ваше имя?

— Марко Королевич! — гаркнул Марко.

Начальник вздрогнул и выронил перо; стражники отпрянули, а зеваки стали давиться в дверях.

— Говорите, пожалуйста, тише, вы находитесь перед представителем власти! Я не глухой. Год рождения?

— Тысяча триста двадцать первый.

— Откуда?

— Из Прилепа, города белого.

— Чем занимаетесь?

Марко удивился этому вопросу.

— Я спрашиваю: чиновник вы, торговец или землю обрабатываете?

Не пахал отец мой и не сеял,

А меня вскормил он белым хлебом.

— По какому делу вы сюда явились?

— Как по какому делу? Да вы же сами изо дня в день меня призываете вот уж пятьсот лет. Все поете обо мне в песнях да причитаете: «Где ты, Марко?», «Приди, Марко!», «Ох, Косово!», так что мне уж в могиле не лежалось, я и попросил господа бога отпустить меня сюда.

— Э, братец, глупость ты сделал! Это просто так в песнях поется. Будь ты умнее, ты бы не обращал внимания на песни и не было бы неприятностей ни у нас с тобой, ни у тебя с нами. Если бы тебя официально, повесткой вызвали, тогда другое дело. А так нет у тебя никаких смягчающих обстоятельств. Чепуха, какие еще дела у тебя тут могут быть?.. — раздраженно закончил начальник, а про себя подумал: «Черт бы побрал и тебя, и песни! Людям делать нечего, выдумывают да распевают всякую чушь, а я теперь отдувайся!»

Ой ты, поле Косово, равнина,

Ты чего, злосчастное, дождалось,

После нашего честного князя

Нынче царь тебя турецкий судит! —

сказал Марко как бы про себя, а потом обратился к начальнику:

Что ж, пойду, когда никто не хочет.

Я пойду, хотя б и не добрался,

Я пойду ко городу Царьграду,

Погублю султана я в Стамбуле…

Начальник вскочил как ошпаренный.

— Замолчите, это новое преступление! Вы причиняете нам огромный вред, ибо наша страна сейчас находится в дружественных отношениях с Оттоманской империей.

Марко рот разинул от удивления. Услышав это, он чуть сознания не лишился. «В дружбе с турками!.. Так какого черта они меня кличут?!» — думал он, не в силах прийти в себя от изумления.

— Итак, вы совершили серьезные преступления, в коих и обвиняетесь. Во-первых, двадцатого числа сего месяца вы совершили зверское убийство Петара Томича, торговца, ехавшего на велосипеде. Убийство совершено умышленно, что подтверждают свидетели Милан Костич, Савва Симич, Аврам Сречкович и другие. Покойного Петара вы согласно тщательному расследованию и медицинскому осмотру убили тупым тяжелым орудием, а затем отрубили ему голову. Желаете ли вы, чтобы я огласил жалобу?

Во-вторых, в тот же день вы напали на Марко Джорджевича, хозяина корчмы из В. . ., намереваясь по свирепости своей натуры убить его; однако ему удалось спастись. Этому достойному гражданину, который бывал и народным депутатом, вы выбили три здоровых зуба. По свидетельству врача, это тяжелое увечье. Он подал жалобу и требует, чтобы вы были наказаны по закону и возместили ему понесенный ущерб, потерю времени и судебные расходы.

В-третьих, вы совершили убийство двадцати жандармов и тяжело ранили двух уездных писарей.

В-четвертых, в уезд поступило свыше пятидесяти жалоб на покушение в убийстве.

Марко от изумления не мог слова вымолвить.

— Пока мы будем вести следствие, вы будете находиться в тюрьме, а потом дело будет передано в суд. Тогда вы сможете взять адвоката, чтоб он вас защищал.

Марко вспомнил побратима Обилича{52} и подумал, как бы тот его защитил! Тяжело ему стало, пролил он слезу и воскликнул горестно:

Милош Обилич, ты побратим мой,

Иль не видишь, иль помочь не хочешь,

Лихо злое на меня свалилось,

Русой головой я поплачуся

Ради правды истинного бога!

— Отведите его в тюрьму, — боязливо сказал начальник и глухо закашлялся.

Дело, естественно, шло дальше установленным порядком. После того как полиция провела следствие на месте происшествия и детально расследовала преступления Марко, протоколы были препровождены для дальнейшего судопроизводства.