Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

— Правильно, правильно! — подхватили слабые голоса со всех сторон.

— А это далеко? — послышался прерывистый шепот из угла.

— Братья! — заговорил другой уже более громким голосом. — Надо немедленно принять это предложение, потому что больше так продолжатся не может. Мы работаем, мучимся, и все напрасно. Ото рта отрывали, сеяли, но разливались горные потоки и уносили с этих скал семена вместе с землей, оставляя голый камень. Так неужели должны мы вечно жить здесь и, трудясь с утра до ночи, голодать и по-прежнему ходить босыми и голыми? Надо искать хорошую, плодородную землю, где наш тяжкий труд увенчается богатыми плодами.

— Идем, идем сейчас же, потому что здесь жить невозможно, — прошелестел слабый шепот, и толпа сорвалась с места.

— Постойте, братья, куда вы? — воскликнул первый оратор. — Идти нужно, но не так же. Мы должны знать, куда идем, а то вместо спасения найдем погибель. Я предлагаю избрать вождя, которого все будем слушаться и который поведет нас самым правильным, лучшим и кратчайшим путем.

— Выберем, немедленно выберем!.. — послышалось со всех сторон.

Вот тут-то и пошли препираться, наступил сущий хаос! Все говорят, но никто никого не слышит и не может расслышать. Разбились на группы, в каждой шепчутся о чем-то своем, потом и группы распались и вот уже, взявшись за руки, расходятся парами, один другого в чем-то убеждает и тащит куда-то за рукав, прижимая палец к губам. А потом снова сходятся вместе и снова говорят все разом.

— Братья! — выделяется вдруг среди гула голосов чей-то более сильный. — Так мы ничего не сделаем. Все говорят, и никто никого не слушает. Выберем вождя! Но кого мы можем выбрать? Кому из нас довелось путешествовать, кто знает дороги? Мы все хорошо знаем друг друга, и я первый не решился бы довериться со своими детьми кому-либо из присутствующих здесь. Но не знаете ли вы, кто вон тот путник, что с самого утра сидит в тени у дороги?

Наступила тишина, все устремили взоры к неизвестному, оглядывая его с ног до головы.

Человек этот, уже не молодой, со смуглым лицом, которое скрывали длинные волосы и густая борода, сидел молча и в задумчивости ударял по земле толстой палкой.

— Вчера я видел этого самого человека с каким-то мальчиком. Они шли по улице, держась за руки. Вечером мальчик снова прошел по селу, а этот остался здесь.

— Нечего, брат, терять время на всякие пустяки, кто он да что. Ясно — человек пришел издалека, раз никто его из нас не знает, ему-то уж наверняка хорошо известен самый лучший и кратчайший путь. Он производит впечатление человека очень умного, так как все время молчит и размышляет. Другой болтун на его месте давно бы уже вмешался в наш разговор, а он с каких пор сидит себе один и молчит.

— Конечно, молчит человек и думает. Не иначе, как мудрец, — присоединились остальные и вновь принялись разглядывать чужеземца, при этом каждый открывал в нем все новые блестящие качества, новые доказательства его необычайного ума.

Без дальних разговоров все сошлись на том, что лучше всего упросить этого путника, которого им сам бог послал, повести их на поиски лучшего края, плодородной земли, стать вождем, которому они будут беспрекословно повиноваться.

Выбрали они из своей среды десяток мужчин и уполномочили их изложить чужеземцу решение собрания, рассказать о здешних тяжелых обстоятельствах и уговорить его стать их вождем.

И вот пошли десять мужей, смиренно поклонились мудрому старцу, и один из них повел речь о бесплодной почве их края, о засухах, о бедственном состоянии, в котором они сейчас оказались, и закончил так:

— Это и заставляет нас оставить свой край, свои дома и отправиться на поиски лучшей земли. И как раз теперь, когда нас осенила столь счастливая мысль, сам бог смилостивился над нами, послав тебя, мудрый и светлый чужеземец, чтобы ты повел нас и спас от беды. От имени всех жителей мы просим тебя стать нашим вождем, и куда ты, туда и мы за тобой. Ты знаешь дорогу, да и сам рожден, верно, в более счастливой стране. Мы обещаем во всем слушать тебя и подчиняться любому твоему приказанию. Согласен ли ты, мудрый чужестранец, спасти от гибели столько дуга, быть нашим вождем?

Мудрый чужестранец даже не поднял головы, пока произносилась эта трогательная речь. Он продолжал сидеть все в той же позе, в какой его увидели в первый раз: опустив голову, нахмурившись, он ударял палкой о землю и думал. Когда речь окончилась, он, не меняя позы, коротко и отчетливо изрек:

— Ладно!

— Можем ли мы отправиться с тобой на поиски лучшего края?

— Можете! — произнес мудрый старец, не поднимая головы.

Обрадованные, они бурно выражали свою благодарность, но мудрец не проронил более ни слова.

Посланцы сообщили собранию об успешных переговорах, прибавив, что только теперь поняли, какой великий ум заключен в этом человеке.

— Он даже с места не двинулся, головы не поднял, даже не взглянул, кто с ним говорит. Молчит и думает. В ответ на все наши доводы и благодарности произнес лишь два слова.

— Истинный мудрец!.. Редкостный ум!.. — радостно повторяли со всех сторон, твердя, что сам бог послал его, ангела с небес, чтобы спасти их. Все твердо уверовали в своего вождя, и ничто на свете теперь не могло бы поколебать в них этой веры.

Итак, на собрании было решено отправиться в путь завтра на заре.

Утром собрались все, кто отважился на далекий путь. Более двухсот семейств пришло в условленное место, лишь немногие остались сторожить родные очаги.

Тяжко было смотреть на этих несчастных, которых горькая судьба вынудила бросить край, где они родились, покинуть могилы своих предков. Их осунувшиеся лица опалены солнцем, длительные страдания, безысходное горе наложили отпечаток на весь их облик. Но в это утро в их глазах впервые сверкнул луч надежды, омраченный, правда, тоской по родине. Кое у кого из стариков уже катятся слезы по морщинистым щекам, вздыхая, они сокрушенно покачивают головами, терзаясь неясными предчувствиями. Куда охотнее остались бы они здесь и, выстрадав до конца все мучения, сложили бы свои кости на этой круче, чем пускаться на поиски неведомого, счастливого края; многие женщины в голос причитают, прощаясь с усопшими, могилы которых покидают; мужчины, сами боясь расчувствоваться, прикрикивают на них: «Чего же вы хотите? Что б мы и дальше голодали на этой проклятой земле и жили в лачугах?» Но если б только было возможно, они с радостью захватили бы с собой свой проклятый край, свои бедные лачуги.

Шум и гам, как всегда при скопище народа. Возбуждены и мужчины и женщины, да и детишки, на спинах у матерей, подняли крик; волнуются даже животные. Их, правда, маловато — лишь изредка увидишь то коровенку, то тощую с большой головой и толстыми натруженными ногами лохматую клячу, нагруженную одеялами, сумками, мешками. Бедное животное сгибается под тяжестью, но держится из последних сил, порой даже и заржет. Другие ведут за собой навьюченных ослов, ребятишки тащат на поводках собак. Тут, разумеется, и разговоры, и оклики, и брань, и причитания, и плач, и лай, даже осел подал голос, только вождь не произнес ни слова, будто вся эта суматоха его вовсе не касается. Истинный мудрец!

Он продолжал сидеть, понурив голову, молчал и думал, разве что сплюнет изредка — и все. Но как раз поэтому популярность его до того возросла, что уже каждый готов был, как говорится, броситься за ним в огонь и воду.

— Эх, и повезло же нам такого человека найти, — с гордостью скажет кто-нибудь, почтительно глядя на вождя. — Пропали бы мы без него. Что за ум, братец ты мой! Сидит и молчит, слова еще не промолвил!

— А что говорить? Кто много говорит, тому думать некогда. Мудрый человек, понятно, всегда молчит, потому что думает!.. — прибавит другой с не меньшим почтением.