Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

Сказать огороднику Петко, чтобы приготовил мне огурцов и стручкового перцу для маринада.

Велеть Станойке из Б. принести кадочку каймака для… и так далее.

Потолковать со старостами об избирательных списках.

Договориться с председателем общины насчет Сарука и так далее.

Найти человека вылечить десны у жеребца.

Выдать этому бунтовщику в А. что следует и так далее».

И учитель прочитал длинный перечень подобных записей. Но все это ничего не значило по сравнению с тем, что было напечатано дальше. Расписали нашего начальника страшнее самого черта! Чего только не написали! А уж когда объяснили, как оказалась эта бумага в письме начальника, мы чуть не лопнули от смеха.

Господин Бурмаз о чем-то думал, но, когда упомянули о бумаге, он вздрогнул, будто его осенила догадка, сунул руку в карман, вытащил целый ворох бумажек, внимательно и торопливо просмотрел их, но, не найдя того, что искал, вскочил с места и быстро зашагал к уездной канцелярии. За ним сейчас же отправился поп. Вскоре поп вернулся и рассказал, что господин начальник перепутал бумаги; вместо написанного и приготовленного опровержения отправил бумажку, на которой делал отметки для памяти, а опровержение нашел у себя в столе.

Через месяц место прежнего министра занял новый, и господин Бурмаз опять ушел на пенсию. Прощаясь, он обнимал нас со слезами, будто предчувствовал, что мы больше не увидимся. Так оно и вышло.

Перевод Е. Покрамович.

Первая дама уезда{48}

Среди прочих жителей в городке А. жил и некий дядюшка Глиша. Определенных занятий он не имел: был то жандармом, то торговым агентом, то садовником, мог и общинного писаря заменить. Но чаще и охотнее всего он ходил по селам, взимая деньги за проданные в кредит товары. Торговцев, доверивших ему это дело, всегда хватало, и поэтому дядюшка Глиша неплохо зарабатывал. К счастью, он не был обременен многочисленным семейством. Единственным плодом его двадцатипятилетнего супружества с тетушкой Юлой была дочь, восемнадцатилетняя Кая, затмившая красотой своей всех а-ских девиц, которые немало ей завидовали, чем она безмерно гордилась. Дядюшка Глиша и Юла на свою судьбу не жаловались, да и с чего бы им жаловаться, ведь нужды они никогда не знали. Дядюшка Глиша обладал поистине редкой изворотливостью, и жили они лучше иных а-ских лавочников. Кая одевалась не хуже дочерей самых богатых торговцев, а когда шла по базарной площади, приказчики так изгибались в поклонах, что, казалось, вот-вот сломаются пополам. Она же на них никакого внимания. Но всего уморительней было, когда она проходила мимо дома уездного начальника: нос кверху, то плечом поведет, то боками, то важно вскинет бровь, то грудь выпятит, а уж если супруга уездного начальника у окна, то так вся изломается и извертится, что страх за нее берет, а на начальницу даже и не взглянет. Вам, конечно, невдомек, с чего бы это? А в городке все знают, что Кая поклялась стать уездной начальницей, поклялась не безрассудно, как клянутся многие: умру, мол, но добьюсь своего, или хоть на один день, но стану уездною начальницей. Ничего подобного, просто она решила стать первой дамой уезда и остаться ею до конца дней своих. Хочется девушке быть начальницей, и ничего тут не поделаешь! Не чета она тем, кто скромно и тихо ждет, когда тот или иной приказчик откроет свое дело. Теперешний начальник женат, да и в годах уже, и потому имеет все основания надеяться, что в самом скором времени услышит приятные слова: «Милостью божией и волею народа… начальником округа…», а раз так, то и Кая надеется, что его место займет молодой неженатый юрист, и тут уж она наверняка сразу станет первой дамой уезда. Надеется девушка, что тут поделаешь, ведь надежда — главная добродетель христианина, сам господь бог заповедал нам жить надеждой, так почему бы и ей, доброй христианке, не следовать заповеди господней? К тому же она еще молода, может и подождать, ей, как говорится, не к спеху. Тетушка Юла заранее облюбовала себе комнату в доме уездного начальника, а когда она там поселится на правах тещи, то и смотреть не станет на этих гордячек Перичиху и Йовановичиху, которые сейчас ее словно не замечают; вырядятся и думают, что в нарядах все счастье; ничего, они еще побегают за ней, уж она им покажет, где раки зимуют, только бы дождаться, когда этот старикашка получит повышение. Дядюшка Глиша поначалу смеялся над их бреднями. Но тетушка Юла, ничуть не обижаясь, принималась рисовать ему необычайно привлекательную картину недалекого будущего, когда он после уездного начальника будет первым человеком в городе, а первые а-ские торговцы Перич, Йованович, Живкович и прочие будут его обхаживать, Христом-богом умолять заступиться, или походатайствовать за них, или сделать что-нибудь другое в этом роде, а он будет отнекиваться, а они все униженней клянчить: «Не откажите, господин Глиша, покорнейше просим (тогда уж никто из них не осмелится назвать его «дядюшка Глиша», или «брат Глиша», или просто «Глиша», как нынче), помогите: тяжба у меня с соседом, и, ежели решение выйдет в мою пользу, вовек не забуду ваше благодеяние», и т. д. и т. п. В такие минуты глаза у дядюшки Глиши сияли, и он довольно улыбался, представляя, как на улице перед ним ломают шапки. Но это продолжалось лишь до тех пор, пока Юла была рядом; стоило ей куда-нибудь отлучиться, как к нему тут же возвращался здравый смысл, и, подумав немного, он смущенно ворчал в пустоту: «Эхма, дуреха Юла, куда хватила, оборотись-ка лучше на приказчика Васу, что служит у Перича, он немало положил в свой карман, не сегодня-завтра станет сам себе голова, а со временем, глядишь, и самого Перича переплюнет. Помню я, как Перич весь свой товар в одном сундучке носил, а теперь гляди — первый хозяин…» Так дядюшка Глиша размышлял, пока был один, но стоило появиться тетушке Юле, как мысли его принимали совсем иное направление, и ничего удивительного, она бы и святого Петра уговорила снова трижды отречься от Христа. Так вот и шло в этом добропорядочном семействе. Закончился долгий рождественский пост, наступили праздники. В день святого Стевана понаведалась к тетушке Юле некая бабка Сока. Всем известно, для чего приходит в дом бабка Сока. Редко какой приказчик или торговец а-ский женился, не пожаловав бабке Соке платье и дукат. Она уже дважды побывала в доме дядюшки Глиши, предлагала Кае хорошие партии, но тетушка Юла, отдавая должное женихам, обычно отговаривалась тем, что дочке еще рано замуж, что она еще ребенок и не готова к семейной жизни. Так тетушка Юла дважды выпроваживала бабку Соку, и вот теперь она явилась в третий раз.

— С рождеством Христовым!

— Спасибо, матушка. Садись. Ты откуда? Неужто сверху, из Палилулы?

— Что поделаешь, доченька, надо проведать добрых знакомых, а то ведь совсем от людей отвыкнешь.

— В самое время пришла! Глиша ушел, да и чертовку мою куда-то унесло, а меня тоска одолела.

— Вот и хорошо, что ты одна, по крайней мере, поговорим без помех. Надобно мне кое-что тебе сказать.

— Да уж догадываюсь, опять, поди, хорошую партию для моей Каи нашла!

— Сама знаешь, я никому плохих партий не предлагаю. Я, доченька, не гонюсь за дорогими подарками, главное для меня — чтоб и после венца поминали бабку Соку с благодарностью. Так вот, этот пострел Васица, ну знаешь — он у Перича служит, с Нового года начинает свое дело, парень трудолюбивый, толковый, рассудительный, капиталец хороший сколотил, уж и товар сортирует. Сам Месарович предлагал ему ссудить пятьсот дукатов, а он и полушки не берет. «Не хочу, говорит, сразу в долг влезать, хочу, чтоб в моем доме все мое было, чтоб не дрожать, что с минуты на минуту придут вещи описывать». Думает обзаводиться домом, а одному, знаешь, нелегко. Пришел ко мне и упросил высватать ему вашу Каю, по ней, говорит, сохнет, знает, что она бесприданница, да ему денег и не надо: нужен ему верный друг, а это можно и без приданого, было б только желание. Так вот, Юла, потолкуйте с Глишей, не упускайте эту партию, лучшей не дождетесь, богом клянусь. Вы уж упустили двух молодцов, а теперь сами видите, они, того и гляди, обойдут старых торговцев. Васа лучший из них, да и денег за невестой не просит. Если и ему откажете, я к вам больше ни ногой. Кая, доченька, молода и собой хороша, да ведь красота с годами уходит, и тогда без денег не устроить вам ее счастья, упустите время и с деньгами жениха наищетесь. Подумайте хорошенько и дайте мне знать, если упустите и такой случай, как бы после не пришлось локти кусать…

Так говорила бабка Сока, впрочем, как и положено свахе, и надо сказать, говорила вполне искренне, не прибегала к хитростям и уловкам, к каким обычно прибегают свахи и какими и она порой не брезгала. Есть немало свах, которые, увлекшись перечислением богатств жениха, делают его чуть ли не миллионером, а после свадьбы выясняется, что он гол как сокол. Многим, кто не знаком с деревенскими и провинциальными свычаями и обычаями, покажется это странным и даже невероятным, но я знаю сотни подобных примеров. Приведу один из них. В том же городке А., о котором идет наш рассказ, проживал богатый торговец Петрович. Служил у него бедный приказчик, искал он себе жену с хорошим приданым, чтоб на ее деньги открыть лавку. И эта самая бабка Сока отправилась в дальний уезд, нашла там хорошую девушку, за которую сватался офицер в чине капитана 1-го класса, и принялась перечислять ей и ее отцу, желавшему выдать ее за торговца, добро будущего зятя. Она перебрала все, чем владел торговец Петрович, и даже еще прикинула. Отец девушки согласился отдать дочь, только предварительно решил своими глазами увидеть жениха и его богатства. В первое же воскресенье он явился в А. Его привели в дом Петровича. Хозяин уехал в тот день в село, слуги разбрелись кто куда, и в доме оставался один приказчик. Он и начал водить гостя по дому, показывая ему «свое» добро. Потом позвал соседей, устроил славное угощенье, все хвалили жениха. Так ловко провернул он дельце, а вскоре и свадьбу сыграли. Через два дня после венца приказчик пошел прогуляться с молодой женой; по пути завел ее в лачугу и сказал: «Вот наше жилье. Я не хозяин, а слуга». Такие случаи не редки, правда, чаще в селах; в городах такое тоже бывает, но значительно реже.

Сейчас бабка Сока при полном желании не могла прибегнуть к обману, ибо Юла сама знала Васу как облупленного.

Пока бабка Сока говорила, Юла думала свою думу, сравнивала Васу с уездным начальником, и наконец решила, что все-таки лучше быть женой уездного начальника, чем женой торговца…

— Спасибо тебе, матушка, наставляешь меня, ровно дитя родное, дай бог тебе здоровья, но что поделаешь, рано нам о свадьбе думать. У Каи ни одной новой рубахи нет. Отец все твердит, пускай посидит еще годок, пускай послушает нас, стариков, да и ни к чему так рано хомут на шею надевать, ведь детки пойдут, как грибы после дождя…

— Ладно, ладно, Юла. По совести говоря, я и не ждала иного ответа. В городе болтают, будто вы прочите ее за начальника уезда, да я толки и пересуды не слушаю…

— Бог с тобой, матушка, мало ли что болтают, людям рот не заткнешь; мы такое и в мыслях не держим.

— Дай бог, доченька, чтоб так и было. Я свое сказала, ни с кем ссоры не желаю, и с вами тоже. Прощай, Юла, однако ж мой тебе совет — поговори с Глишей, и сразу дайте мне знать, потому как парень ждать не может. Прощай, Юла, передай привет Кае, жалко, что ее нет, хотелось бы и ее слово услышать, да все одно, ты уже сказала.

Так закончилась миссия бабки Соки. Тетушка Юла насмешливо улыбнулась ей вслед, потом вошла в комнату и снова принялась размышлять. Нет, лучше быть за начальником уезда…

Пришла Кая, а вечером вернулся и дядюшка Глиша. Когда Юла передала ему свой разговор с бабкой Сокой, он, разумеется, вспылил, раскричался, обозвал их последними дурами, сказал, что сам пойдет к бабке Соке и даст согласие, что Кая из-за своей глупости останется в девках, будет вековушей и т. д. и т. п. Но тут разъярилась тетушка Юла и давай ему читать свою проповедь. Гнев его сразу улегся. Примиренные, сели они за простывшее жаркое. После ужина Юла опять взялась за свое, и в конце концов дядюшка Глиша лег спать умиротворенный с мыслями о своем грядущем возвышении; еще раз довольно улыбнувшись, он захрапел. Во сне он говорил: «Э, мой Перич, так дело не пойдет, не нужны мне, брат, взятки, мне нужна только правда. Ладно, так и быть, дашь мне пятьдесят дукатов, и дело в шляпе». Он замолчал и потом начал вертеть головой; ему снилось, что он идет по улице, все торговцы в страхе ломают перед ним шапки, а он лишь гордо, легким кивком отвечает на их поклоны. Сон этот снился ему до самого рассвета, когда его разбудил стук в окно.

— Кто там? — крикнул он с постели.

— Это я, дядюшка Глиша. Хозяин велел тебе идти в О., взыскать долг с тамошних крестьян. Сегодня у них сход, так ты смотри пораньше их захвати.

— Ладно, ладно, скажи газде Живану, сей момент отправлюсь, да только б не зазря. — И он стал поспешно одеваться. Вид у него был сердитый, да и как не сердиться: только что был тестем уездного головы, все горожане перед ним заискивали, а тут нате вам — в этакую холодину тащись в село! Протопаешь четыре часа, да еще поди знай, с толком или без толку, поешь где или ходи голодный до вечера.

В тот же день все женщины уже прознали, что Васа сватался к Кае и получил отказ. В городе считали, что мать с дочерью совсем ума лишились, а отец и того пуще. Люди потешались над ними, Васе же говорили, чтоб он благословлял свою судьбу, что отказ получил: нашел, мол, в кого влюбиться. Но он, бедняга, сильно страдал: снова отрядил бабку Соку и снова получил тот же ответ. Наконец и ему обрыдло, и он обратил свой взор в другую сторону. После богоявления посватался к дочери одного торговца и вскоре обвенчался с нею. На свадьбе была и Кая с матерью.

В самый разгар танцев они увидели проходящего мимо почтальона и не преминули спросить, есть ли новости. Он развернул правительственную газету. Танцы мигом прекратились, все сгрудились вокруг почтальона, который начал читать: «Назначается начальник 1-го класса Н-ского уезда Н-ского округа А. Й. начальником округа Ц-ского…» Следующий указ гласил: «Назначается писарь 1-го класса М-ского уезда Р-ского округа Т. М. начальником Н-ского уезда Н-ского округа…»

Послышались возгласы радости и огорчения; одни жалели старого начальника, другие радовались его отъезду; словом, каждый смотрел на дело со своей колокольни. Ну а как наши Кая и Юла? Думаю, вам, дорогие читатели, не надо объяснять, что творилось у них на душе. Они испытывали примерно то же, что испытывают моряки, завидевшие землю после многомесячных скитаний по океану. Итак, их заветная мечта скоро сбудется… Кая, уже вообразив себя первой дамой уезда, вдруг заважничала, задрала нос, Юла, глядя на нее, тоже хвост распушила. Девушки, заметив, как они разом переменились, хихикая, подталкивали друг друга локтями и наконец громко расхохотались. Юла и Кая торопливо попрощались с новобрачными и пошли домой, обсуждая по пути столь важное для них событие.