Good Again
Шрифт:
— Пошли-ка отсюда, — сказал я Хеймитчу с чувством весьма напоминавшим радость. — Проверим что там у них за кафе.
***
В кабинете Доктора Аврелия мне не доводилось бывать уже год. В обстановке мало что изменилось — позади большого деревянного стола из вишни на полках громоздились ряды книг. Хозяин кабинета указал мне на одно из двух удобных, обитых темной кожей кресел. Вся обстановка говорила о тщательном выборе деталей интерьера: прочные полки вздымались до самого потолка, фалды винно-красных штор прикрывали металлическую отделку окон, причудливые, экспрессивные изображения экзотического вида людей выглядывали из затененных уголков. Казалось, здесь боролись холодные, ультрасовременные и старинные, основательные, непреходящие формы. И мне показалось, что вся эта комната как
Хеймитч решил вздремнуть после того, как сторожил меня во время тестов и замеров, так что в кабинет своего психиатра я пришел один. Пока я устраивался в кресле поудобнее, Доктор Аврелий достал несколько носителей информации и, сгребая со стола бумаги, водрузил их перед собой. Потом повозился с аппаратом, в котором я распознал голографический проектор, пока из прорези в его основании не появился островок света в форме трапеции. Когда он добился желаемого эффекта, и все было готово, Доктор Аврелий повернулся ко мне.
— Все твои физические показатели в норме. Важно исключить возможность заболевания — скажем, развитие опухоли может иметь самые печальные последствия для психики человека, — он продемонстрировал мне серию проекций, на которых были отражены различные мои органы. — А ты, к счастью, вполне здоров.
— Уровень яда ос-убийц в твоем организма тоже заметно снизился. Это значит, что твой гипоталамус и нервная система больше не травмируются ядом. Тем не менее, ты демонстрируешь некоторые признаки диссоциативного расстройства****, которые абсолютно уникальны в твоем случае.
Я был совершенно растерян, и это должно быть, у меня было написано на лбу крупными буквами, потому что он прервал свою напыщенную речь, чтобы сказать попросту:
— Дай мне минутку, и я тогда смогу ответить на все твои вопросы.
Прочистив горло, он продолжил в прежнем духе:
— Диссоциативные расстройства, как правило, поражают людей, которые пережили тяжелую травму. Пациенты отделяют себя от источника этой травмы, пытаясь справиться с ситуацией. Когда это происходит многократно, диссоциация может воплотиться в альтернативной идентичности. Эта идентичность на профессиональном языке психиатров зовется «альтер эго», «другое я». Ты, кажется, создал себе такого вот «другого», однако необходимо определить: было ли это результатом пыток и охмора, которым тебя подвергли, или же копинг-механизмом*****, способом решения психологических проблем, который изначально был в тебе заложен. Это могло бы объяснить, отчего ты в обычном состоянии больше не пытаешься причинить боль Китнисс — эту проблему мы решили во время твоего предыдущего здесь пребывания. Однако все иначе в ситуации высокого эмоционального напряжения, когда проявляется твой «другой» — он пытается прикрыть собой твою истинную личность, чтобы ты мог защититься от страха и негативных эмоций. И это различается с тем, что с тобой было вчера, когда на тебя обрушился пост-травматический стресс. В этих случаях ты заново переживаешь свой травмирующий опыт, который испытал во время войны и на Играх. Это другое проявление травмы, более схожее с тем, что Китнисс переживает во время своих ночных кошмаров. Неудивительно, что у тебя проявилась и эта патология, учитывая все ужасы, которые ты пережил, когда пытались разрушить твой разум и стереть твою идентичность, — Доктор Аврелий печально покачал головой.
Я чувствовал себя ошарашенным и несколько подавленным известиями, которые на меня обрушились.
— А отчего мне казалось до этого, что мы довольно оптимистично настроены на мой счет? Сейчас же выясняется, что у меня, оказывается, еще один сдвиг по фазе, — сказал я недоверчиво.
— Потому что, Пит, они оба лечатся сходным образом. Оба они являются реакцией на стресс — это своего рода эмоциональные шрамы, которые достались тебе на Играх и после пребывания в Капитолии. У нас есть четкие подходы и понимание, как тебя лечить. В отличие от случая с твоим охмором, когда мы все равно что палили по движущейся цели в темноте. Для этого у нас есть и инструменты, и методы. Диссоциативное расстройство может быть излечено, если заново познакомить твою доминирующую идентичность с этим конкретным «другим» и устранить тенденцию
к подмене, хотя это в основном происходит непроизвольно. Это также положит конец тем приступом, которых ты так боишься, которые проявляются у тебя в интимные моменты с Китнисс, — он замолчал, чтобы все это получше улеглось у меня в голове.— Отчего же у меня посттравматический стресс проявился только сейчас, а не год назад, как это было у Китнисс, когда она впала в депрессию? — спросил я немного погодя.
— Все люди разные. У Китнисс ведь помимо кошмаров еще множество симптомов устойчивых расстройств — депрессия, эмоциональное онемение, негативные чувства по отношению к себе, чувство безысходности. У тебя все иначе. Твое посттравматическое стрессовое расстройство — иной природы. К примеру, что случилось в шаттле: ты снова пережил те события. Снова увидел огонь, бомбы. Подобные симптомы нередко проявляются даже много лет спустя после подобной травмы.
Я прокрутил в голове то, что сказал Доктор Аврелий: что у меня и у Китнисс по-разному проявляются одни и те же травмы. Если это можно вылечить тем же способом, это может означать, что у меня есть шанс скорей отправиться домой.
— Если мы с Китнисс страдаем от одних и тех же психических расстройств, это значит, что вы можете лечить меня по телефону, и я могу ехать домой? — выдал я несколько оптимистично.
— Да, но сначала нам надо справиться с диссоциативным расстройством. Я не отпущу тебя, пока мы не примирим этого «другого» с твоей личностью. В этом состоянии ты наиболее опасен для Китнисс. Однако я питаю надежду, что когда мы справимся с этой проблемой, и симптомы твоего посттравматического стрессового расстройства тоже смягчатся.
— Так, и каков план? — спросил я.
— Мы используем классическую психотерапию — будем очень много разговаривать, Пит, — тут Доктор Аврелий улыбнулся. — Кроме того, обратим на пользу твой талант художника и используем арт-терапию. И, кроме того, опробуем на тебе кое-какие экспериментальные методы…
— Нет, пожалуйста. Не надо таблеток. По крайней мере, только когда других вариантов уже не будет. Я хочу выправить это навсегда. Когда я поеду домой, я хочу быть уверен, что ни при каких обстоятельствах опять не причиню вреда Китнисс, — заявил я категорично, абсолютно убежденный, что не покину этих стен, пока не добьюсь своей цели.
— Очень хорошо. Но не стоит недооценивать значение хорошо продуманного медикаментозного лечения. Встретимся завтра утром и приступим к работе. Скоро я буду созваниваться с Китнисс. Хочешь, чтобы я поделился с нею своими открытиями, после нашей с ней сессии?
— Да, пожалуй. У вас лучше получится растолковать ей все, чем у меня. Я и сам-то все еще пытаюсь понять что тут к чему, - но, прежде чем я успел уйти, меня посетила еще одна мысль, и я спросил. — Как вы думаете, в этой библиотеке есть книги о том, что со мной происходит? Ну, об диссоциативном расстройстве или посттравматическом стрессе?
— Вот тут несколько названий, которые могут тебя заинтересовать. И обязательно зайди в раздел документальной прозы и посмотри книгу последнего автора в списке.
— Спасибо, — сказал я. И я уже знал, как проведу сегодняшнюю ночь, сразу после того. как поговорю с Китнисс и попытаюсь вместе с ней все это понять. Я не был уверен, что разделяю оптимизм Доктора Аврелия, но мне очень хотелось верить, что мне удастся скорее перевернуть эту страницу своей жизни и снова оказаться рядом с Китнисс.
Вернувшись в свою комнату, я обнаружил там Хеймитча, который уставившись в окно прихлебывал что-то из больничной чашки — я мог лишь предполагать, что это была вода. Мне пришло в голову, что Хеймитч напивается, но только чтобы не чувствовать ничего и прогнать своих демонов, но еще и чтобы занять чем-то руки. Я мысленно пометил себе обдумать эту мысль когда-нибудь впоследствии, пока шел к нему.
— Думал, ты решил вздремнуть?
Он лишь пожал плечами, прежде чем ответить.
— Тут не то, что дома. Мне никогда толком не спалось в Капитолии, не только от того, что это обитель зла, но просто потому, что шумно. Все болтают, машины бибикают. Не могу тут долго спать. — он повернулся ко мне, и теперь мы оба стояли у окна бок о бок. — Что сказали мозгоправы?