Грань. Тень вампира

Лика однажды, пока они шли на работу, упоминала магазинчик с простым названием «Всё для самообороны». От сквера направо, почти до шоссе, не доходя до моста — и он там. Катерина запомнила маршрут и теперь уверенно шагает в ту сторону. Она пока не решила, что купить. Нож? Слишком опасно для неё самой — она не умеет с ним обращаться. Перцовый баллончик? Может быть. Или что-то ещё?

Здание магазина появляется перед ней — обшарпанное, с облупившейся краской, некогда жёлтой или бежевой, теперь уже не разобрать. Катерина толкает дверь, и над головой звякает колокольчик, оповещая о её приходе. Магазин пахнет оружейной смазкой и пылью, въевшейся в деревянные стеллажи. Катерина щурится от тусклого света лампы-паука, висящей над прилавком. На стенах — арсенал из прошлого века: кастеты с зазубренными краями, ножи с рукоятями в форме черепов, арбалеты, покрытые слоем забытья. За стойкой мужчина в клетчатой рубашке, напоминающий медведя в спячке, ковыряет зубочисткой в зубах. Его глаза-щелочки следят за каждым её движением.

— Пневматика? — хрипит он, выдыхая облако табачного смрада.

Катерина качает головой, пальцы непроизвольно сжимают ремешок сумки. Взгляд скользит по витрине с электрошокерами, похожими на игрушки из фантастического фильма.

— У вас для самообороны что-то есть? — спрашивает она, тут же понимая, как глупо звучит вопрос в магазине с таким названием.

Продавец морщится, но молча лезет под прилавок. На стеклянную витрину перед ней ложатся три предмета: красно-жёлтый перцовый баллончик, небольшой нож в пластиковом чехле и чёрный фонарик. Катерина хмурится. Фонарик? Это что, шутка? Им можно разве что по голове стукнуть, как той расчёской в сквере — и то без толку. Она берёт его в руки, проверяя вес. Лёгкий, ничего особенного.

— Регулятор вверх — светит, вниз и нажать — жжёт как чёрт, — поясняет продавец, не меняя выражения лица.

Катерина берёт устройство. Холодный алюминий обжигает ладонь. Она сдвигает рычажок вверх — луч света бьёт в стену. Затем вниз, нажимает кнопку — и раздаётся зловещее жужжание, между электродами над лампочкой вспыхивает синяя молния. Её губы трогает слабая улыбка. Это оно. Невзрачное, удобное, но с характером. То, что нужно.

Она отсчитывает деньги, забирает шокер в коробке и выходит на улицу. Пока читает инструкцию — зоны поражения, время воздействия, зарядка — её толкает прохожий в костюме с кейсом. Он бурчит грубое «Извини» и спешит дальше. Катерина качает головой, убирает шокер в сумку и оглядывается.

Уличные часы показывают почти одиннадцать утра. Толпа на тротуаре колышется, словно живой организм: бизнесмены с термокружками, подростки с наушниками-лопухами, бабушка с тележкой, громыхающей пустыми бутылками

Катерина поправляет сумку на плече и замирает. У стены гастронома, в десяти метрах, стоит он — парень с моста. Руки скрещены, спина небрежно опирается на кирпичи, а голубые глаза смотрят прямо на неё. Возмущение вспыхивает в груди. Как он смеет? После всего, что сделал в сквере, он ещё и пялится?

Катерина срывается с места, бросаясь к нему. Он отталкивается от стены и ныряет в толпу, растворяясь в людском потоке. Она оглядывается, выхватывает взглядом его спину — чёрная кофта, капюшон опущен. Бежит за ним, но он снова ускользает. Вот он — у входа в лес. Оборачивается, ловит её взгляд и исчезает за деревьями.

Её трясёт от злости. Кажется, что парень над ней специально издевается. Ну ничего, она ему покажет. Такие, как он, должны сидеть под замком в смирительной рубашке. Рука ныряет в сумку, находит шокер. Регулятор вниз, кнопка под подушечкой пальца — готова. Катерина шагает в лес.

Деревья смыкаются над головой, поглощая городской шум. Асфальт сменяется тропой, усыпанной шишками. Воздух становится гуще от запаха хвои и прелой листвы. Боковым зрением она замечает движение впереди — он, в ста метрах, стоит под сосной, ветви которой образуют тёмный балдахин. Солнечные лучи пробиваются сквозь хвою, рисуя на его лице полосатые тени. Катерина бежит, но он снова пропадает. Это повторяется несколько раз: она догоняет, он ускользает, пока на ровной, открытой дороге он не исчезает совсем.

Злость кипит, но её перебивает страх. До дома километр, а парень где-то рядом. Что он задумал? Она замечает его снова — уже в глубине леса, за толстым стволом. Он мелькает и скрывается. Катерина замирает. Шокер есть, но людей нет — кричать бесполезно. Однако бросать всё нельзя. Он опасен. Может навредить кому-то ещё.

Она делает глубокий вдох, сжимает рукоять шокера сильнее и идёт в чащу. Ноги цепляются за кусты, ветки хлещут по джинсам, корни норовят подставить подножку. Но она шагает вперёд, готовая к чему угодно. Или почти к чему угодно.

Асфальтированная дорога полностью скрывается из виду. Катерина заходит слишком далеко в чащу, где ветви сплетаются над головой, а свет еле пробивается сквозь листву. С каждым шагом страх растёт, вытесняя жажду справедливости, что гнала её сюда. Парня больше не видно — только лес, молчаливый и бесконечный.

Тревога захлёстывает с головой, и в какой-то момент она сдаётся. Катерина разворачивается, чтобы уйти, но замирает, как вкопанная. Он здесь, стоит в нескольких шагах, скрестив руки, небрежно прислонившись к стволу дерева. Его поза расслаблена, почти вальяжна, но в этом спокойствии таится что-то пугающее. Путь назад отрезан. Она сжимает рукоять шокера в сумке так сильно, что пластик, кажется, вот-вот треснет.

— Я всё думал: когда? — говорит он, нарушая тишину. Голос ровный, без намёка на угрозу. — Остался, чтобы дождаться этого момента.

Катерина вздрагивает. Это тот голос, что звучал в сквере: «Давай я дам тебе четвертак, и ты сделаешь вид, будто ничего не видела». В ушах стучит кровь, по спине бегут мурашки.

— Совсем другой взгляд, — добавляет он и наклоняет голову, изучая её словно редкий экспонат. Чёлка падает на лоб, придавая лицу мальчишескую беззащитность. Обманчивую.

Его голубые глаза пронзают её насквозь. Сердце колотится в груди, заглушая лесные шорохи. Катерина отводит глаза и впивается ногтями в кору сосны за спиной, пытаясь вернуть контроль над дрожащими коленями.

— Ты даже до конца не понимаешь, что видела, — говорит он, и в его тоне появляется лёгкая насмешка.

Эти слова действуют как спусковой крючок. Страх уступает место гневу, возмущение вспыхивает с новой силой. Катерина резко вскидывает голову и встречает его взгляд — теперь уже твёрдо, с вызовом.

— Только псих мог укусить другого человека, — бросает она, и её голос звенит от презрения.

Он не шевелится. Даже ветер обходит его стороной, не смея шевелить пряди волос. Тишина вокруг становится плотной, неестественной — будто лес затаил дыхание.

— Хорошо, допустим, — отвечает он, чуть пожав плечами. — А как ты объяснишь состояние того мужчины? Психи могут, скажем, зомбировать других людей? — он делает паузу, словно давая ей осмыслить услышанное. — Или блокировать чужие воспоминания?

Катерину бросает в жар, пот проступает на висках. Она сглатывает ком в горле. Воинственность тает, как снег под солнцем. Вопросы бьют в цель — как иначе объяснить её провал в памяти? Но если он не псих, то кто?

— Вампиров не существует, — выпаливает она, цепляясь за здравый смысл.