Грань. Тень вампира

— Спасибо, — выдавливает Катерина, отстраняясь чуть резче, чем нужно.

Её не покидает ощущение, что он видит в темноте лучше кошки. Сам ни разу не споткнулся, а её ловит с лёгкостью, будто заранее знает, где она оступится. Это раздражает, но в то же время внушает странное чувство безопасности.

Они доходят до её дома. Катерина открывает дверь, пропуская Идана внутрь, и ведёт его на кухню. Свет лампы над столом кажется слишком ярким после ночной тьмы. Она ставит чайник на плиту, бросая через плечо:

— Будешь что-нибудь? Чай, кофе? Или вы только кровь пьёте?

Идан садится за стол, и на его губах мелькает ухмылка — та самая, что она видела в сквере, но теперь без тени угрозы.

— Кофе, — отвечает он, оценивающе глядя на неё.

Катерина хмыкает. Она и не ждала ответа на последний вопрос, но интерес к этой теме у неё появляется. Пока чайник вскипает, она решает копнуть глубже, и в ответ на взгляд Идана как можно более грозно смотрит ему в глаза. Красноватого отблеска в них вновь нет.

— У тебя тогда, в сквере, глаза были красноватыми. А сейчас нет. Почему?

— Они становятся такими после употребления крови, — говорит он, не отводя взгляда.

Его голубые глаза чисты, как стекло, без малейшего намёка на тот багровый отблеск. Катерина замирает, переваривая слова. Лика. Она ни разу не видела у неё такого оттенка. Значит, Лика не пила кровь?

Чайник закипает с резким свистом, выводя её из задумчивости. Катерина наливает в две чашки кофе и ставит их на стол, садясь напротив Идана. Делает глоток и спрашивает:

— Вампирам обязательно пить кровь?

— Нет, — отвечает он лаконично.

Она вздыхает, подавляя желание закатить глаза. Идан немногословен и кажется, что раскрутить его на объёмную беседу вряд ли возможно. Но он хотя бы отвечает.

— Тогда зачем ты укусил того мужчину в сквере?

— Узнать, какова его кровь.

Катерина морщится, вспоминая вкус собственной крови из детства — металлический, солёный, отталкивающий. Она тогда упала с роликов, разбила колено и лизнула ранку, но тут же сплюнула от отвращения.

Идан замечает её гримасу и улыбается — не насмешливо, мягко.

— А мне зачем память стёр? Или заблокировал — не знаю, как правильно, — спрашивает она, и в голосе проступает обида.

— Так проще, — отвечает он, не задумываясь.

Её брови взлетают вверх.

— Проще? Из-за тебя я думала, что схожу с ума!

Она хочет пробить его броню, достучаться до хоть какого-то сожаления, но Идан остаётся невозмутим. Его лицо — маска спокойствия, и Катерина понимает, что искать в нём сочувствие бесполезно. Он не психотерапевт, а она — не пациентка.

— Я планировал подменить твои воспоминания, но не вышло. Ты отключилась. Этого я не ожидал, — добавляет он, чуть наклоняя голову.

Катерина хмыкает, отпивая ещё кофе. Его слова звучат как оправдание, но не снимают с него вины. Скорее наоборот — подчёркивают, как мало он её понимал. Она задумывается, перебирая в памяти их встречи, и вспоминает лес после покупки шокера.

— А меня зачем укусил? — возмущение в её голосе нарастает, рука невольно тянется к плечу, где уже нет следов.

— Было интересно, — отвечает он так же просто.

Это переполняет чашу её терпения. Катерина чувствует, как внутри закипает буря. Ещё слово — и она выплеснет на него всё, что думает: от «бессовестного кретина» до слов, которыми кличут агрессивных бродячих псов. Но она сдерживается, глубоко вдыхая. Ей нужен отдых, а не ссора.

— Мне завтра на работу. Отложим разговор, — говорит она и встаёт. — Тебе есть куда пойти на ночь?

— Найду, — отвечает Идан, доставая телефон из кармана толстовки.

Его пальцы скользят по экрану, глаза следуют за движением. Катерина смотрит на него и чувствует укол совести. Он должен был улететь в Грань, а она его задержала. Ради чего? Просто поговорить? Теперь он ищет отель, а она стоит и злится на него за прошлое, которое словами не исправить. Разговор — её прихоть, и от осознания этого становится неловко.

— У меня есть свободная комната, — выпаливает она, уже зная, что пожалеет. — Можешь остаться.

Идан поднимает взгляд от телефона, секунду молчит, а потом кивает.

— Хорошо.

Катерина отворачивается, пряча смущение, и идёт к шкафу за одеялом. Её мысли кружатся, как листья в сквере, но одно она знает точно: этот разговор ещё не закончен.

***

Будильник разрывает тишину комнаты резким писком, и Катерина вздрагивает, выныривая из полудрёмы. Она тянется, выключает его и садится на кровати, потирая виски. Спала ли она вообще? Последние полчаса точно нет — лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, где тени от веток за окном рисовали причудливые узоры.

До этого всё смазалось в тумане: мысли кружились, цеплялись друг за друга, возвращались к Идану. Пару раз её охватывало острое желание схватить что-нибудь — подушку, лампу, да хоть тапок — и хорошенько огреть его по голове. Потом злость отступала, оставляя лишь усталость и глухое раздражение. Он даже не извинился. И, судя по всему, не собирается.

Катерина встаёт, натягивает джинсы и свитер, мысленно прикидывая план. Перед уходом на работу нужно оставить Идану ключ. Она роется в шкафу, среди старых коробок и сваленных в кучу шарфов, пока не находит запасной. Ключ холодит кожу, и она хмурится. Если Идану что-то от неё нужно было, он наверняка уже сделал дубликаты — во второй раз, когда принёс её домой без сознания. Так что терять нечего. Замки можно сменить позже, когда он уйдёт.

Она отодвигает стул, которым на ночь подперла дверную ручку — предосторожность, но спать было спокойнее, — и выходит в коридор. Спальня, где Идан — гостевая, заваленная хламом, пока Катерина не убрала её вчера на скорую руку, — прямо за стеной. Дверь закрыта, из-под неё не пробивается ни звука. Может, он спит? Катерина стучит костяшками по дереву, не слишком громко, но отчётливо.

— Входи, — тут же отзывается он.

Она толкает дверь. Идан сидит на кровати, застеленной так аккуратно, что кажется, он и не ложился. На нём та же одежда — потёртая толстовка и джинсы. На коленях ноутбук, экран которого заливает его лицо мягким светом. Пальцы парня лежат на клавиатуре, взгляд прикован к чему-то на мониторе.