Harmonia caelestis

216

Наставник моего отца, которого пригласили из Надьсомбата, был строг и во всем придерживался порядка и системы. А главное — дисциплины, что объяснялось выпавшими на его долю страданиями. Он не скрывал этого от отца. Учитель всегда был парией, его вечно преследовали, ему препятствовали, его мысли, о чем бы он ни думал, всегда были еретическими. Он вечно стоял не на той стороне. Вечно с краю. На стороне смерти. И это было для него естественным. Вот человек, думал мой отец, благодаря которому мир стал цельным, полным и подлинным. Кем же был сам отец? Он был миром. Тем самым, который благодаря этому странствующему еврею обрел цельность. Настоящее, почти по определению, есть юдоль печали, но отец, невзирая на это, чувствовал себя в мире уютно. Он себя не обманывал; в отличие от своего учителя именно это ощущение уюта он считал естественным, а противоположное ощущение — странным и непонятным. Кстати, отец мой тоже был одинок, тоже был против всех и всего. Тоже с краю. На стороне жизни. Таким образом, он тоже был человеком, благодаря которому мир становился цельным, полным и подлинным. Но это еще не все. Вопрос, который следовало бы поставить, да некому это сделать (Hegel ist gestorben [61] ): какова природа мира? Является ли Господь нашим Отцом или общественно опасным безумцем, который, возможно, давно уж покончил с собой? Вот в чем вопрос. Если неверно, что мой отец и его учитель из Надьсомбата, вместе взятые, являются целым миром, то неверно это по той причине, что их впечатления от мироздания случайны и субъективны. Единственное, что можно сказать: одному в жизни повезло, другому — нет, одного судьба била, другого баловала, одного мать не любила и уже во чреве ковыряла ему родничок вязальной спицей, а другого целовала и миловала и души в нем не чаяла. То есть сказать-то и нечего, с одной стороны — скулеж, с другой — сумасбродство, и то и другое — китч.

61

Гегель умер (нем.).

217

Блеф не прошел, мой отец понял, куда клонит сын. В его голосе сквозило отчаяние, он жаловался сыну, что пережил «годы преследований» только физически, что по ночам просыпается от кошмаров, слыша звук падающей на его голову гильотины. А на днях его до смерти напугал громкий выхлоп мотора, который он принял за выстрел киллера. Он чувствует себя опустошенным, выгоревшим, одиноким. И все чаще его посещает мысль о том, чтобы избавить себя от страданий и неблагодарного мира, покончив с собой. На мгновение в сознании сына моего отца пробудилась давно похороненная надежда. Но зачем же он прячется, если знает, что его преследуют безвинно? Рано или поздно он должен предстать перед судьями! И он, его сын, с готовностью последует за ним, оказывая ему всяческую поддержку. Он будет рядом с ним днем и ночью. Vati! [62] После короткой паузы — резкий, с металлическим звоном, голос: Судей нет — только мстители!

62

Папа! (нем.)

218

Мой отец как две капли воды похож на принцессу Диану (просто живой портрет). Поэтому королевский дом нанял его дублером (точнее, дело поручили одному ООО, а то уже подключило отца), чтобы иногда мой отец замещал принцессу на всяких общественных церемониях. Недавно с этой почетной должностью он расстался. Роль принцессы меня чуть с ума не свела, все здоровье угробил. Он настолько отождествлял себя с леди Ди, что так же страдал депрессией, имел те же проблемы в семейной жизни и даже мучился, как, бывало, принцесса, несвареньем желудка. Брак его пошел под откос, ибо мать моя не могла примириться с двойной жизнью отца. Может, он был дублером Ди и в ее знаменитых на весь белый свет похождениях? И случилось то, что случилось… Судьба дублера.

219

Кого можно назвать алкоголиком (моего отца!)? Алкоголик — не тот, кто пьет слишком много, а тот, кто не может остановиться. О чем говорит статистика? В классе из двадцати пяти учеников в среднем трое являются детьми алкоголиков. В любой случайно отобранной группе молодых людей у каждого восьмого или десятого хотя бы один из родителей — алкоголик. В любом городе проблемы с алкоголизмом отмечаются в каждом десятом доме. Мой отец жил как раз в таком доме. И что же Иисус Христос сказал (моему отцу) по этому поводу? 1. Ты не один. Я с тобою и проч. Плюс статистика. 2. Проблема в том, что свои проблемы ты ни решить не можешь, ни замести под ковер, ибо проблемы больше самого тебя. И больше ковра. Но Я больше (выше и тяжелее) всего на свете, включая твои проблемы. Поэтому отдыхай на груди Моей. 3. Измени себя. Знаю, это пугает, да и сопряжено с некоторым риском, но нельзя забывать и проч. 4. Я жду только твоего согласия, чтобы стать для тебя источником силы и надежной опорой. 5. Я люблю тебя и принимаю тебя таким, каков ты есть. Любовь Моя опирается не на дела твои, кои мерзки и отвратительны, а на то, что ты сотворен Мною по образу и подобию Моему. Благословляю же тебя во веки веков. 6. А теперь с Богом, давай махнем!

220

Для начала, ибо вначале было начало, мой отец выпил стакан зубровки, потому что по опыту знал (знает), что в качестве утреннего декохта люди ничего лучшего еще не придумали. Так. Стакан зубровки. А потом — на улице Пушкина — другой стакан, только уже не зубровки, а кориандровой. Один знакомый моего отца говорил, что кориандровая действует на человека антигуманно, то есть, укрепляя все члены, ослабляет душу. С моим отцом почему-то случилось наоборот (дух окреп, а члены ослабли), но и это антигуманно. Поэтому там же, не сходя с места он добавил еще две кружки жигулевского пива и из горлышка альб-де-десерт. Мой отец помнил — это он отчетливо помнил, — что на улице Чехова он выпил еще два стакана охотничьей. До сих пор от Восточного вокзала до Ниредьхазы пьют коктейли моего отца. Пьют «ханаанский бальзам» (его в просторечье называют «чернобуркой») — жидкость в самом деле черно-бурого цвета, с умеренной крепостью и стойким ароматом. Это уже даже не аромат, а гимн. «Пить просто водку, даже из горлышка, — в этом нет ничего, кроме томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном — в этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса. А вот выпить стакан „ханаанского бальзама“ — в этом есть и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек. Какой компонент „ханаанского бальзама“ мы ценим превыше всего? Ну конечно, денатурат. Но ведь денатурат, будучи только объектом вдохновения, сам этого вдохновения начисто лишен. Что же, в таком случае, мы ценим в денатурате превыше всего? Ну конечно: голое вкусовое ощущение. А еще превыше тот миазм, который он источает. Чтобы этот миазм оттенить, нужна хоть крупица благоухания. По этой причине в денатурат вливают в пропорции 1:2:1 „бархатное“ пиво, лучше всего „останкинское“ или „сенатор“, и очищенную политуру. Не буду вам напоминать, как очищается политура, это всякий младенец знает. Почему-то никто в Венгрии не знает, отчего умер Петефи, а как очищается политура — это всякий знает». Короче, денатурат — 100 г, «бархатное» пиво — 200 г, политура — 100 г. «Дух Женевы»: «белая сирень» — 50 г, средство от потливости ног — 50 г, пиво жигулевское — 200 г, лак спиртовой — 150 г, политура очищенная — 100 г. «Слеза комсомолки»: лаванда — 15 г, вербена — 15 г, «лесная вода» — 30 г, лак для ногтей — 2 г, зубной эликсир — 150 г, лимонад — 150 г. Приготовляемую таким образом смесь надо двадцать минут помешивать веткой жимолости. Иные, правда, утверждают, что в случае необходимости можно жимолость заменить повиликой. Это неверно и преступно! «Сучий потрох»: пиво жигулевское — шо г, шампунь «Садко — богатый гость» — 30 г, резоль для очистки волос от перхоти — 70 г, средство от потливости ног — 30 г, дезинсекталь для уничтожения мелких насекомых — 20 г. Все это неделю настаивается на табаке сигарных сортов — и подается к столу… Уже после двух бокалов этого коктейля человек становится настолько одухотворенным, что можно подойти и целых полчаса с расстояния полутора метров плевать ему в харю, и он ничего тебе не скажет.

221

Мой отец регулярно, дисциплинированно, по собственной воле и к собственному удовольствию принимал перорально жидкость, получаемую в результате сбраживания свежевыжатого виноградного сока и содержащую в себе этиловый спирт, глицерин, органические кислоты, сахара (глюкозу и фруктозу), дубильные, красящие, экстрактивные, минеральные вещества (калий, железо), ферменты, энзимы, полезные витамины и проч. С таким же усердием он принимал в себя и другую жидкость, не содержащую сахара, зато содержащую не менее 40 % так называемого спирта и некоторое количество так называемых сивушных масел. Менее охотно он принимал (хотя и не одобрял!) тот же продукт промышленного изготовления с применением фруктовых эссенций. Синтетика, тьфу! Был также пенящийся напиток с хмелевым вкусом, для приготовления которого используется от 17 до 29 кг солода на гектолитр воды. Все это, попадая в желудок моего отца, всасывалось в кровь и, воздействуя на центральную нервную систему, снимало у старика напряжение, делало его рассеянным (олень? тюлень?), вызывало пошлые ассоциации (дырокол ассоциировался у него с фаллосом), ослабляло память (а тебя как звать, пизденыш?), обучаемость, рассудительность, не говоря уж о самокритике и самодисциплине. Через какое-то время он впадал в эйфорию, то есть беспричинно радостное, приподнятое настроение. Сильное возбуждение раскрепощало двигательные центры, что проявлялось в чрезмерно громких словоизлияниях, пении, желании побороться (понарошку, а то и всерьез), посостязаться (как называется столица Бразилии?). Все это сопровождалось расстройством речи, нетвердостью походки и удивительным раздвоением зрения при попытке совместить ключ с замочной скважиной. После фазы возбуждения дыхание моего отца замедлялось, он становился вялым, сонливым и наконец ложился. Захрапел, скотина, говорила мать (иногда: захрапел, скотина несчастная). Со временем, как у собаки Павлова, которая выделяла слюну, причем совершенно непроизвольно, спонтанно, не при виде еды, а услышав звонок, у моего отца выработался условный рефлекс, возник своего рода мостик между алкоголем и опьянением, на который мой папочка вступал совершенно непроизвольно (см. слюноотделение). Постепенно менялась также пропорция между дозой, необходимой для облегчения, и дозой для достижения опьянения. Поначалу пропорция эта была одна к шести кружкам, затем 3:5, потом 4:4 и наконец 5:3, то есть опьянение со всеми его сопутствующими обстоятельствами (ключ, замочная скважина) уже наступало, а облегчения все еще не было. Разумеется, мой отец о существовании этого мостика не догадывался, точно так же как и о злосчастной собаке Павлова, и по этой причине он, как и все мы, презирал себя. Он думал, что все зависит от силы воли, и решил испытать ее, но потерпел поражение. Однако жить в постоянном презрении невозможно, и началась игра в прятки — он прятал зелье в платяном шкафу, под матрасом, в сливном бачке, в бутылочке из-под уксуса, в термосе А когда уровень алкоголя в крови снижался, то наступали потливость, тревога, гиперчувствительность (не только еврейское качество!), слабость, понос, бессонница, сильная дрожь (тремор) и куча всяких психомоторных проблем. Галлюцинации чаще всего представляли собой видения разного рода прозрачных подвижных объектов — мелких зверушек, классических мышек (как правило, альбиносов), насекомых, львов, кошек, проводов, веревок, фонтанов. Мой отец отдавал явное предпочтение мышам и после этого спал как убитый. «Сын мой, отец, возможно, и гений, но как человек — просто жалкий тип…» «Как часто я умоляла его, уймись, подумай, сколько на тебе обязанностей, хватит таскаться по кабакам. С таким именем, да имея четверых таких сыновей, нельзя так пятнать себя. Бедный отец, мне его бесконечно жаль. Но и себя тоже».

222

Сюжет разворачивается в нескольких временных пластах. Пласт первый: мой отец обычно говорил ребенку, что это он, ребенок, соблазнил его, что у него ничего и в мыслях не было, но ребенок настолько мил, что он не мог ничего поделать, однако если ребенок проболтается, то мать и бабуля — к которой ребенок испытывал особенную любовь — рассердятся на него, разгневаются, и не исключено, что подарят его цыганам, или, что еще более вероятно, если ребенок накапает на него, мой отец уйдет из дому, семья будет голодать и вынуждена будет продать дом. В такой ситуации ребенку не остается ничего, кроме самоубийства, но, к счастью, его вовремя вытаскивают из воды. План второй: ребенок испытывает серьезные сомнения, что у моего папочки достаточно сил, чтобы попросить прощения (и проч.), таким образом, весь груз моральных проблем придется тащить на себе ребенку. Ненавидеть мерзавца, мстить! кричит он, но мой отец к тому времени уже мертв. A-а, наверное, я опять его пожалела бы. Кусок дерьма. Пожалев такое дерьмо, ненавидеть его уже невозможно. Хер дубовый — дуб херовый, не один ли хер? Моя мать заняла сторону моего отца. В ее глазах ребенок был, в сущности, маленькой сучкой, которая если уж возбудила моего папочку, то могла бы и успокоить его. Моя мать была вне временных пластов.

223

Рассмотрев варианты, швейцарская Лига защиты детей (Kinderschutzbund) попыталась сформулировать критерии, по которым растлением считается, если 1) мой отец появляется обнаженным перед ребенком; 2) мой отец раздевается на глазах у ребенка, особенно если они одни, как мой перст (тем более средний); 3) мой отец в разговоре затрагивает тему своих гениталий; 4) мой отец подглядывает за ребенком, когда тот раздевается, моется, справляет естественную нужду; 5) целует ребенка взасос; 6) совершает манипуляции (ясно где); 7) мой отец уговаривает ребенка дотронуться до его (моего отца) причинного места; 8) мой отец мастурбирует на глазах у ребенка, или наоборот; 9) мой отец думает, что ребенку — моей младшей сестренке — пора уже научиться тому, что делает моя мать, хотя и не так и не столь часто, как того вправе ожидать от нее глава семейства, поэтому наступил черед моей младшей сестры, отчего моей матери вовсе не обязательно вести себя подобно глупой ревнивой гусыне, и он пригибает головку сестренки к своей ширинке, та пытается вырваться, но не может (не тут-то было), а потом ее долго рвет, вызорачивет наизнанку (Du bist doch mein Vater! [63] ), у нее поднимается температура, и на следующий день она не идет в школу, где на уроке Закона Божьего ее одноклассники знакомятся с житием св. Фомы Аквинского, а по математике проходят аксиомы Евклида; 10) мой отец проникает во влагалище и/или прямую кишку (ребенка) с применением пальцев, полового члена или инородного предмета; и, наконец, 11) если он только потирает ими те же места. Как все люди, помыслы и дела которых зиждутся на моральных принципах (христианская Венгрия), мой отец — совесть которого из 280 тысяч ежегодных прелюбодеяний (из них 20 тысяч с несовершеннолетними) обременяют всего 75 процентов случаев, ибо все остальное — не в счет: это братья и сестры, дядя, тетушка (!), друзья родителей и прочие (например, один исследователь истории Королевского Общества) — согласен с критериями Лиги по пунктам с 5-го по 11-й, но с первыми четырьмя не согласен категорически и считает, что они притянуты за уши. Они что, хотят нас вернуть во времена пуританства? Неужто моя жена должна падать в обморок, если ее ребенок, мой сын, случайно застанет ее в неглиже? Это слишком, подводит итог мой отец.

63

И все же ты мой отец! (нем.).

224

Мой отец упорно молчит. И только дрожит. Говорить он боится. На то, что с ним приключилась беда, указывают немые признаки, которые мы, к сожалению, не всегда замечаем. На униженность и позор моего отца может указывать многое. Например, навязчивое мытье. Мой отец, постоянно чувствуя себя грязным, беспрерывно моется, принимает душ и ванны. Кроме того, он одевается в старинные одежды (широкие бриджи), скрывающие его женственные округлости. Избегает контактов с людьми и впадает в панику, сталкиваясь с представительницами противоположного пола. Отказывается раздеваться перед уроком гимнастики. Писается по ночам. Ворует (мой отец). Шатается неизвестно где. Угрожает покончить с собой. Страх, позор убивают слово. А внимание дарит надежду. Растерзанные ягодицы, разумеется, тема особая. Хотя ляжки у моего отца крепкие, как дубы, от них веет ужасом.

225

Любимый деликатес моего отца — китовый язык. Он любит его даже больше, чем говяжий рубец. Поэтому он и его друзья поступают так: окружают кита и щиплют его до тех пор, пока тот от боли не вскинется, не разинет пасть: ааааа! Тут-то они и вырывают у него язык. Когда это удается, отец радуется, буквально трепещет от счастья. Единственное, о чем он искренне сожалеет, это то, что кит может умереть (а киты от этого умирают). Но ведь он этого не хотел! Сердце его просто разрывалось на части! Кстати, он и его друзья любят еще молодых тюленят. Они ловят их пачками — зрелище не для слабонервных, потому что тюленьи детеныши умеют плакать — и, что интересно, начинают кидаться ими в воде, как ватерполисты, отчего кровь тюленят закипает, и они делаются от этого вкуснее. Мой отец умеет красиво жить. Но однажды — уже после Рождества Христова — они наловили слишком много молодых тюленят и одного не съели, он никому не был нужен, наелись все до отвала. (Мой отец был гурманом и обжорой в одном лице.) И тогда мой отец, нежно похлопывая малыша, повел его к берегу, где осталась его мамаша, которая буквально затрепетала от счастья. Она ожидала чего угодно, но только не этого.

226

Мой отец был добрым человеком — потому что есть только две категории, на которые можно разделить людей: добрые и злые, к примеру, Гитлер (был) злой человек, а мой отец — добрый, но это вопрос везения. Дело в том, что, когда он решил, что, прежде чем выстрелит себе в рот, застрелит двух сыновей моего отца, и после необходимых приготовлений и проверки оружия вошел в нашу комнату, ангельская красота моего братишки, его белокурые волосы, черные алмазы глазенок так поразили его, что отец в ужасе бросился вон, чтобы совершить вторую половину (а если считать количество выстрелов, то треть) задуманного. Хотя возможно, что выстрелы, которые не прозвучали, и не коснулись бы его доброты.