Химера, дитя Феникса
Шрифт:
— Мужа мужем делает не причинное место или борода, а ответственность за свой Род, семью, Родину и слова. Так мне русс говорил, что у нас поначалу рабом был, угнанный из этих мест, а потом мудростью своей стал мне учителем и более не страдал. Называл себя Ведуном из рода Вятичей, — сказала ведьма.
Затем Адель села рядом, обняла за плечи и запела тихим голосом простую песню на незнакомом языке. Потом начала гладить меня по голове, пытаясь утешить. Сколько мы так просидели, не скажу, но очнулись от окрика.
— На ловца и зверь бежит! Как славно, что весь лагерь перерывать не пришлось, — произнёс Васька Кривой. За его спиной стоял десяток ближников,
— Значит, по-плохому, — подытожил Ватажник и дал отмашку своим бойцам. Схватка была коротка. Выбили нож из руки да ударили по голове. В который раз Я потерял сознание…
*****
Очнулся Я от мерного раскачивания лодки, два крепких мужа стояли на вёслах, загребая в сторону ладьи. Потянулся было прыгнуть за борт, как понял, что связан.
— Не рыпайся! Василий сказал, что сбежишь ежели, твою бабу будут долго пользовать, пока не сдохнет или руки не наложит. Скоро уж будем под парусом, там и погуляешь. Да и не уплывёшь далеко, в лодке, вишь, багор да тыкало с зубами. То малец не для Люда. Ты, говорят, глазастый паря, зыркай вокруг. Как кривой гребень волны узришь, враз кричи, или заберёт нас водяной чёрт. И это, замутит ежели, гляди на берег. Попустить должно.
— Хорош балаболить, забирай резче, иначе закрутит лихоманка речная, пузырит прямо по носу, щас начнёт водоворот гнать, — отозвался второй мореман.
— Вы — морские разбойники? — спросил Я говорливого парня, того, что с золотой серьгой в правом ухе и в косынке.
— Не, то таврово племя, мы — ушкуйники. Давай наляжем, браток, на вёсла. Борей скоро проснётся, тяжко будет править ладьёй.
— Где Дева, что со мной шла? — спросил Я ушкуйника.
— Дык ты последний на бережку остался, за тобой пришли. Остальные лесные братья вернулись в дом. Говорят, погуляли знатно, добычу богатую взяли, а на последнем погорели. Ну хоть земельку оросили кровушкой, всё дело. Ты раньше ходил водой?
— Не доводилось.
— Эх, завидую я тебе. Первый раз на Ладье, и сразу на дальний ход. Иртыш увидишь! До Оби дойдём. Там новый Китеж-град ставят, во славу Ярила.
— Молчи, дурень. Мало того, что бабу взяли, а они, как известно, все ведьмы, ещё и Васька Кривой подраненный крепко. Дойдёт ли, то вопрос. А ватажка его по сговору, только в конце оплату даст. Ещё и ты мелешь языком, смотри за водой. Гнуса что-то много.
— Да не видно, туман, как на болоте, будто молока разлили.
Я нырнул в дар и обомлел, под гущей воды сновали тени рыбин размером от локтя. Были и большие, в две сажени, те имели большую голову и толстое тело.
— Как водяной чёрт выглядит? Вижу с большой головой, в два локтя в ширину.
— То соман, падальщик. По дну идёт, собирает останки. Мясо дрянь, вонючее и жёсткое, хоть вари, хоть жарь, одна потрава. Чёрт, он с острой головой, маленькие лапки на грудине и гребень кривой, на один бок завёрнут. В длину не меньше сажени, но ярый больно, на всё кидается, — подсказал вёсельщик.
Прознав о виде твари, начал смотреть за водой, как вдруг шагах в пятидесяти разлилась синевой боль речного жителя, я направил свой взгляд на него, известный мне от подсказа ушкуйников соман пытался уйти от остромордого и резкого чёрта, дымя синим подрезанной грудиной. Нырнув ниже, падальщик стал разворачивать грузное тело для того, чтобы встретить хищника тяжелой головой, но стремительный
охотник на скорости порезал бочину от жабр до хвоста.— Вон там чёрт режет сомана, шагов тридцать.
— Сенька, хватай тыкало да развяжи мальца, перевернёт ежели лодку, он связанный быстро на дно уйдёт, а на запах крови много какой твари прибудет, не вытащим, — произнёс хмурый. — А ты как видишь-то их? Я только через пузыри или волну могу понять.
— Глазастый, — не вдаваясь в подробности Дара, ответил мореману. После того, как дёрнули за хитрый узел, путы упали, и руки освободились, хоть и закололо от немоты. Я начал их растирать, время от времени указывая пальцем направление до твари. Проходя рядом с лодкой, показался кривой гребень. Сенька взял упреждение и метнул снаряд. Вода вспенилась, волной разойдясь в стороны. Речной чёрт уходил в глубину, побитый снарядом, тут же закрепленная на тыкале бечёвка начала раскручиваться, слетая кольцами с бухты.
— Не спи, Сенька, стропали на нос! — окрикнул радостного метателя хмурый.
— Славная добыча, матёрый чёрт. Сажени две будет, гребень уж слишком велик. — Улыбнулся удаче мореман.
Тут же прыгнул на нос и накрутил бечёвку. Последние два кольца ушли под воду, и лодку начало разворачивать вправо. Наше судно осело мордой, заскрипели доски. Сенька стал тянуть трос, осаживая его на тупой нос, каждое кольцо давалось всё труднее. Через долгое время показался гребень рыбины. Мокрый от усердия мореман схватил гарпун и начал им бить в жабры, глуша и лишая дыхания. Агония продолжалась недолго, хищник затих, лишь изредка играя хвостом.
— Теперича спокойно пойдём, кровь этой твари всех распугала, ежели есть тот, кто может ранить или пожрать чёрта, то другому убийце тут делать нечего, — объяснил своё спокойствие ушкуйник.
Мерные гребки успокаивали и настраивали на беседу или размышления о жизни и правде. Хотел было почитать дневник, но опасался, что о нём прознают и отберут. Памятуя о советах бывалых по поводу тошноты, время от времени смотрел на уходящий берег, пока он окончательно не скрылся в тумане. Может, мне показалось, но Я увидел на бережку одиноко стоящего человека без руки, что жадно смотрел на лодку, мне он был чем-то знаком. А прямо по курсу вырисовывались очертания Ладьи. Ладная, с двумя мачтами и высоким носом. Я видывал такие на картинках в священом писании, только косого паруса на ней не было, и мачта на том рисунке была одна. Подплывая ближе, смог рассмотреть её полностью. Круглые разрисованные в разный цвет щиты вдоль борта, ниже уключины под вёсельный ход. На плоском парусе изображён коловорот, то есть, богохульство великое, как нет богов кроме Матери И Отца. Язычники, почитатели солнца и древних ушедших богов. Теперь Я понял слова про Китеж-град во славу Ярила. То есть, переиначенный Бог солнца Хорс Сварожий сын, которому отдают почести лесные люди. Спасибо моему учителю, что вбивал в мою голову знания, все подряд от старых богов и до обычаев народов, до сказаний. Жив буду, вернусь и низко поклонюсь.
— Эй, на борту, принимай посылку! Трави по малому канат! Всё, схватил, погодь, подвяжу добычу, — раздавал указы Сенька. Продев бечеву через жабры, закуканил чёрта. — Тащи рыбину!
С борта сноровисто потянули. Раздался свист и удивлённый голос:
— Сенька, ах ты ж, озорник! Как морду чёрта увидел, чуть не выронил добычу. Пойду повара порадую.
— Погодь ты бегать, бечеву-то скинь, лодку тягой пустим, да мальца прими, за которым крайний раз ходили. Корабельщика кликните, разворачивать будем.