Химера, дитя Феникса

— Да, но доступно оно единицам. В нашем поселении скот не держат, да и кур тоже. Там могут выжить лишь Люд и изменённые. Попробуй хлеб, он намного вкуснее травяных лепёшек. Да и что ты стоишь, тут еды на четверых.

— Благодарю тебя, Босик. Я не голодна, за мной хорошо ухаживают. Да и Богдан постоянно приходит проведать, спрашивает — не нужно ли чего. Я его дружине ожоги залечила, так теперь от хворых отбоя нет, всё тянут еду да припасы, впору лавку открывать, — засмеялась Адель. — Да и тебя охраняют не хуже Князя, уже двоих лазутчиков повязали. Не успел на берег сойти, а уже весь Град судачит о поимке Ватаги, что купцов щиплет.

— Ожоги? Их огнём встретили? Весь десяток жив?

— Все живы, слегка поранены, но живы, а как они обожглись, молчат. Уже всё прошло, за седмицу-то, — многозначительно произнесла Дева.

— Долго в этот раз. Пора уже и честь знать. Слушай, а расскажи, что вот это за еда?

— Сыр…

Мы долго болтали и смеялись, делились ожиданиями, а потом за мной пришли. Богдан с двумя Дружинниками, крепкий муж с пронзительным взглядом холодных глаз и Знатный Муж, что испускал волны власти.

— Князь, Дьяк и дружинники, — тихо промолвил Я.

— М-да, думаю, подойдёт, только хворый он какой-то, седмицу провалялся, — ответил Князь. — В общем так, Я — Князь, владетель этих Земель, ты — мой закладной по праву виры Васьки Косого. Потому выполняешь мои поручения и будешь жить в радости да сладости.

— Я, Младший септ, брат Святого Храма и Святой Церкви, Босик, Светоч Путеводный, дал Слово под Последнюю Волю Фёдорова Василия, что окажу помогу, далее буду свободен, равно, как и Дева Адель.

— Перечить мне вздумал? Посидишь седмицу в Остроге, одумаешься, только более службу тебе не предложу.

— Слово, данное мной, сдержу. А коли до угроз дело дошло, Орда, что собралась в четырёх сотнях вёрст отсюда, заметив мой засвет, примчит менее чем через шесть дней. Готов ли Китеж-Град к такому гостю?

— Стены сдюжат. Не сумлевайся, — отозвался Десятник.

— А что за стенами? Голая земля без Люда и скотины. Орда, что отложила семя, вернётся вновь через полгода. Закончится торговля с Севером, да и Югу предложить мало чего будет. Всё, что народится, превратится в пыль и пищу, следом появится лесолесье и изменённые, а там, лет через тридцать, глядишь, Князь, и твой Светоч уродится, вот только зачем он тебе тогда нужен? Вы думаете, Я убоюсь кого из Вас? Дьяка, которого веселит наш разговор, или пугает меня обожжённое мною же лицо Богдана? Он сам храбрится, ибо не понимает меня и моих посылов. Смирите гордыню, ей нет места в нужде. Вы лучше меня знаете, какого это жить на Севере и какой Люд там выживает. Потому давайте обсудим Вашу беду и решим, как её заборонить.

— М-да, думал, раз молод, будет легче. Князь-батюшка, а ведь не лжёт Святоч, смогёт наперекор и Орду скликать, и Смерти не убоицца. Так что мой путь был правильнее. Я — Дьяк Китеж-Града, имя мне Прокоп Иванович Мстиславский. Пойдём, сынок, в палаты княжьи, разговор есть тайный. А тебе, Дева, поклон от всех хворых и увечных, что ты своим добром, без корысти и стяжательства, излечила. Ты давеча за книги спрашивала, я дал разрешение тебе на доступ. Спроси Софью-книгочёта и бери, что хочешь, но только в читальном доме. За пределы ни-ни.

— Благодарю, Прокоп Иванович. Вечером зайду в избу-читальню. — Адель коротко поклонилась, с гордостью и величием. Князь на то хмыкнул и быстрым шагом ушёл прочь, следом пошаркал Дьяк. Лишь Десятник мял шапку, боясь спросить желаемое.

— Спрашивай, Богдан. Если знаю, отвечу. — Видя смущение воя, решил его подтолкнуть.

— В общем это… Не знаю, как сказать, разъясни дураку, что это было в лазе под стеной.

— То, Богдан, мой Дар и Моё проклятье. Светочем нас прозвали не спроста, горим мы ярко, но недолго. Зачастую, наша вспышка нас и выжигает.

— Думал, басни всё это, что про вас сочиняют, даже сумлевался, когда Князь за тобой отправил, а вон оно как повернулось. Пойдём, Босик, негоже Князя ждать заставлять. И не серчай на него, время сейчас такое, что нужно быть жёстким.

— Что за беда у Вас приключилась?

— Дьяк расскажет, а мне велено язык за зубами держать, — строго ответил мне вой, а сам осунулся, и потянуло от него безысходностью и опустошением. Я же начал размышлять. Раз вои и дружина справиться не могут, а Дьяк спокоен, значит, не в силах простому Люду с той бедой совладать. А меня именно для её решения и притащили за много вёрст. Потому можно сделать выводы, что мой Талант тут необходим. Что же, не буду торопиться, что в моих силах, тем и помогу.

За большим столом вместе сидели: Князь, двое незнакомых мне мужей и Дьяк. Отдельно, чуть поодаль, вся Дружина. Лица многих воев шелушились, а кое у кого были незатянувшиеся ожоги. Приложив руку к груди, Я поклонился всем и стоял подле стола. Богдан меня обошёл и присел за привычное ему место. Также, как и в городище, Я не знал, к кому присесть рядом. Не дождавшись приглашения, вытянул стул из-за стола и перетянул на центр стола с длинной стороны.

— Место гостя за Дружиной, — отозвался Князь.

— Правил Ваших не разумею, Я не вой, чтобы с Дружиной быть, не Знатный и гость. Не так давно меня закладным прозвали, а теперь Гостем. Потому не обессудь, княже, но место посредине мне в самую пору, — пояснил своё решение и уважительно поклонился.

— Благодарим за помогу с Ватагой, после того случая проверили все стены, нашли ещё пару крысьих ходов, — начал Дьяк, Дружинники же при упоминании норы почесали обожжённые места. — Теперь грязи и дурмана поменьше в граде. Пойманные лиходеи признались в вине и отправлены на камни, но приглашали мы тебя не за тем. — Прохор глянул на Князя, что не сводил своих гневливых очей с меня. — У нас пропадает Люд. Разный, промеж собой не связан никак, ни с семьёй, ни со службой, разных слоев. И охрана, и купцы, и закладные. Некоторых находят в реке, выше по течению, изуродованных и покалеченных. Коли зверь был какой, то поел бы, а так… — горестно вздохнул Прохор Иванович. — Поглумились да натешились.

— А кто был первым? — перебил Я Дьяка.

— Так сразу и не скажешь, поначалу-то как, слухи да шепотки, а всерьёз стали смотреть, когда пьянчужка один, блаженный, что у корчмы за советы на кружку бражки менял, пропал, а потом его нашли, порванного напополам, будто лошадьми в разные стороны дёрнул кто. А потом, как следить начали, то оказалось, что некоторых прям из постели крали, а остальная семья не заметила и не слышала до утра. Пока не спохватились. Теперича до утра все двери и ставни заперты. Стража меньше, чем по трое, не ходит, да и то старается отсидеться в спокойном месте, несмотря на приказ. Вои, что стены держат, клянутся, что не видели никого, да через врата не выпускали. Теперича байки ходят про Ночного Охотника, так его окрестили в народе, чеснок вешают, как от упырей, вяжут солому в куклы, чтобы от нечистой силы уберечь, тьфу… Темень несусветная.

— Но ведь кто-то ещё пропал, ведь ранее Вы особо и не искали. То простой люд был, да купцы-иноземцы. А теперича всё поменялось, — прознал Я про беду Князя. Дьяк крякнул от неожиданности, Дружина стыдливо прятала глаза. Два незнакомых мне мужа переглянулись и пожали губы. За столом повисло тягостное молчание.

— Сестрицу названную мою, через Охрану, тёток-наседок, Дружину и через многие заборы забрали, — глухо произнёс Князь. — Дружина по утру так и стояла подле дверей, клялись, что никто не проходил, а тётки спали так, что только на следующий день пробудились, по щекам били, уши терли, пятки жгли. Как мёртвые, да лучше бы они мертвы оказались. Они, а не сестричка. Одна, правда, от сожаления и не досмотра повесилась, но то делу не помогло… Найди её, живой али мёртвой. Не могу жить, пока не успокоюсь и не узнаю правду. Коли мертва, то хоть тризну справлю… — Князь после этих слов схватился за голову и замолчал.