Хорунжий
Шрифт:
Минуты складывались в часы, мы держались. Я ждал появления полков Платова, но понимал, что их могло задержать все что угодно. Оставалось лишь молиться, что Мамаш до них добрался и сообщил: «ворота наши, поспешайте!»
Полки пришли в час волка.
(1) Честно признаемся: восточные ворота Хивы Пахлаван-Дарваза или Палван-Дарваза в том виде, в каком существуют сейчас и на который мы опирались в своем описании, построены в 1804–1806 гг.
Глава 16
Первые прибывшие полки с легкостью разогнали нападавших на нас хивинцев.
Внутри город представлял собой невообразимый лабиринт из глинобитных саклей с глухими фасадами, дувалов, караван-сараев, мечетей и медресе, тесно скученных по обеим сторонам узких кривых улиц. Через столицу проходил многоводный канал Палван-ата с многочисленными разветвлениями, много зелени… Плотная застройка, хуже места для городских боев не придумаешь.
Главным нашим противником оказались туркмены-йомуты. Напрасно их призывали из ханского дворца притормозить, чтобы хивинские правители могли договориться с урусами о мире на почетных условиях. Туркмены всегда отличались непокорством — в этот раз они превзошли самих себя как в непослушании, так и в ожесточении. Сбросив халаты и сапоги, босые, в одних рубахах, с засученными рукавами, закрывая левой рукой глаза, йомуты с гиком и воплями бросались с саблями на урусов. Получив отпор, отступали, разбегались кто куда, перегруппировывались, собравшись в безопасном месте, попутно грабя горожан. По скрытым проходам или по крышам могли обойти казачий отряд и напасть с тыла. Если бы туркмены лучше ориентировались в городе, в его запутанных переплетениях улочек и тупиков, они бы могли устроить казакам кровавую баню. Но они Хивы толком не знали, серьезно уступали в количестве и качестве огнестрела казакам, и два этих обстоятельства, а также значительный численный перевес в итоге определили исход боев.
Вмешалась и третья сила, причем все произошло стремительно, в течение одного дня. Когда туркмены разбежались по городу, между ними и горожанами вспыхнули стычки, переходящие в настоящую войну. Каждый квартал-махалля жил по своему уставу, имел своего мираба, смотрящего за порядком, его жители привыкли к взаимовыручке и тут же создали свои ополчения. Но ладно бы они воевали бы лишь против йомутов — нет, они и между собой тут же затеяли свару. Узбеки в своих узнаваемых конусообразных меховых шапках напали на сартов, которых презирали как живущих аршином и обманом, те ответили, появились банды восставших рабов — город погрузился в анархию с той же легкостью, с какой пубертатные подростки агряться на родителей. Житейская логика, мудрость старших, призывавших к спокойствию и миру между своих, банальное опасение за завтрашний день — все было отброшено в одночасье. Недаром Хиву прославили на весь мир как логово беззакония.
Рабы… В Хиве, мировой столице работорговли, с которой могла конкурировать лишь Бухара, их было великое множество, и наше появление пробудило в них надежду, а их владельцев заставило задрожать от ужаса или обратиться к жестокости. В этом мы смогли убедиться, когда пытались подыскать себе дом, чтобы передохнуть после нашей тяжелой спецоперации.
* * *
— Отдыхайте, лечитесь — вы свое дело сделали, — обрадовал меня Дюжа, прибывший со своим полком в числе первых. —
Подберите себе дом поудобнее поблизости, раздобудьте продукты — боюсь, мы здесь застрянем надолго. Платову сообщу, что вас нужно искать в этом квартале, если вдруг понадобитесь.Я от души поблагодарил: остатки моей сотни с трудом держались на ногах. Долгий переход с объездом по кругу Хивы, бессонная ночь, наполненная лязгом стали и запахом крови — такое любого свалит. Бойцы сейчас дремали, набившись как сельди в бочку в какую-то лавку в арке в двух шагах от Пахлаван-Дарваза.
— Сотня, подъем! Пошли себе жилище поприличнее искать, — поднял я забинтованных казаков с превеликим трудом. — Нужен большой дом со двором, где можно поставить палатки, или достаточно комнат, чтобы всех нас вместить.
Вышли на открытый воздух, миновав опостылевший каменным коридор под куполами, закопченный после пожара нашей баррикады. Нырнули в подвернувшийся переулок, сунулись в первый попавшийся дом, без особых раздумий выбив деревянную резную дверь под выступающим навесом (1). И быстро убедились, что поблизости от Невольничьего рынка, ожидаемо, проживали разбогатевшие работорговцы. Об этом нам поведал сам хозяин-узбек, тут же уверив нас, что он всех своих рабов отпустил и даже попросил у них прощения за доставленные «неприятности». Так и хотелось врезать по этой хитрой роже, еле сдержался.
— Можете обыскать помещения, не стесняйтесь, — предложил этот хивинский аналог голубого воришки Альхена, усердно делавший вид, что не замечает разбитое дверной полотно.
Раз просит человек, надо уважить, тем более что нам так и так нужно дом себе подобрать. Прошлись по комнатам — и жить нам здесь сразу расхотелось. Не то чтобы было очень грязно, но уж больно закопченными были все условные спальни. Их без затей топили по-черному, а потому явно экономили на декоре.
— Трубу что ли им сложно провести? — недовольно буркнул Козин.
— Боюсь, урядник, мы другого тут не найдем. У хивинцев и в «дворцах» точно также, — расстроил я Никиту.
— Мой дом совсем маленький, совсем неуютный, совсем бедный. Рабов я отпустил, кто будет за вами ухаживать? — склонился в низком поклоне хозяин-толстячок. — Ступайте к моему соседу, Азизу, там вы найдете все удобства: у него айваны так устроены, что вы почувствуете себя как в раю!
После недолгих расспросов, выяснилось, что айванами называют веранды-галереи с плоскими крышами во внутренних дворах. Если при строительстве дома попался хороший мастер, он может устроить не один навес, а два, причем разной высоты. Благодаря этому, двор хорошо проветривался, солнце в него не проникало — действительно рай.
— Сходим, раз советуешь, — согласился я, ни секунды не сомневаясь, что по соседству окажется дом не узбека, а конкурента из сартов-хорезмийцев или даже принявших ислам евреев, таких здесь хватало. — Вот что, ребята, пусть кто-то тут задержится и поспрашивает хозяина на предмет золотишка.
Богатыршин вызвался в дознаватели-экспроприаторы, а мы гурьбой пошли дальше по улице, прислушиваясь к ширившейся по городским кварталам ружейной трескотне. Нужную дверь, самую нарядную в переулке, с тонкой резьбой по всему полотну, узнали по голубой майолике над проемом.
— Давайте лучше постучим, — предложил хозяйственный Муса. — Зачем выбивать, если нам тут жить?
Я не возражал.
Постучали. Тишина. Забарабанили — никто не отзывается.
— Хозяин, Азиз! Открывай, не то снесем твою дверь! — заорал по-персидски Ахмед.
— Может, мне в замок пальнуть? — предложил Козин, прикладывая к плечу приклад своего укороченного штуцера-обреза.
— Зачем портить хорошую вещь? — возразил Муса. — Можно живую пирамиду выстроить, и кто-нибудь самый легкий заберется на верх дувала.