Хозяйка древнего замка, или Таинственный граф в наследство

Чтобы набрать литровое ведро, пришлось изрядно попотеть. Под конец все мои руки были в крови.

Глава 37

Как выяснилось, одна из бывших хозяек Вулшира занималась зельеварением.

Этот факт меня нисколько не удивил. Я могла зуб поставить на то, что этой бывшей хозяйкой была жена баронета, чудесным образом после свадьбы выросшего до графа. Да-да, того самого, о котором мне как-то раз рассказывал Роберт.

Так или иначе, благодаря сему обстоятельству, в замке имелась комната, оборудованная под мои нужды. Просторное помещение с котлами и топками, полками и столами, с ножами и досками для нарезки ингредиентов и прочей посудой, необходимой каждому зельевару. Вдоль стен, не занятых окнами и камином, тянулись шкафы, заставленные банками, изначально пустыми, но которые я уже начала заполнять с помощью Ланца, Лиззи и Гардин. В моей коллекции имелись волчьи и вороньи ягоды, листья крапивы, настойка полыни, корни и лепестки различных растений, наделенных магическими свойствами. В общем, у меня появился рабочий кабинет, где я могла творить волшебство в меру своих способностей.

Комнату пришлось долго приводить в порядок, чистить от пыли и копоти, отмывать от грязи и паутины, украшать цветами в горшках и занавесками — в итоге мрачная берлога превратилась в милый и уютный уголок колдуньи.

И неважно, что одна из банок на шкафу была на четверть заполнена мертвыми мухами, собранными Лиззи со всех подоконников замка для сыворотки правды. Все равно очень миленько и уютненько!

Черт возьми, я ощущала себя юной Гермионой из школы магии и чародейства. Казалось, дверь кабинета вот-вот откроется, внутрь размашистой походкой влетит суровый профессор Снейп и спросит, выполнила ли я домашнее задание по его предмету. Войдя в роль, я даже схватила со стола пестик для измельчения компонентов и несколько раз взмахнула им в воздухе, изображая пассы волшебной палочкой.

Боже, я ощущала себя такой счастливой, воодушевленной, полной кипучей, бьющей через край энергии, словно шла к этому моменту всю жизнь, словно вернулась домой после долгих утомительных странствований.

— Я зельевар, — сказала я, глядя в глаза своему отражению в зеркале, и повторила громче, едва не прокричав на всю комнату: — Я зельевар.

В этот миг я поняла, что все у меня получится.

Настроив свет, мы с Лиззи принялись за готовку. Это было не сложнее, чем заниматься ужином. Следуй инструкции в книге, делай все четко, не отходя от рецепта, — и успех обеспечен.

В большой чугунный котел, висящий на цепях в камине, мы налили воду, затем развели в топке огонь. Лиззи пестиком измельчала в ступе ягоды, а я нарезала листья крапивы. Потом я мешала варево, то по часовой стрелке, то против, а Лиззи добавляла в котел заранее отмеренные и взвешенные ингредиенты.

— Теперь кровь, — сказала я, дезинфицируя кухонный нож высокоградусной настойкой из бара в кабинете Его Сиятельства. — Отвернись.

Лиззи показательно закрыла глаза ладонями, но продолжала наблюдать за мной сквозь растопыренные пальцы.

Варево, поставленное на огонь, бурлило и булькало, от его поверхности поднимались клубы белого пара. Я вытянула руку над котлом и прижала острое лезвие к сгибу локтя. Сердце екнуло. Причинить себе боль оказалось сложнее, чем я думала.

— Ну с духом! Раз, два, три, — зажмурившись, я резко полоснула ножом по коже. Несколько красных капель упало в кипящую воду.

— Что теперь? — спросила Лиззи.

А теперь самое сложное — искра души.

В книге говорилось, что как только колдунья добавит в зелье искру своей души, жидкость в котле изменит цвет. Из мутновато-серой станет янтарно-желтой, как расплавленное золото. Оставалось понять, что из себя представляет этот последний, самый важный компонент.

Не зная, что и думать, я подключила к мозговому штурму свою дочь. Сообразительная крошка с ходу выдала мне несколько вариантов.

— Кровь!

— Было. Уже добавила.

— Слезы!

— Ну не буду же я всякий раз орошать котел слезами. Это мне надо постоянно держать под рукой нарезанный лук самого ядреного сорта.

— Тогда… — Лиззи задумчиво сморщила хорошенький носик. — Точно! Говорят, что блюда получаются особенно вкусными, когда хозяйка вкладывает в них душу, то есть готовит с любовью. Тебе надо вложить в зелье свою любовь.

— И как же мне это сделать? — я с сомнением посмотрела на пузырьки воздуха, лопающиеся на поверхности варева.

— Подумай о тех, кого любишь.

Не особо веря в успех затеи, я зажмурилась и представила нас троих вместе — меня, Лиззи и Роберта, держащихся за руки. Роберт был без повязки. Лиззи почему-то выглядела лет на двенадцать. Улыбаясь друг другу, мы спускались с зеленого, залитого солнцем холма, и мое свободное платье слегка топорщилось на животе. Мысль оказалась до того сладостно-приятной, что, когда я открыла глаза, нижние веки были полны слез.

— Смотри, — ахнула дочка, дернув меня за рукав блузы.

Опустив взгляд, я увидела золотистые искорки, танцующие в глубине воды.

Глава 38

За тем, как Ланц пробует сваренное мной зелье, я наблюдала, затаив дыхание. Сердце просто выпрыгивало из груди. Я с такой силой сжимала кулаки, что пальцы онемели и я перестала ощущать собственные руки.

Ланц, если и нервничал, вида не подавал. Я чувствовала волны нетерпения, что исходили от его мощной фигуры, видела, как часто, в предвкушении вздымается его широкая грудь и лихорадочно блестят глаза, круглые, как у теленка.

«Он не боится, — внезапно поняла я. — Вернее, он боится, но не выпить отраву, а того, что волшебное снадобье не избавит его от увечья. Господи, этот мужчина так устал от своего врожденного дефекта, что даже не страшится смерти!»

Мысленно я молила бога, чтобы все сегодня закончилось благополучно: Ланц обрел новую внешность и мне не пришлось винить себя в его безвременной кончине.

Лиззи я на всякий случай выставила за дверь, а Роберта в свои планы и вовсе не посвятила: меньше знает — крепче спит. Уверена, он был бы против того, чтобы его личного слугу использовали в качестве подопытного кролика.

— Спасибо, госпожа, — выдохнул Ланц, перед тем как сделать первый осторожный глоток из глиняной чашки в своих руках. — И если что… Если вдруг что… Знайте, я на вас не в обиде.

В глазах защипало. Только что этот благородный добряк попытался снять с меня ответственность за возможные трагические последствия от неправильно сваренного зелья. Это было и трогательно, и больно. Я поняла, что не вынесу неудачи.

— Ну давай, Ланц. Ни пуха!

Камердинер наклонил чашу. Я смотрела, как двигается его кадык, и читала про себя молитву.

Первые несколько минут ничего не происходило. Ланц ощупывал свою раздвоенную губу, которая, словно театральный занавес, открывала взгляду два кривоватых передних зуба, даже когда рот слуги был закрыт. Желудок Ланца, принявший в себя зелье, протестующе урчал. Надежда в глазах мужчины постепенно сменялась разочарованием, взгляд тускнел, спина горбилась.

«Зато не отравился», — подумала я, тоже слегка разочарованная, и тут Ланц ойкнул. По его богатырскому телу прошла волна крупной дрожи. Застонав, камердинер схватился за лицо, из-за чего не получалось понять, что происходит с его губой и происходит ли. За эти пару секунд неизвестности я вся покрылась холодным потом.