Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...

Шукаку мог болтать за двоих – это факт, причём трепался он легко, и не возникало никаких неловкостей, стеснения и прочих неприятных вещей, когда один готов поговорить, а другой привык отмалчиваться.

Но вот то, что тануки мог чесать языком и за троих...

Впрочем, и Гаару, и Хинату это устраивало: первый больше любил – ну как, любил, полюбил за последнее время – слушать, изредка вставляя реплики, вторая же всю жизнь была слишком робкой, чтобы к тринадцати годам стать говорливой. Разговор шёл ни о чём, о всяких глупостях, начиная от погоды и заканчивая причёской сестры Собаку. Почему этот вопрос был так важен Шукаку, выяснить не удалось.

Речка мирно журчала в паре метре от ступней. Песок успел нагреться солнцем, и порою кто-то из тануки – Хьюга так и не догадалась, кто именно, хотя подозревала обоих – гонял песчинки туда-сюда, случайно задевая босые ноги разувшейся Хинаты. Девочка смеялась в ладонь от щекотки и смущалась.

В общем – почти идиллия, не целиком потому, что Хинату беспокоило странное волнительное предчувствие, предвкушение.

Наконец, она решилась спросить.

– Знаете... Я последнее время чувствую что-то такое... Будто что-то будет, не хорошее и не плохое, но будет... Это трудно объяснить, но ощущение, как перед праздником...

– И кажется, что вскоре что-то изменится? – вдруг закончил за неё Гаара.

Собаку и Хьюга переглянулись. Каждый считал свои ощущения индивидуальными, личными, и удивительно было осознать, что это не так.

Шукаку усмехнулся.

– Полнолуние близится, – загадочно изрёк он и лёг на спину, закинув руки за голову. – Полнолуние близится...

Гаара окаменел.

Полнолуние – это мертвенный свет, жуткий, холодный.

Полнолуние – это боль в висках, такая, что хочется кататься по земле.

Полнолуние – это кровь, так как песок желал её в ночи выросшего за месяц светила темноты.

Полнолуние – это гипнотизирующая его красота серебра.

Полнолуние.

– Полнолуние... Это важно? – спросила Хината.

– Типа того. Это особенные ночи, и кто-то решил, что тануки не будут в это время спать.

– Это как?

– Тануки не могут спать в полнолуние, физически не могут. Мы не чувствуем такой потребности, и не уснём, даже если очень захотим.

– Да неужели? – скептически сказал Собаку, очнувшись.

– Сам увидишь, – парень махнул на друга рукой, мол, всё потом. – А вы, Юсуи, просто чувствуете приближение. Не то, чтобы совсем не влияло, но спать, насколько я знаю, можно спокойно и без проблем.

– Так значит, всего лишь полнолуние?

– Но-но-но, полнолуние – это не всего лишь.

У Шукаку был настолько серьёзный, и в тоже время комичный вид, что девочка не сдержалась и улыбнулась. Парень же краем глаза заметил, что Гаара, прикрыв глаза, тоже кривит губы в жалком её подобии.

Внезапно он понял, что что-то не так. Тануки прислушался. Видимо, Собаку и Хьюга почувствовали тоже самое, так как замерли, стараясь громко не дышать.

Тишина была почти осязаемой.

– Вам не кажется, что стало... – начал Шукаку, – тихо?

– Слишком тихо, – добавил Гаара.

– Птицы замолкли.

Слова Хинаты звучали особенно тревожно.

Вдруг на противоположно берегу кто-то потревожил заросли. Оглушительно громко сломалась ветвь. Все трое вскочили на ноги, Хината инстинктивно расправила неубранные крылья, песок под ногами ожил.

Неизвестный показался и оскалился.

Хьюга побледнела от ужаса.

Запах дождя не был свежим, только не в месте, где ливни чаще солнца. Конан стояла на самом краю крыши, и у постороннего наблюдателя могло возникнуть впечатление, будто женщина хочет броситься с крыши. Знающие же люди осторожно на неё оглядывались и шептали:

– Госпожа Ангел присматривает за нами...

На высоте хорошо думалось. Хаюми поняла это при первом полёте на ненастоящих бумажных крыльях. Ещё мысли неплохо ложились во время дождя, но это было тогда, когда ей было двадцать, а Яхико мог смеяться, а сейчас – приелось, хотя льющаяся с небес вода, в данный момент слегка ослабившая свой поток, успокаивала.

Раньше успокаивала.

Свиток, который она зажимала в руке, ничем не отличался от тысячи таких же, на нём были непонятные письмена и её имя.

Конан вздохнула.

Ей уже почти тридцать, полжизни за спиной, и поздно же принимать полумифическое предложение Шио на... на что?..

На лучшую жизнь?

На другую жизнь?

На силу, за которой потянулся Дейдара?

На вечность, на которую позарился Сасори?

Глупости, ей это не надо.

Вдали виднелся утёс. Его корни были спрятаны в скалах, а склоны были настолько крутые, гладкие и никому не нужные, что его вершина так и не была открыта кем-то. Хаюми так ни разу и не смогла туда долететь, так как слишком высоко, и бумага размокала.

Это – её порог.

А вот бы добраться, на настоящих крыльях...

Нагато было хуже. Его истаявшему организму почти не надо было есть.

Тяжело.

Как с тугой перевязкой – не дышится.

Женщина развернулась спиной к тучам, дождю и утёсу. Ей стоило поменьше об это думать, но так тянуло в небо, так хотелось сбросить всё с себя...

Вдруг свиток в руке растаял. Просто исчез, словно его и не было, и Конан, поражённо посмотревшую на свою ладонь, чьи пальцы только что сжимали вполне себе материальный объект, обдало лёгким ветерком. В следующее мгновение позвоночник пронзила боль, перед глазами – вспышка.

Хаюми ахнула и без чувств упала на холодный бетон.

*По татами не принято ходить босиком, лучше в носках. В крайнем случае ноги должны быть идеально чистые и эстетически красивые. Особенно строго это относилось к женщинам. В неформальной обстановке на это обращают внимания не так сильно, а уж в мире «Наруто» тем более, где все носят сандалии. Но здесь другая ситуация, некий официоз, к тому же в клане Хьюга явно чтят традиции (это можно судить по одежде Хиаши в манге/аниме)

**Татами – соломенная циновка в японском доме (сейчас ещё и способ измерения комнат/квартир в противовес нашим квадратным метрам). Обычно края татами, чтобы не «пушились», обивают хлопком, но если семья/владелец дома богата/богат – шёлком.

***Имя «Ханаби» означает «фейерверк».

****В каноне Ли говорит это Гааре, впервые встретившись с ним после экзамена.

====== Глава 31. Асуры ======

Крылья Хинаты трепетали. Девочка чувствовала напряжение каждым прямым пером, каждой клеткой скованного судорогой тела. Кончики пальцев чуть дрожали.

Первая эмоция – страх, ужас перед гадким обликом монстра и подсохшей крови на его изломанных пальцах.

Подсознательное ощущение – отторжение. Неприятие неизвестной твари как части самого мира, невероятное по своей величине отвращение.