И королевство в придачу 4
Шрифт:
— Ладно. Вам виднее, — закругляю разговор. В конце концов это их дело, где жить. Мне какая разница? У меня другие планы. И в них возвращение не предусмотрено. — Тогда договорились. Ждите меня здесь. Вернусь так быстро, как только смогу. Ну, а если не вернусь — простите. Значит, что-то случилось... не смог.
— Удачи тебе, атаман. Береги себя. А мы дождемся.
Обнялись на прощание, неожиданно крепко, будто не несколько дней знакомые, а не один пуд соли съели вместе. Из дома так тепло не провожали. Даже в груди защемило. Ладно, хоть за околицу провести не пытались...
Я взял коня за уздечку и вышел в ночь, не оглядываясь. Потому что возвращаться сюда больше не собирался… Разве что все пойдет совсем не так, как задумал. Жизнь она такая… любит
Глава 26
Хорошо, когда есть конкретная цель и все, что нужно, это ее достичь. Причем не имеет значения в какой срок. Голова освобождается от лишних мыслей, и наступает настоящая гармония, как с самим собой, так и с окружающим миром. Ты становишься свободен от душевных терзаний, построения планов, размышлений о том, что было бы, если бы… ты просто двигаешься по пути к цели, словно выпав из канвы мироздания. Сам по себе. Поскольку в прошлом — там, откуда ты вышел, тебя уже нет и ты ничего не можешь изменить, а в будущем — там, куда идешь, тебя еще нет и, соответственно, ты тоже никак не можешь повлиять на ход событий. Тебя уже нет, для тех, кто остался позади... И еще нет, для всех, кто только должен встретиться, а сейчас даже не подозревает о твоем существовании. Такая промежуточная репетиция смерти для окружающих и всего мира.
Звучит немного грустно, а на самом деле всего лишь пауза. Мир прекрасен. Особенно ранним утром, когда солнце уже взошло и сверкает лучами в каплях росы, но еще не припекает, и ты неторопливо покачиваешься в седле, наслаждаясь свежестью и прохладой, особенно приятной в преддверии жаркого дня.
Одно смущает… Нет-нет, да и проскакивают в голове отрывки каких-то картин или звучат слова, которых я не понимаю. Словно на незнакомом языке. Не очень часто, но все же достаточно, чтобы обратить внимание. Во сне пусть... Иногда такое приснится, самому стыдно. Но наяву… Хотя отец рассказывал, что после ранения в голову с людьми разные странные вещи происходят. Один его знакомый рыцарь, получив булавой по макушке, три дня провалялся без сознания, а когда пришел в себя — заговорил на испанском. Из которой раньше знал только несколько богохульств. При этом напрочь забыв родной язык. Так что мне еще повезло.
Карта, которую я снял со стены, указывала, что в графский замок верстах в тридцати. А это, если не галопом, часов пять. В общем, с учетом обеденного отдыха, к вечеру доберусь. Возможно, даже раньше, чем закроют ворота.
Лес редел... Сначала узкая просека дороги понемногу разливалась по бокам небольшими залысинами, уже не нависая над головой. А вместе с тем, как отодвигалась в стороны стена кустарника, отпускала и настороженность, возникающая при любом непонятном шуршании за спиной. Мало кто там прячется? Ну как прыгнет… Да как зарычит…
Так что на треск хвороста, раздавшегося немного впереди и правее, я даже внимания не обратил. И зря. Поскольку, буквально через минуту, подлесок раздвинулся, и из него выскочил, тяжело поводя взмыленными боками, здоровенный лось. Увенчанная тяжелыми рогами голова лесного великана устало клонилась к земле, ноги дрожали, с вислых губ капала пена, но невидимая пока опасность, не позволяла зверю остановиться, погоняя вперед. То есть, прямо на меня…
Обычно лоси избегают встреч с человеком. Хоть драчуны те еще, но все же не хищники. Вот и сейчас, упершись в меня взгляд налитых кровью глаз, лось на мгновение в нерешительности замер. Эта заминка и решила его судьбу.
Раздался еще более громкий треск, и на опушку вымахнул огромный медведь. Не теряя ни секунды, зверь с ходу махнул лапой, целя лосю в заднее бедро. От мощного удара того буквально развернуло и, с громким хрустом костей, бросило на землю. Казалось, исход боя очевиден. Но лось, в последний момент, сумел как-то вывернуться и ударил острыми рогами медведя в опрометчиво подставленный бок.
Медведь зарычал от боли в распоротом, как ножом, боку и, обильно поливая землю
кровью, яростно бросился на неподатливую добычу, терзая ее когтями и клыками. Лось еще вертелся, брыкался, пытаясь задеть врага рогами или ударить острыми копытами, но силы его таяли ежеминутно, а ярость медведя, казалось, только усиливалась.Впрочем, ничего удивительного. Именно поэтому и называют воинов, не чувствующих в бою боли, берсерками. А еще они в запале теряют рассудок. Вот и медведь терзал добычу, которая уже не подавала признаков жизни, пока не превратил лесного красавца в бесформенную кучу окровавленного мяса. А потом и сам упал рядом, обессиленный от кровопотери.
Не могу объяснить, что именно подтолкнуло меня, но все было так, будто кто-то внутри громко приказал: «Добей!» Толком не поняв и половины слов, я спрыгнул из седла, вынул меч и бросился к медведю. Лесной хозяин тяжело поднял голову, глядя на меня полными ненависти глазами, рыкнул грозно, попытался подняться, но на это сил уже не оставалось. И я, подпрыгнув сбоку, со всего маха опустил клинок зверю на шею. Раз, второй… третий…
Взгляд у медведя погас, и он, вздрогнув всем телом, неподвижно вытянулся рядом с добычей.
— Носил волк овец, понесли и волка… — пробормотал я, чувствуя во всем теле необычный прилив сил. Как будто чудесно выспался и только поднялся с кровати. А еще — зверский голод. Я готов был зубами вцепиться в лосиный бок и жевать сырое мясо. И это чувство было таким мощным, что я не сдержался, опустился на колени и стал жадно хлебать кровь, вытекающую из ран на шее медведя. Сопя и ворча от удовольствия.
Когда понял, что больше не могу, иначе лопну, встал с трудом и пошел собирать хворост для костра. Просто бросить столько замечательного мяса мне не давала въевшаяся в подсознание нищета прежней жизни и хозяйственная бережливость. А просто отрезать кусок и унести с собой, не позволяла жаркая погода. Хоть крапивой обкладывай, хоть в тысячелистник и лопухи заворачивай, через пару часов от мяса потянет душком, а вечером останется только выбросить.
Да и зачем спешить? Кто знает, что ждет меня впереди? А тут и хвороста навалом, и вода неподалеку журчит. Даже с опушки слышно. И вообще, за мной же никто не гонится. Какая разница: сегодня вечером я до графского замка доберусь или завтра поутру? Зато спокойно подвялю с десяток кусков и запасусь провизией не менее чем на неделю. Это я только думаю, что граф Ястржембский встретит меня с распростертыми объятиями, а на самом деле вполне может даже и спасибо не сказать, и за порог не пустить.
У вельмож свои прихоти... Кого-то, ни за что, могут золотом осыпать, а под плохое настроение — и самого верного слугу — псами затравить. Так что небольшой запас провизии лишним не будет. Он, как говорится, на вороте не виснет и пояс не оттягивает.
Сушняк действительно, как говорится, под ногами валялся. Так что не прошло и пяти минут, как на опушке горел небольшой, но жаркий костер. Встревоженный конь пасся неподалеку, а я сидел у огня и пытался приготовить себе обед и запас в дорогу.
К моему удивлению, все оказалось далеко не так просто. Мясо то падало из прутьев в огонь, то неожиданно подгорало, то сами прутья перегорали и, мясо снова оказывалось в костре. В общей сложности почти час провозился, испортил не меньше дюжины кусков, — весь упарился, пока сумел-таки запечь первую, более или менее съедобную порцию.
Зато, когда я наконец впился в нее зубами, то мог бы поклясться, что в жизни не ел ничего вкуснее этой — испеченной на огне медвежатины. Нет, что ни говорите, а жизнь прекрасна. Не знаю, что там впереди, но готов поклясться, что все будет хорошо и я таки достигну намеченной цели. Даже несмотря на то, что в данный момент и близко не представляю, чего именно хочу. Хотя… если задуматься, разве в мире так много настоящих ценностей? Богатство, власть, любовь женщины… Вот и все, если не мелочиться, и — не обязательно именно в таком порядке. И я всего этого добьюсь, кто бы или что ни попыталось мне в этом помешать. Пусть даже не пробуют. Им же хуже будет…