Игрушка

"Кстати, - сказал старик, - вот по этой улице если ехать, то через пару вёрст доедите до Никольской церкви".

Чарнота понимающе кивнул.

"Сейчас я вас довезу до вокзала, а сам поеду работать. Теперь я уже не священник, а извозчик. Вот так жизнь распорядилась", - с грустью в 173голосе сказал Сергей Михайлович или теперь уже - дед Сергей - человек, зарабатывающий на жизнь извозом.

"Ну и хорошо - делом займётесь", - мысленно огрызнулся Чарнота.

Недолюбливал он служителей культа. За свою жизнь частенько приходилось сталкиваться ему с лицемерием и цинизмом отдельных представителей этого сословия.

"Отдельных, но не всех, - продолжал он размышлять в том же направлении.
– Да! Не всех!"

Но и сама их главная идея: необходимо быть рабом какого-то триединого существа - бога; никогда ни кем не виденного, вызывала у Чарноты неприятие.

"Ведь, в действительности народ наш был в рабстве у этих представителей бога на земле. Представляли они, представляли бога на земле и допредставлялись - докатились до революции. Теперь вот стонете и воете - "антихрист пришёл!" Антихрист не пришёл, а всегда сидел в вас.
– Он подумал и добавил.
– И во мне".

"Вот мы все, с сидевшими в нас антихристами, и довели страну до такого состояния, что и не понятно теперь: быть России, иль не быть".

Они подъехали к Московскому вокзалу ровно в час по полудню. Привокзальная площадь отличалась активностью движения. Больше всех видов транспорта у вокзала было извозчичьих пролёток. И Чарнота с удовлетворением отметил это (Ему же предстоит быстро добраться до Никольского собора и вернуться обратно).

174 Прежде чем они расстались, Чарнота спросил: "Сергей Михайлович, а во сколько начинается вечерняя служба в соборах?"

"В шесть часов вечера начинается служба во всех храмах Православной церкви", - как-то даже торжественно ответил на вопрос Арсеньев.

"Ну, давайте прощаться, Сергей Михайлович. Спасибо, что подвезли. Сколько я вам обязан за эту работу?" - спросил Чарнота.

"Ну, что вы, Евстратий Никифорович, ничего вы мне не должны. Счастливого вам пути", - сказал старик и тронул вожжи.

"Не знаю, каким он был попом, но человек он хороший", - подумал Чарнота, глядя вслед удаляющейся пролётке.

У вокзальных касс - столпотворение. Касс было несколько и Чарнота встал в ту очередь, которая показалась ему короче остальных.

Когда подошла его очередь и он, чуть ли ни просунув голову в кассовое окошко, чтобы таким образом отсечь назойливых пассажиров, лезущих к кассиру с вопросами и отвлекающих его от дела, попросил продать ему один билет во втором классе, то этой просьбой вызвал у того некоторое замешательство.

"Какие классы, товарищ, что вы говорите? У меня остались билеты только в общем вагоне, плацкартных и купейных нет. Будете брать?" - спросил тот у Чарноты.

"Буду, буду, - поспешил с ответом Григорий Лукьянович.- А когда отходит поезд?"

175 "Поезд номер четыре отходит в 23 часа 45 минут от третьей платформы. Не опаздывайте", - дал дежурный совет кассир своему клиенту.

Чарнота отметил неожиданную дешевизну билета.

"На те деньги, которые удалось выручить от продажи плаща и сапог Александру, я могу прокатиться от Ленинграда до Москвы раз семь", - подсчитал он.

С трудом выбравшись из толпы, окружающей кассовое окошко, Григорий Лукьянович взглянул на вокзальные часы. До начала службы в церквях осталось ещё немногим более трёх часов. Нужно было где-то перекусить. Не изменяя своим правилам - обедать в ресторанах - Чарнота довольно-таки быстро нашёл вокзальный ресторан, но когда попытался в него войти, на пути встал швейцар:

"Мест нету", - гордо произнёс тот.

Чарнота отступил в растерянности. "Как это, "мест нет" - через стекло же видно - зал полупустой", - возмутился про себя Чарнота. Первым желанием было схватить нахала за грудки и... но Чарнота усилием воли подавил это желание:

"Глупо скандалить в чужой стране", - мелькнула мысль. Есть ещё больше захотелось, когда из дверей ресторана вышла группа военных с женщинами, от которых пахло не духами, а вкусной едой. Обрадовавшись, - места освободились, - Чарнота сделал вторую попытку проникнуть в ресторан.

"Мест нету", - также неуклонно прорычал швейцар, вновь загородив собой проход; а на указание Чарноты, что, мол, места уже есть, так как только что из ресторана вышли люди, тот, ещё больше повысив голос, произнёс всё ту же фразу: "Мест нету!"

176 Пытаясь объяснить непонятное для него явление советской действительности, в раздумье Чарнота вышел на привокзальную площадь. Вереница извозчиков ожидала пассажиров. Чарнота подошёл к первому и сел в коляску и распорядился:

"К Никольскому собору".

Извозчик, вместо того, чтобы ехать, повернулся к пассажиру и вопросительно смотрел на него.

"Тебе чего не ясно?
– спросил Чарнота - Я же сказал: к Никольской церкви отвези меня".

" А, - встрепенулся возница, - к церкви. Ну, как же, - поехали".

"Он не знает что такое "собор", но знает что такое "церковь", - усмехнулся про себя Чарнота.
– Эх, мужики, мужики".

Примерно через час они были на месте. Расплачиваясь, Чарнота спросил у извозчика:

"А что, любезный, не знаешь ли ты где тут поблизости можно перекусить?"

"А, как же, обязательно знаю. Вот здесь не далеко по той же стороне пройдёте по Садовой и увидите столовую".

"Что я увижу?" - переспросил Чарнота.

"Столовую, хорошую столовую", - повторил мужик.

Действительно, пройдя в указанном направлении, Чарнота увидел широкую трёхстворчатую дверь над которой были укреплены большие буквы, вырезанные из фанеры и окрашенные в красный цвет.

"Столовая", - прочёл Григорий Лукьянович.

177 Для большого зала столовой народа было не много и новый посетитель без труда нашёл свободный столик и сел за него.

"Столовая, - подумал он.
– Это как в доме: прихожая, кухня, спальня, столовая".

Просидев минут десять, он так и не дождался официанта.

Работница столовой, ловко лавируя между столов со специальной тележкой, так же ловко собирала с них грязную посуду.

"Посудомойка, видимо", - подумал Чарнота.

Наконец, Григорий Лукьянович понял, что посетители столовой сами себя обслуживают. Они на круглых деревянных подносах несли к столикам еду, полученную где-то на другом конце зала, садились, ели и уходили.