Иностранка

Лаура, в задумчивости накручивала локон на ухоженный, наманикюренный пальчик.

– А... А ведь это ещё не вся, так сказать, проблема, - продолжал между тем Василий Никитович.
– Дело в том, что мне также известно о вооружённой группе лендецийцев... да, лендецийцев... И они движутся сюда с юга...

– Кто такие лендецийцы?
– сосредоточенно глядя на Василия Никитовича, задала вопрос Лаура.

– Это тоже революционеры, которые считают, что центральная императорская власть в Гиперборее всем только мешает... очень мешает. И... поэтому лендецийцы перестали подчиняться органам государственного управления... перестали совсем... и решили, что станут добиваться автономии своих земель, расширения прав народа... И... разумеется, свержения монархии.

– Что ж, это весьма оригинально, но понятно, - довольно спокойно произнесла девушка, явно не осознавая всей опасности складывающейся ситуации.

– Это, конечно, хорошо... очень хорошо, что Вы во всём разобрались, мадмуазель Рейнгольд... Но вот а... а что мы делать-то будем?

Лаура призадумалась. Она вдруг поняла, что совершенно не умеет принимать никаких решений. Всё что было нужно за неё всегда решали маменька с папенькой. И девушка, особо не пытаясь научиться мыслить самостоятельно, просто понимала, что рано или поздно её выдадут замуж, и тогда уж вся ответственность за её жизнь автоматически переложится на её супруга. Кроме того, попытавшись подумать о важной проблеме, пожалуй, первый раз в жизни, молодая графиня неожиданно вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего утра. Об этом она и сообщила Главному незамедлительно. И тот, горестно вздохнув, распорядился подать девушке завтрак.

В то время как графиня, следующая всем нормам приличия, чисто из вежливости пыталась доесть до конца абсолютно безвкусную пищу, к ней прибежали Мишель и Роджер. Они объявили, что лошади отнятые было гиперборейцами, стоят теперь у крыльца и что Дунька оказалась ужасной женщиной. А когда Лаура, с трудом прожевав очередной кусок, спросила у них, что случилось, горничная рассказала ей, что эта баба пыталась просватать её за одного из своих родственников и просватала бы, если б ни пришёл сестре на выручку Роджер.

В полдень Василий Никитович во всеуслышание объявил, что пора собираться; правда, куда именно собираться, не пояснил. После этого объявления в деревне началась какая-то неописуемая суматоха. Местные жители носились туда-сюда, таскали какие-то узелки и котомки, куда-то волокли живность и вовсю размахивали жёлтыми тряпками, а Василий их вылавливал по одному и заставлял собирать его вещи. Графиня же и её спутникам пришлось выбежать на улицу, не окончив завтрака, так как Главный кричал на всю деревню, что подожжёт чиновничий дом. Правда, в итоге, он, конечно, ничего жечь не стал, но зато всех переполошил чрезвычайно сильно. А затем, когда выяснилось, что у Василия есть двухместная пролётка, в которую он уже успел накидать своих чемоданов, Лаура, наконец, поняла, что и ей надо торопиться и приказала Роджеру, немедля ни секунды, пробудить кучера Жоржа, впрячь лошадей и уложить в экипаж, возвращённые местными жителями вещи.

А около трёх часов дня перед Лаурой, наблюдавшей за тем, как Роджер пытается взгромоздить на место кучера сонного Жоржа, неожиданно предстал белый как снег Василий Никитович. Он был настолько бледен, что Лаура Альбертовна даже посчитала должным изобразить на своём лице испуг и поинтересоваться о его самочувствии. Главный же, от страха еле державшийся на ногах, приблизился к графине вплотную и прошептал, склонив голову:

– Je sens que me tueront aujourd"hui.

– Да, что это Вы, месьё, - несколько легкомысленно ответила ему мадмуазель Рейнгольд также по-французски.
– С чего Вы взяли, что Вас убьют? Да, ещё и сегодня? Пфф... И почему вообще кто-то должен быть убит сегодня. Ведь убийство это такое выходящее из ряда вон событие, которое и происходит-то не чаще чем раз в несколько десятилетий. Да, по крайней мере у меня на Родине всё именно так: никто никого не убивает. И в этой стране разве должно быть иначе? Ах, Василий Никитович, я прошу Вас... Не изводите себя! Всё будет хорошо!

Однако слова молодой барышни почему-то слабо успокоили гиперборейского революционера, точнее не успокоили вовсе. И он попросил графиню пойти с ним к окраине деревни и поглядеть не приближаются ли анархисты. Немного подумав, девушка согласилась пойти с ним. И вот уже минут через пятнадцать они стояли у крайней деревенской постройки и разглядывали расположившуюся перед ними занесённую мокрым и липким снегом равнину. На горизонте темнел лесок, и Василий уверял иностранную графиню, что именно в нём и скрываются сейчас анархисты. "Да, нет там никого. Перестаньте Вы волноваться в конце концов!" - произнесла Лаура довольно резко и предложила Главному вернуться обратно.

Когда они возвратились в деревню, то увидели, что все жители собрались на площади вместе со своими вещами, лошадьми и прочей скотиной. К Главному тотчас подбежала Дунька и стала воодушевлённо говорить о том, что хотя все мужики и бабы очень напуганы приближающимся нападением, но ради мировой революции готовы драться вилами и топорами за светлое будущее. От её слов Василию стало ещё страшней, и он на некоторое время даже потерял дар речи.

А между тем, начинало вечереть. Лаура с Мишель сидели теперь в экипаже, и горничная ныла плаксивым голосом: "Вот, что это за страна такая. Холодно и все кругом воры, да ещё и поесть некогда. Вот сидишь тут и ждёшь, только неизвестно чего. И снег, везде этот нескончаемый снег, у нас ведь никогда не бывает столько снега, верно, Лаура Альбертовна, мисс". Графиня машинально кивнула головой, ей было совсем не до природных явлений, она думала о том, стоит ли ей уехать из деревни, не дожидаясь развязки событий, или всё-таки анархисты окажутся-таки глупой выдумкой Василия Никитовича и она сможет спокойно провести в бывшем чиновничьем доме ещё одну ночь.

Неожиданно чей-то громкий мужской голос возвестил: "Идут! Они идут!" И тут началось. Со всех сторон раздались писк, визг, плач, люди забегали из стороны в сторону, и отовсюду донеслись ругательства. Лаура выглянула в окошко экипажа и тут же увидела Василия, размахивающего золотым знаменем. "Отступаем!
– орал Главный.
– Уходим к дороге!" Затем он ещё крикнул что-то ободряющее, но его голос потонул в общем гаме. А буквально через секунду местные, схватив своё имущество, детей и животных толпой ринулись к дороге. К той самой дороге, которая проходила мимо деревни и с которой сутки назад свернула Лаура Альбертовна. "Прощайте, мадмуазель Рейнгольд! Прощайте, будьте счастливы в браке!
– померещился среди прочих голосов Лауре крик Главного.
– Моя жизнь теперь кончена! Прощайте!"

– Куда едем?!
– выкрикнул Жорж.
– Мисс, скажите, куда мы едем?!

– Давай, пока следом за всеми, а там, видно будет, - ответила кучеру Лаура, совершенно не понимая, что ей делать в данной экстраординарной ситуации.

От деревни до дороги езды было минут пятнадцать не более. Но и это расстояние оказалось весьма непросто преодолеть, так как за социалистами галопом гнались анархисты. Раздались выстрелы, и мимо графского экипажа пронеслось несколько пуль. Госпожа и горничная при этом взвизгнули и моментально закрыли уши руками. Коляску резко качнуло, Лаура, подняв ноги с пола на сиденье, вжалась в стенки экипажа и зажмурилась, а Мишель выглянула в окно. И когда горничная увидела, тот предмет, который им пришлось так неожиданно объехать, она чуть не лишилась чувств. Позади в снегу на дороге лежало тело убитого крестьянина, а мимо графского экипажа пролетали всё новые пули. Анархисты с воплями: "Долой социализм! Долой партии! Долой государство!", обгоняя крестьян, гнались за пролёткой Василия, желая, видимо, подобным образом в чём-то переубедить Главного или что-то доказать ему. Во весь голос орала Дунька и несколько мужиков вокруг неё размахивали ярко-жёлтыми тряпками. Кучер Жорж, умело управляя лошадьми, обогнал всю эту толпу гиперборейцев и вырвался, наконец, к дороге. Но тут сзади донеслись чьи-то вопли: "Стой! Лендецийцы!", и графский экипаж резко затормозил.

Мишель, на этот раз уже вместе с Лаурой, снова выглянула в окно. На пересечении главной дороги и пути, ведущего к ней из деревни, стояли какие-то неопрятные люди с факелами и сучковатыми ветками в руках. "Бей их!" - заорали одновременно лендецийцы, а это разумеется были они, социалисты и анархисты.

– Кого же они собираются бить, если кричат все вместе?
– удивилась Мишель.

– Боюсь предположить, но по-моему друг друга, - дрожащим голосом ответила ей Лаура.

И Лаура оказалась права. Не прошло и секунды, как замершие было на месте гиперборейцы с душераздирающими воплями кинулись друг на друга. Первыми сцепились крестьяне во главе с Василием Никитовичем и лендецийцы, а ещё через минуту к ним подоспели и анархисты. Перекрёсток наполнился криками и стонами и ржанием лошадей. Люди набрасывались друг на друга даже не как звери, а как какие-то обезумевшие, потерявшие лицо существа. Они стреляли, размахивали полотнищами ткани, топорами, вилами и факелами. Они избивали друг друга палками и стремились причинить как можно больше страданий своим противникам.

Графине и горничной стало плохо. От творящегося вокруг у обеих девушек закружилась голова. И тогда дядька Жорж, понимая всю опасность происходящего, дернул поводья и, не дожидаясь приказа госпожи, поспешил выехать из толпы гиперборейцев. Однако, отъехав метров на сто, кучер остановил экипаж и обернулся, Роджер, сидевший рядом с кучером, тоже резко обернулся назад и, на выдохе, произнёс:

– Ха, ну, они и дают! Никогда бы не подумал!

Всмотревшись же в драку повнимательнее и немного успокоившись, лакей добавил уже тоном стороннего наблюдателя, с детским любопытством разглядывая дерущихся: