Интервенция
Шрифт:
Прибывшие фрегаты подошли к городу на расстояние пушечного выстрела и несколькими залпами снесли батарею, защищавшую порт.
— Почему они стреляют?!
— Они на стороне русских! Они поднимают Андреевский стяг!
— Немедленно вывешивайте белый флаг на церкви Святого Петра!
Русскому генерал-майору у распахнутых ворот торжественно вручили ключи от города и хлеб-соль, вступивших в город муромцев приветствовали с самым энергичным, но поддельным энтузиазмом.
— Господин генерал, быть может, мы сможем договориться, и нам вернут наши привилегии? — заискивающе спрашивали бургомистры и ратсгеры, когда Никитина провели в зал приемов Ратуши. — Вы же не тронули нашей веры.
Они
— Ваша религия защищена царским указом о свободе вероисповедания. Что же касается взятки… Согласно моего ультиматума все драгоценные металлы подлежат конфискации! — отчеканил Никитин. — А вы все арестованы как бунтовщики против нашего Императора.
Так закончился славный вольный город Рига и началась его новая жизнь — не по старинному укладу, а по новым законам царя Петра Федоровича.
Прозванный чехами Генералом Мясников признался себе, что явно переоценил свои силы. Собрать со всей Чехии недовольных, сбить их в небольшую армию — это одно, а воевать со всей Австрийской империей — это совсем другое. Он ел себя поедом за то, что подвел своего царя, не понимая, что невероятно помог. Своей борьбой он по большому счету развалил коалицию Фридриха II и Марии-Терезии. Венская паучиха не рискнула глубоко вторгаться в земли Речи Посполитой, имея в тылу такой нарыв, грозивший потерей Богемии.
Сперва его не восприняли всерьез, и все начало развиваться по тому же сценарию, что и у царя Петра Федоровича, когда он двинулся от Оренбурга к Волге. Крестьяне потоком вливались в ряды повстанцев, города и городки делились на тех, которые сами открывали ворота, и на тех, кто всем бюргерством вставал на валы защищаться. Первых лишали пива, вторых имущества и подчас жизни — крестьянская война жалости не знает. Призрак Пугачева восходил над лоскутной империей.
В Вене ситуацию оценили верно, провели нужные параллели, сделали соответствующие выводы. Большая армия, которую планировали отправить на Краков, ударила и рассеяла войска Генерала, просто задавила числом. Он бежал снова в горы — на этот раз в западные предгорья Карпат, — в расчете перебраться в Червоную Русь, и его бегство могло бы превратиться в нашествие, если бы не одно «но». Ему в загривок вцепились граничары-балканцы и егеря-тирольцы. Первые — сербы и хорваты из пограничья с османами — искусством ведения партизанской войны в горах владели в совершенстве и метко стреляли. Альпийские стрелки, штандшюцен, от них не отставали.
Генералу и его людям пришлось тяжко. В долины не спустишься, они до отказа забиты легкой пехотой пандуров и венгерскими гусарами, в Западных Татрах никак не удавалось оторваться от горных егерей. Артиллерию пришлось бросить, в полках начался голод, многие соратники погибли. Нивлта схватили, когда он пытался пробраться в родные Крконоши. Жегак потерял в бою глаз и стал бы похож на Яна Жижку, если бы не был таким увлекающимся оптимистом — ему сделали комиссаром, а к военным вопросам не привлекали. Один Зайдель держался — он командовал авангардом, в то время как Мясников в арьергарде играл в кошки-мышки то с тирольцами, то с граничарами. Увы, с переменным успехом. Длинные балканские ружья с изогнутыми прикладами и легкие ноги альпийцев против мастера засад — счет равный.
После очередной стычки, когда Генерал зажал в ущельев тирольцев и завалил их подрубленными деревьями, удалось ненадолго оторваться от преследователей, перевести дух и устроить совещание с Зайделем.
Встретились в горной хижине, непонятно кому ранее принадлежавшей — то
ли углежогам, то ли браконьерам. Мохнатые ели подступали вплотную к небольшой поляне, громко на камнях шумела узкая речка, напитанная тающим снегом. Его остатки в виде медленно исчезающих куч еще встречались повсеместно в низинах и под деревьями. А выше, на хребтах, все оставалось белым-бело, продолжали сходить лавины, а вершины то и дело заволакивало туманом. Было промозгло и сыро — весна в Татры приходит куда позже, чем на равнине.— Подкрепись! — Антонин поставил перед Афанасием тарелку с горячим аппетитным варевом. — Извини, что без соли, и пива не предложу. Уже забыл, как оно выглядит.
— Что это? — подозрительно уставился Генерал на исходящие теплым паром куски мяса и какие-то клубни.
— Медвежатина и запеченые луковицы диких крокусов.
— Это можно есть?
— Еще как! Люди так оголодали, что жуют кору и рады любой травинке.
— Как мы проведем разутое и раздетое войско на северные склоны? — спросил Мясников, с трудом разжевывая жилистое мясо.
— Будто у нас есть выбор? Сдаться австрийцам — все равно что погибнуть в мучениях. Никто не помышляет о капитуляции.
— Значит, пойдем на прорыв. Где-то за Вислой, между Краковом и Сандомиром, мы найдем союзником — армию гетмана Овчинникова.
— Он нам поможет? — приободрился Зайдель.
— Кто, гетман? Он же человек царя Петра.
— Русский Иван чеху старший брат! Только на него и уповаем! Нам бы лишь утром поднять полки.
Нелёгкой вышла задача заставить солдат отправиться в поход. О колоннах и не помышляли. Двигались вразнобой, отыскивая удобные проходы. Где встречались лесные вырубки, там было полегче. Но часто могли упереться в скальные выходы, вставшие сплошной стеной. Приходилось не подниматься, а искать обходные пути, скрытые лесные тропки, переходить вброд ледяные ручьи и даже шлепать по их руслу. Лошадей берегли больше, чем людей — на них везли раненых и остатки боеприпасов.
Преследователи отстали. Они, наверное, решили, что повстанцы предпочли сдаче смерть. Туда им и дорога. Зачем подставляться под злые укусы отрядов Генерала, имевших преимущество в высоте?
Когда перевалили на северную сторону горных хребтов, Мясников и не заметил. Спуски-подъемы, этого «добра» хватало последние два дня. Лишь когда солнце разогнало туман и его взору открылась обширная равнина с квадратиками возделанных полей, а в верстах ста блеснула серебром лента большой реки, он понял, что они справились. Оставался последний рывок.
Склон Западных Татр, смотревший на Вислу, оказался круче, чем южный. Лошадей пришлось спускать на канатах. Люди, выбиваясь из последних сил, все шли и шли, окрыленные надеждой, что все близится к завершению.
Но их надеждам не суждено было сбыться. Когда до завершения спуска осталось совсем чуть-чуть, Генерал разглядел в подзорную трубу стройные порядки австрийских линейных войск в белых мундирах. Пушки смотрели в сторону гор. Кавалерия гарцевала на флангах. Богемские полки ждала последняя битва.
(1) Ливонезы — серебряная монета, которую чеканили в Риге в 1756–57 для обращения в Лифляндии. Из-за сложности изготовления быстро прекратили. К 1760-м они практически исчезли из обращения.
Глава 15
— Пан гетман защиту жидов не признает делом для общей безопасности необходимым?
Овчинников закатил глаза и крепче вцепился в свою булаву. Вот вечно с евреями так: спросишь их по-человечески — «чего вы от меня хотите?», — а в ответ получишь вопрос, а не четкий и ясный ответ. Везде одно и то же — в Умани, на Волыни и даже здесь, на берегу Вислы.